истории), но и в собственно мифологическое, воспроизводя, например, сюжет

борьбы громовержца с его противником или историю творения мира. В этих

легендах отсутствует и сниженный статус персонажей. Так громовержца старого

мифа может замещать бог, а противника – дьявол. Показательно, однако, что

есть варианты легенд где громовержец трансформируется не в бога, а в Илью-

пророка. Встречаются и случаи, когда противник выступает под своим прежним,

дохристианским именем (или в результате инверсии получает имя самого

громовержца), но мыслится при этом дьяволом, громовержец же, обычно,

превращается в персонаж новой системы. Такие тексты (у которых снижен не

статус героев, а лишь ценность самого жанра), видимо, вызваны

необходимостью соотносить главные сюжеты с высшими уровнями системы или

воспроизвести сюжеты, немыслимые без главных персонажей этой системы. Таков

сюжет творения, широко представленный в так называемых «дуалистических»

космогонических легендах (например, в русской легенде о том, как дьявол и

бог создают мир: бог создает землю, дьявол – горы и т.п.). в типологическом

аспекте эти легенды сопоставляются с мифами о культурных героях

трикстерского типа (например, полинезийский Мауи), создающих острова и

т.п.; в функциональном же аспекте они представляют собой восполнение

дуалистичной структуры мифологической системы в условиях, когда

доминирующая система (христианство) лишено дуалистичности. Легенды этого

типа представляют собой одновременно и инновацию, и архаизм (так как данная

инновация по своей природе должна быть архаизирующей, восстанавливая в

позднейшей системе сюжеты и функции, которых ей недостает по сравнению с

более ранними). Несмотря на мифологическое время и соответствующих

персонажей, эти легенды все же кардинально отличаются от мифов тем, что

носят маргинальный характер в системе и не имеют непосредственной связи с

культом. Характерно, что ряд легенд о боге (или святых) и дьяволе включает

мотивы не креационные и этиологические, а, скорее, анекдотические.

Помимо легенд, действие которых происходит в историческом и

мифологическом времени, европейская традиция знает и легенды, протекающие в

абстрактном, неуточненном времени. Однако, как правило, время действия этих

легенд имеет определенную границу: не раннее конца евангельских событий

(т.е. установление данного порядка вещей и канонизации фигурирующих в

легендах святых, в отличие от легенд, рассказывающих об их прижизненных

деяниях). Впрочем, можно полагать, что с точки зрения самой легенды святые

выступают в ней подобно персонажам мифологического пантеона, т.е. как

существовавшие «всегда». Это – легенды, описывающие отношения святых с

людьми (жанр, противоположный демонологическому). Например, легенда о

святом Николае Угоднике, защищающем пахаря от Ильи-пророка. Интересно, что

такие легендарные по характеру эпизоды могут входить в сказку, подчеркивая

тем самым сходство этих двух жанров (вообще легенды этого типа часто

относятся к сказкам, во всяком случае, это имеет отношение к собирательной

практике).

В остальных отношениях легенды в европейской традиции сходны с

относимыми к жанру легенд текстами иных традиций. Особенно примечателен в

этом отношении круг текстов, которые относят то к легендам, то к преданиям

– легенды о населении предшествовавшем в определенной местности носителями

данной традиции. Эти тексты часто описывают существ, отличных от людей

(граница жанров легенды и предания для этих текстов зависят именно от

облика этих предшественников), и связаны с рубежом «доистории» и истории,

но истории данного места и данного коллектива, осознающего себя частью

большего – этнического – коллектива. В этом отношении они обнаруживают

типологическое сходство с описанными Сепиром легендами о начале рода или

племени. Прочие легенды уже переходят эту границу и располагаются в

историческом времени данного этноса, выполняя в европейской традиции

функцию исторических или квазиисторических жанров (опять-таки соприкасаясь

и пересекаясь с преданиями). В этом отношении они могут в значительной

степени приближать ко времени носителя и даже опережать его, продолжая

историческое время снова в мифологическое, т.е. эсхатологическое, но часто

соотнесенное с историческим (как пример – конкретное датирование конца

света или, во всяком случае, помещение его в обозримое будущее). С другой

стороны, эсхатологические легенды, в своей части, связанной с утопическими

картинами будущего, сходны и с легендами об утопических странах или

обществах, которые мыслятся как современные носителям традиции – например,

русская легенда о «Беловодском царстве» (для статуса легенды как

достоверного общения показательны случаи действительных поисков мест, о

которых сообщала легенда). Этот тип легенд, называемый «социально-

утопическим», соотнесен не просто с историей, но и с конкретной,

современной носителям, социальной ситуацией, и опять же граничит с жанром

преданий, так как может включать сюжеты, связанные вполне с историческими,

несакрализованными лицами, которым в данном сюжете отводится функция

восстановления попранной справедливости и установление утопического

благополучия (т.е. функция культурного героя, «переведенная» на язык

поздних социальных отношений). Таковы сюжеты, связанные со старцем Федором

Кузьмичом – Александром I и многие другие. Они целиком относились бы к

жанру преданий, если бы не касались утопических представлений о перестройке

всего порядка вещей (т.е. в сущности – эсхатологического мотива счастливого

завершения всей истории, ее конца и цели) и не содержали элементов

чудесного. Наличие этих элементов вполне возможно и в жанре преданий, но в

данном конкретном круге текстов имплицитно содержится мотив воскресения

героя (так в русской традиции легенда о Федоре Кузьмиче возникла именно в

связи со смертью Александра I), сопоставимый с будущим воскресением

культурного героя в мифологических и эпических традициях, что ставит их

ближе к жанру легенд.

2.1.2 КОСМОГОНИЧЕСКИЕ МИФЫ.

Космогонические мифы и космологические представления занимают особое

место среди других форм мифологического мировоззрения, поскольку описывают

пространственно-временные параметры вселенной, т.е. условия, в которых

протекает существование человека и помещается все, что может стать объектом

мифотворчества. Космологические представления концентрируется прежде всего

вокруг актуального состояния вселенной: структура мира – набор, связь и

функции его частей, иногда – их количественные параметры (синхронический

аспект описания космоса). Космогонические мифы описывают, как возникла

вселенная (диахронический аспект). Актуальное состояние вселенной в

мифопоэтическом мышлении связывается воедино с ее происхождением как

следствие с причиной; ибо определение и объяснение состава мировоззрения и

роли, которую играют в нем его объекты, равнозначно ответу на вопрос ''как

это возникло'', описанию всей цепи порождения этих объектов (''операционная

связь'' синхронического и диахронического описаний). Таким образом, эти

аспекты представляют лишь два проявления одной сущности: то, что порождено

в ходе создания и устроения космоса, и является его составом; все, что

входит в состав космоса, возникло в ходе его развития. Но космологические

представления не полностью выводимы из космогонических мифов и

реконструируются отчасти при анализе ритуалов, языковой семантики и т.п.

Сфера космологического и космогонического для мифопоэтического

сознания очень широка, поскольку оно отождествляет (или, по крайней мере

связывает, чаще всего однозначно) природу (макрокосм) и человека

(микрокосм): человек создан из элементов мироздания, или

наоборот,–вселенная происходит из тела первочеловека. Будучи подобием

вселенной, человек – один из элементов космологической схемы. Сфера

социального, структура и механизм деятельности человеческого общества

(''мезокосма'') также определяются с точки зрения мифопоэтического сознания

в большой степени космологическими принципами и аналогиями, которые

являются, фактически, внутренними характеристиками социума, – в то время

как профанический уровень жизни человека не входит в систему высших

ценностей мифопоэтического сознания. Только в сокрализованном мире

существуют и известны правила его организации, структура пространства и

времени. Вне его – хаос, царство случайного. Переход от неорганизованного

хаоса к упорядоченному космосу составляет основной смысл мифологии,

содержащийся уже в архаичных мифах творения (где речь идет о происхождении

не космоса в целом, а тех или иных животных, явлений природы и т.п., т.е.,

так или иначе, о достижении природной социальной упорядоченности), и

эксплицитно выраженный в космогонических мифах характерных для более

развитых мифологий. Лишь с оформлением социальных институтов, свойственных

данному коллективу, и с появлением особой культурной традиции (началом

«исторической эпохи») можно говорить о материале, осознаваемом не как

космологический и уже не перерабатываемом космогоническим мифом. Но и за

пределами «мифологической эпохи» космологическое мировоззрение и

совокупность выработанных в его пределах операционных приемов продолжает

оказывать сильное влияние на способ интерпретации собственно не

космологического материала, сохраняет значение образца и модели

космологических представлений и космогонических мифов в значительной

степени предопределили структуру и форму других мифов, трактующих вопросы

происхождения, причинности и т.п. (этиологические мифы), и многие

фольклорные жанры (предания, легенды, саги, мемораты и т.п.).

Как пространство, так и время для мифопоэтического сознания

негомогенны. Высшей ценностью (максимум сакральности) обладает та точка в

пространстве и времени, где совершился акт творения, т.е. «центр мира» и «в

начале», т.е. само время творения. Космогонические мифы и космологические

представления связаны с этими координатами, задающими схему развертывания

всего, что есть в пространстве и времени, организующими весь

пространственно-временной континуум. Ритуал, особенно календарный (прежде

всего основной – годовой, отмечающий переход от старого года к новому),

также соотнесен с ним. Ритуальный годовой праздник воспроизводит своей

структурой ту порубежную кризисную ситуацию, когда из хаоса возникает

космос. Космологический код в архаичных культурах обладает особенно

большими разрешающими способностями; сами космологические классификаторы

обнаруживают часто тенденцию к персонификации и вхождению в мифологические

мотивы. Наконец нужно подчеркнуть, что и в космологических представлениях,

и в космогонических мифах все время обыгрывается тема торжества в двух

вариантах – положительном «это есть то», и отрицательном «это не есть то».

Эти самые общие космологические принципы объясняют довольно значительную

однородность космологических представлений об устройстве вселенной в

подавляющем большинстве мифологических традиций.

Космогонические мифы часто начинаются с описания того, что

предшествовало творению, т.е. небытия, как правило, уподобленного хаосу.

Тексты этого рода в самых разных традициях отличаются исключительным

однообразием: описывающий состояние до творения помещает себя в эпоху,

когда космос и все его части уже созданы. Таким образом, описание

поэтапного возникновения и развития космоса дается из точки, являющейся

итогом восстанавливаемого процесса развития мироздания, который

представляется чем-то, что не может быть превзойдено в дальнейшем, но может

продолжаться во времени или даже быть перечеркнутым в случае космической

катастрофы. При этом описание хаоса на языке «артикулированного» космоса

предполагает серию негативных положений относительно основных элементов

космического устройства. Сравните «Не существовало еще небо и не

существовала еще земля. Не было ни почвы, ни змей в этом месте. Я сотворил

их там из Нуна, из небытия. Не нашел я себе места, на которое я мог бы так

встать…» (гелиопольская версия древнегреческого мифа творения); «это –

рассказ о том, как все было в состоянии неизвестности, все холодное, все в

молчании; все бездвижное, тихое; и пространство, и небо было пусто… Не было

ни человека, ни животного, ни птицы, ни рыб, крабов, деревьев, трав, не

было лесов… Не было ничего соединенного…не было ничего, что могло бы

двигаться…не было ничего, что могло бы существовать…» («Пополь-Вух»

Центральная Америка). Сходная картина представлена в скандинавской,

ведийской, шумерской, аккадской, греческой, сибирской, полинезийской и

многих других мифологиях.

Тексты другого рода, наоборот, не акцентируют внимание на эпохе до

творения, а непосредственно начинаются с серии утверждений о

последовательном сотворении частей мироздания (хотя подобное описание может

включаться и космогонические мифы первого типа). Элементы, или стихии, –

как правило, огонь, вода, земля, воздух, к которым иногда добавляется пятая

стихия, условно соответствующая эфиру, – образуют первичный материал

строительства космоса (возможны модификации, как в скандинавской мифологии,

где мир возникает от взаимодействия огня и воды с холодом). Смешанные и

неразделимые в хаосе, они разъединяются и «очищаются». Это разъединение

скрытых в хаосе стихий представляет собой один из элементарных

космогонических актов, которые совершаются при космогенезе (каждый из них

может воплощаться в серии разных действий – мотивов). К числу основных

космогонических актов относятся, кроме того: установление космического

пространства (разъединение неба и земли); создание (установление)

космической опоры (сотворение первой тверди среди первоначального океана,

специализированных вариантов опоры – мировой горы, мирового дерева и т.п.,

или укрепление на небе солнца); посредничество в пределах созданного

космического пространства между космическими зонами (осуществляемое богами,

нисходящими на землю или в подземное царство, жрецами, шаманами, иногда

даже непосвященными, попадающими на небо или спускающимися в преисподнюю);

наполнение пространства божеством элементами – стихиями, конкретными

объектами (ландшафт, люди, животные, растения), абстрактными сущностями

(космическая ткань, дым, тень и т.п.); сведение всего сущего к единому и

выведение всего из единого (сравните мотив золотого зародыша, мирового

яйца, первоэлемента с одной стороны, и мифологический образ вселенной как

единого божества, с другой) и т.д. В своей совокупности эти акты

представляют собой как космогонический процесс, так и его результат

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10