Жизнь человека в Церкви выражается в участии его в Таинствах, так как именно чрез них он проникается спасающей благодатью Божьей. По словам Николая Кавасилы: «Таинства – вот путь, который начертал нам Господь, дверь, которую Он  нам открыл… Вновь проходя по этому пути и через эту дверь, Он возвращается к людям»[193]. Для достижения человеком спасения, единения с Богом, к чему он и был призван, приобщения к искуплению, которое совершил Христос, человек должен войти в Церковь – мистическое Тело Христово. И уже здесь, при вхождении в Церковь, человек сталкивается с понятием Таинств, потому что дверью в Церковь является именно Таинство Крещения.

Раскрывая внутреннюю суть Таинств, митрополит Сурожский Антоний говорит: «Мы призваны так соединиться со Христом, чтобы стать реально частицами, членами Его Тела - так же реально... как веточка соединена с лозой, как часть дерева составляет одно с самим деревом... то есть быть едиными с Ним не только душевно, не только в каком-то переносном смысле, но всем существом, всей реальностью бытия нашего... Мы призваны также... быть храмом Святого Духа, местом Его вселения... Мы призваны так соединиться с Богом, чтобы все наше вещество было Им пронизано, чтобы не было ничего в нас - ни в духе, ни в душе, ни даже в плоти нашей - что не было бы охвачено этим присутствием... Мы призваны, в конечном итоге, гореть, как купина неопалимая, которая горела и не сгорала. Мы призваны... стать «причастниками Божественной природы» (2 Пет. 1. 4)... Мы призваны стать сынами, дочерьми, чадами Бога и Отца... Ничего из этого достичь своими силами человек не может. Мы не можем ни своими силами, ни своим желанием стать частицей этого Тела Христова, мы не можем своими силами соединиться с Духом Святым, мы не можем стать участниками Божественной природы... Способ, которым это может случиться - это таинства Церкви... Таинства являются действиями Божьими, совершаемыми в пределах Церкви, в которых Бог Свою благодать дает нам посредством... вещественного мира... В таинствах Церковь доводит до нас благодать, которую мы не способны стяжать иначе, даже великим порой подвигом, - доводит ее до нас как дар, через вещество этого мира: воды Крещения, хлеб и вино Евхаристии, миро Миропомазания... Церковь древности... говорила о трех, о пяти, о семи, о двадцати двух таинствах... Вещественный мир, хотя он порабощен греху, хотя, по апостолу Павлу, он стонет, ожидая явления сынов Божьих (Рим. 8:19-22), сам по себе он чист и безгрешен. И вот Бог берет этот мир, это вещество, его соединяет непостижимым образом с Собой, и оно нам приносит ту благодать, до которой мы не умеем подняться»[194].

По классическому определению, данному в «Исповедании православной веры», «Таинство – есть священнодействие, в котором под видимым знаком верующему сообщается невидимая благодать Божия»[195]. Церковь является продолжением Пятидесятницы, и поэтому таинством, в широком смысле, считается вся жизнь христианина в Церкви от купели Крещения и до погребения.

На данный момент в Православной Церкви под влиянием латинского схоластического богословия принято определять число Таинств как семь. Сформировалось учение о семи таинствах на Западе к XII веку и подтвердилось на Тридентском соборе, отсюда проникло к нам на Восток. В XIII веке уже цитируется в «Исповедании» Михаила Палеолога и провозглашается на Лионском соборе 1274 году. А в «Посланиях Восточных патриархов» (XIX век) к этому числу уже прибавляется решительное «ни больше, ни меньше». Хоть, например, «еще в XV веке митрополит Еффесский Иоасаф называет десять таинств, святой Дионисий же говорит о шести, а святой Иоанн Дамаскин упоминает только два»[196].  Некоторые святые к списку Таинств причисляют пострижение в монахи, освящение храма, погребение, освящение воды и так далее.

Таким образом, «обычай считать количество таинств не является древней традицией: он был заимствован из Католической Церкви... Все существующее в Церкви и принадлежащее ей - суть благодатно и таинственно. Наши молитвы, благословения, добрые дела, мысли, поступки - все участвует в «жизни бесконечной». А все греховное и мертвое освящается и оживает силою Бога Отца, во Христе и Святом Духе. Так, через Господа, все становится таинством, частицей Таинства Царства Божия, переживаемой уже сейчас, в этом мире»[197]. Хотя, протопресвитер Иоанн Мейендорф, касаясь проблемы числа Таинств, говорит, что такое быстрое принятие византийскими христианами учения о семи Таинствах, «стало результатом не только влияния латинского богословия, но и средневекового восхищения Византии символическими числами…»[198]. По словам диакона А. Кураева, «отцы знают одно таинство — “таинство нашего спасения”, таинство обожения. И это таинство совершает себя в ненумерованном числе действий христианина»[199].

Хорошее определение Таинству дал архимандрит Иустин (Попович): «Все в Церкви есть святое таинство. Всякое священнодействие есть святое таинство. И даже самое незначительное? - Да, каждое из них глубоко и спасительно, как и сама тайна Церкви, ибо и самое «незначительное» священнодействие в Богочеловеческом организме Церкви находится в органической, живой связи со всей тайной Церкви и самим Богочеловеком Господом Иисусом Христом»[200].

Немалое значение имеет в таинстве обрядовая, символическая сторона. О ней пишет отец Павел Флоренский: «Обряд помогает человеку вступить в общение с Богом и остаться в живых. В этом смысле обряд необходим как путь восхождения к святыне Таинства… посредством обряда возвращаемся от святыни в жизнь и без обряда не смогли бы снова участвовать в ней»[201].

В Таинстве все видимые действия совершает священник, но невидимо («μυστήριον» - «тайна», сокрытая вещь) в нем действует благодать Божья, и священник лишь служитель Таинства, но никак не совершитель его.

Рассмотрим некоторые из Таинств, в обряды которых прихожане вносят немалую толику языческих пережитков, предрассудков, суеверий.

Крещение и Миропомазание. «Мы привыкли говорить о них как о двух Таинставах, но реально Миропомазание совершается вместе с Крещением, одно не отделяется от другого, человек крещается и миропомазывается одновременно… в Православной Церкви Крещение и Миропомазание - это по сути одно Таинство»[202]. По словам святителя Симеона Солунского: «если кто не получил миропомазания, тот не совершенно крещен»[203]. В Таинстве Крещения человек ветхий умирает со Христом и уже новым человеком выходит из купели крещения. Он должен родиться второй раз, но уже не от плоти и крови, а «от воды и Духа» (Ин. 3. 5). Троекратное погружение (а не обливание, которым крестят католики, да и некоторые православные священники[204]) крещаемого имеет огромную символическую нагрузку. Крещаемый, трижды погружаясь в воды купели, в знак трехдневного пребывания во гробе Спасителя, умирает со Христом, нисходит с Ним во гроб (Купель) и воскресает с Господом уже для новой жизни. В Крещении в него бросается семечко веры Христовой, которое на протяжении жизни крещаемый должен будет взрастить.

В понимании прихожанами обрядов (буквально – то внешнее, что обряжает Таинство, придает сакраментальному содержанию видимую форму) этого Таинства, есть много суеверного. Во-первых, священник встречает решительный протест со стороны прихожан крестить несколько младенцев сразу. Есть мнения, что от этого, якобы, теряется сила благодати, подаваемая крещаемому, что говорит о  неправильном понимании благодати. А как тогда объяснить крещение целыми семьями (например, крещение Лидии и ее домашних - Деян. 16. 15) и даже народами, - крещение Святым Владимиром Руси и так далее?

Во-вторых, это пристальное  внимание за поведением самого крещаемого младенца: если тот плачет, то  это плохо, так как родители оставили ему большую греховную наследственность, которую вымолить очень сложно. Заостряется внимание на самом незначительном: ровно ли горят свечи у восприемников (если нет - дурной знак), при отречении от сатаны восприемника учат, чтобы он дунул и плюнул  обязательно через левое плечо, а не на запад, как предписывает Требник и так далее. А самое главное - это момент пострижения волос, не дай Бог воск, в который священник заворачивает волосы, утонет в купели, приговор однозначный – не жилец младенец на этом свете.

Особый подход и в выборе восприемников. Смотрят не на благочестие и воцерковленность, а на количество: в некоторых областях Украины и Беларуси (особенно развито это на Полесье) число восприемников равно шести. «Если же, иногда, к принятию крещаемого от купели приглашаются не двое, а большее число лиц, - пишет протоиерей Певцов В., в своих «Лекциях по церковному праву», - то обрядовые действия при Крещении должна исполнять только одна пара, назначенная родителями или родственниками крещаемого; только она одна признается в качестве восприемников и вписывается в церковные документы (Указ. Св. Синода 18 Июня 1834 г.), а прочие лица считаются не более, как свидетелями Крещения, присутствующими при нем ради большей торжественности»[205]. Древняя же практика говорит об одном[206] восприемнике, для девочки - женского пола, для мальчика – мужского.

Большое значение имеет ритуальное поедание каши после крещальной трапезы. Заранее сваренная в глиняном горшке каша в конце трапезы раздается каждому приглашенному (уйти раньше подачи за стол каши считается верхом неуважения к хозяину), после чего горшок разбивается на мелкие куски, затем эти куски считаются: чем больше осколков, тем счастливее будет жизнь у младенца, тем больше денег, материальных ценностей и так далее.

Появляются и особые «чины» крещения младенцев: «вряд ли нормальной можно признать ситуацию, когда некоторые священники сквозь пальцы смотрят на новейшие рецидивы языческого сознания у своих прихожан (например, такие «обычаи», как изобретенный некоей «схимонахиней» чин «крещения» нерожденных младенцев, который является попросту антицерковным, употреблением некоей «чисточетверговой» воды и так далее)»[207].

Уместным советом пастырю будет завести на приходе обычай предкрещальных бесед с восприемниками, родителями крещаемого, где будет объясняться смысл молитв, священнодействий, обрядов. Уместным будет и совет пастыря причаститься восприемникам. Есть практика объяснения священнодействий непосредственно при совершении, что актуально при отсутствии времени у священника.

Евхаристия. Есть поистине «Таинство таинств», ибо в контексте его, особенно в древности (к большому сожалению, сейчас эта практика практически забыта), получали свою актуализацию все Таинства и священнодействия  в христианской общине.

В этом Таинстве хлеб и вино прелага­ются (ни в коем случае не транссубстанциируются[208], как утверждают католические богословы, сущность хлеба и вина остается) Духом Святым в истинное Тело и в истинную Кровь Господа Иисуса Христа, а затем верующие приобщаются их для теснейшего соединения со Христом в жизнь вечную. Без этого единства невозможно достижение спасения («Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» - Ин. 6. 53), ни пребывания человека в сакраментальном Теле Церкви («Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем… ядущий хлеб сей жить будет вовек» - Ин. 6. 56, 58).

На Литургии Тайная вечеря не просто воспоминается, ибо этого не достаточно, а также и не повторяется, потому что это невозможно. За главным нашим богослужением, превосходя время и пространство, совершается именно та самая Вечеря, которую совершал Христос в Сионской горнице. Действие это носит не столько исторический, сколько онтологический характер. И мы на Литургии в окружении апостолов и всей невидимой  Небесной Церкви реально, а отнюдь не символически, приобщаемся Христу.

Немало внесено прихожанами суеверий (и не только вина прихожан, зачастую сами пастыри дают повод к суевериям[209]) применительно и к этому Таинству. Самое распространенное - это запрет на частое причащение Святых Таин. Якобы, человек недостоин принимать Бога в себя, поэтому делать это часто будет кощунственным перед Богом. Твердящие подобное забывают, что Тело и Кровь Спасителя есть лекарство против болезни греха, Они попаляют сами начатки греха в человеке, помогают двигаться далее по лестнице жизни вверх ко Христу. Это и есть та рука Божия, которая поднимает нас, когда мы падаем на земном пути. Вот почему нам надо стремиться максимально часто участвовать в Трапезе Господней, как это делали первые христиане, на что указывали наши Святые: праведный Иоанн Кронштадтский, Святитель Феофан Затворник. Архимандрит Киприан (Керн) говорит, что мы должны «Участвовать в сегодняшней Тайной Вечере. Причащаться не раз в год или еще реже, a как можно чаще, много раз в году, если можно, постоянно, чтобы быть в постоянной, неразрывной связи с мистическим Телом Христовым, с Церковью, чтобы воцерковиться и не выходить, не выпадать из этой тесной связи с нею. Причащаться с полным сознанием и дерзновенным желанием именно этого обожения нашего естества. Причащаться, чтобы стать единою Плотию с Христом, как учили святые отцы древности, чтобы, по учению апостола Павла, быть усыновленными Богу, стать сынами Божиими в единении с Сыном Его, обоженную Плоть Коего мы вкушаем в евхаристическом причащении»[210].

Следующим суеверием является запрет на Причащение в праздники, перед которыми следовали посты – Пасха, Рождество, Успение Пресвятой Богородицы, Святых апостолов Петра и Павла. Якобы потому, что после Причащения последует разговление, то есть будет вкушаться мясо, которое «осквернит» человека. Суеверие это не ново, и оно решительно осуждается Церковными правилами. 51-е Апостольское правило гласит: «Если кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священного чина, удаляется от брака, мяса или вина, не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что все добро зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил вместе и таким образом клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен от священного чина, и отвержен от Церкви. Так же и мирянин»[211]. И вообще, как можно не Причаститься на Пасху, когда звучит такой призыв Святителя Иоанна Златоуста: «Постившиеся и непостившиеся - возвеселитесь сегодня! Трапеза полна пищи! Наслаждайтесь все! Телец огромный: пусть никто не уйдет голодным!» (?!)[212].

Покаяние. Очень хорошо показывает глубину смысла этого Таинства его греческий перевод. Греческое слово «μετάνοια» - это «перемена ума», «перемена образа мысли». Также является величайшим Таинством, ведь в нем верующий человек может начать все сначала, причем на основе прошлого опыта, который может послужить уроком в борьбе с конкретным грехом. Покаяние – это не только раскаяние в содеянном, раскаялся ведь и Иуда, но что-то предельно большее. По словам епископа Илариона (Алфеева), «…это обращение нашего ума к Богу… Во время исповеди нужно найти в себе силы встать лицом к лицу с Богом, поставить себя перед правдой Божьей, перед судом любви Бога милосердного». В исповеди человек просматривает свою совесть (именно совесть, как жизнь - внутренний мир, в совокупности с  внешним) через призму Евангелия. Человек как бы говорит себе: «Вот я, как есть, а вот Христос и Его нагорная проповедь». Главное здесь искренность. В одной из своих проповедей о «покаянии» Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Ты согрешил? Войди в Церковь  и покайся в своем грехе… Ты уже старый, а все еще грешишь? Входи [в Церковь], кайся; ведь тут Врач, не судья; тут не допрашивают, тут отпускают грехи»[213].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15