считался результатом божественной деятельности. Поэтому столь часто

встречаются легенды о похищении огня у небесных богов героями, такими как

Прометей, или о хитрых уловках, с помощью которых его добывали у подземных

богов, как, например, новозеландский мифический герой Мауи (происхождение

этих островов в результате вулканической деятельности выглядит вполне

правдоподобным).

Большинство культов огня были ужасающе кровавыми, в качестве примеров

можно привести ацтекскую религию или ханаанский культ Молоха, в жертву

которому приносили детей. Среди других ритуалов и культов поклонения огню

наименее жестокими выглядят традиции, существовавшие в Иране (из которых, в

конце концов, и произошел ведический культ бога огня Агни), а также в

античном мире, где с огнем были связаны боги с доброй репутацией, такие как

Гефест (у римлян Вулкан). В тех традициях, где огонь не являлся предметом

прямого поклонения, он все же играл важную роль как мощный символ

Божественного Явления (Библия), в христианстве огонь считается воплощением

Святого Духа.

В культуре индейцев Северной Америки огонь почитался как проявление

Великого Духа, они считали костер символом счастья и процветания, а солнце

называли Великим Огнем. В буддизме огненный столп – один из символов Будды,

а свет огня – метафора мудрости. В мистической традиции огонь часто

символизирует союз с богом, хрупкость человеческого существования,

конечность всего сущего.

В христианском искусстве огонь – высшее испытание добродетели и веры.

Пылающее сердце–эмблема некоторых святых, таких как святой Августин.

Уверенность, что огонь может очищать от зла, привела к зверствам инквизиции

в средние века. В иудаизме огонь также считается символом воздания или

защиты от зла: ангелы с огненными мечами охраняли потерянный рай.

Символ огня, связанный с воскрешением, персонифицирован образами

птицы Феникс и Саламандры и проявляется в пасхальных ритуалах римской

католической церкви и православных церквей, во время которых свечи

торжественно гасят и затем возжигают «новым огнем». Традиция новогодних

огней происходит из обрядов магии, она символизирует возвращение солнечного

света и тепла. В Японии синтоиские ритуалы зажжения огня на Новый год

связаны с попытками предотвратить разрушительные пожары в наступающем году.

В Европе с подобными целями гоняли через поля лис (которые также

ассоциируются с огнем) с привязанными к хвостам факелами. В Китае

отвращающее беду значение имеют фейерверки, считается, что они отпугивают

демонов.

В основе символизма Вечного огня лежит забота о сохранении домашнего

очага, с древнейших времен имевшая огромную важность. В античной культуре

эта традиция отразилась в сохранении священного огня жрицами храма богини

Весты, в настоящее время – в ритуале зажжения и сохранения Олимпийского

огня, символизирующего преемственность спортивных идеалов. Символизм огня,

связанный с сексуальностью (огонь – метафора сексуального желания), основан

на древней технике получения огня с помощью трения.

ВОЗДУХ.

Одна из фундаментальных стихий мироздания. Как и огонь, воздух

соотносится с мужским, легким, духовным началом в противоположность земле и

воде, относящимися чаще всего к началу женскому, тяжелому, материальному.

Воздух описывается в виде дыхания, дуновения ветра, обладающих

множеством символических значений. Дуновение же, дыхание связаны с

принципом жизни, животворящим духом, эманацией. Этот мотив представлен во

многих космогонических мифах (андаманский Пулуга, олицетворение муссонного

ветра, созидатель мира; дух божий, носящийся над водами; варианты мифов о

яйце мировом, снесенным крылатым, т.е. воздушным, божеством). В

древнеегипетской мифологии бог воздуха Шу порождает небо и землю. В

индуистской мифологии выдох Брахмы означает сотворение мира, а вдох – его

уничтожение. В китайской мифологии этот же образ животворящего дыхания

представлен в виде открывающихся и закрывающихся небесных ворот,

соответствующим принципам инь и ян. В индуистской мифологии обитающие в

воздухе рудры мечут стрелы-ветры, которые одновременно служат

координаторами сотворенного физического пространства. Представления о

четырех ветрах как о координатах пространства характерны для античной

мифологии (сходные представления у индейцев Северной и Южной Америки). В

Древней Греции особенной популярностью (в частности у поэтов) пользовались

Борей и Зефир, у римлян – Аквилон и Фавоний, которые связывались с четырьмя

сторонами света, временами года, с природными циклами. В древнеиндийской

мифологии бог ветра Ваю –жизненное дыхание, и сам возник из дыхания Пуруши.

В иудаистической мифологии дыхание Яхве обозначает непрерывное творение

мира. Сотворив человека, бог вдохнул ему душу. В более узком смысле Дух

Божий нисходит на человека через дуновение, сообщая ему необычные свойства

– от сверхъестественной физической силы до ясновидения, способности

пророчествования и т.д. В Новом завете воскресший Иисус, явившись ученикам,

«дунул, и говорит им: примите духа Святого».

Во многих мифологиях, в частности в кельтской, дуновение наделяется

магической функцией: дуновение друида разрушает вражеские укрепления,

обращает врагов в камни и т.п. Известно применение дыхания изо рта ко рту

через бычий или бараний рог в магической практике множества народов с целью

изгнания злых духов.

Ветер, как взвихрение воздуха большой мощи, сам по себе ассоциируется

в мифологиях с грубыми хаотическими силами, сферой деятельности титанов и

циклопов, что отразилось в греческих представлениях об Эоловой пещере, как

о подземном жилище ветров (аналогичная «пещера ветров» в мифологии индейцев

Северной Америки). Однако как дуновение – дыхание ветра связано и с

противоположного характера представлениями. Так, сильный ветер (ураган,

буря) является вестником божественного откровения, – бог отвечает Иову их

бури, в грозе и буре получает откровение Иоанн Богослов. Традиция эта

продолжена и в Новом завете, где языки огня-духа приносят апостолам

«несущийся сильный ветер». Символика дуновения ветра как «духовной стихии»

вообще смешивается с подобной же символикой огня и света: так, в

индуистской традиции ветер, рожденный духом, в свою очередь порождает свет

(«… из атмана возникло пространство, из пространства –ветер, из ветра

огонь…»). Воздух, кроме этого является светоносным океаном (китайская

стихия ци); по воздуху как легкой духовной субстанции прилетают крылатые

божественные вестники – ангелы, однако тот же воздух служит в иудео-

христианстве местопребыванием и демонизированных крылатых существ

(представление о Люцифере как «Князе воздушном»). Воздух рисуется как

обиталище множества духов; среди них и помещают души умерших людей.

НЕБО.

Повсеместно связывалось со сверхъестественными силами: символ

превосходства, властных полномочий, духовного просвещения и вознесения.

Оплодотворяющее действие солнца и дождя, вечное сияние звезд, луна,

влияющая на отливы и приливы, разрушительная стихия шторма – все это стало

причиной того, что небо почиталось как источник космической силы. Согласно

некоторым мифам небу пришлось отделиться от земли, чтобы на поверхности

последней зародилась жизнь. В большинстве традиций на небе располагалось

область, через уровни которых души возносились к абсолютному свету и покою.

II. ОБОСНОВАНИЕ ВЫБОРА ТЕМЫ

2.1. ОБЗОР ИСТОРИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ

2.1.1. МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ

Легенды (от лат. legenda, «то, что надлежит прочитать»), как группа

фольклорных произведений, объединяются наличием в них элементов чудесного,

фантастического, но воспринимаемого как достоверное, происходившее на

границе исторического и мифологического времени. В типологически отличных

друг от друга культурных традициях понятие легенда описывает не вполне

сходные явления и по разному соотносится с другими фольклорными жанрами и с

мифом. Так, в европейском фольклоре тексты, соотнесенные с именами

«заранее» (т.е. вне данного текста) известных персонажей, повествующие о

событиях и времени, в историчности которых не сомневается носитель, принято

делить на легенды и предания. Легенды связаны преимущественно с персонажами

священной истории, предания же – с персонажами мирской истории, причем

элемент чудесного в них необязателен. Однако различие легенды и предания

действительно для традиций, в которых господствующая религия сменила более

ранние мифологические системы (практически это произошло только в культурах

христианства и ислама), и затруднительно для тех традиций, где мировая

религия (напр. буддизм в Индии) не отменила более ранние мифологические

системы, а также для политеистических мифологий, не переживавших

кардинальных изменений. Такое разграничение теряет всякий смысл в

традициях, в которых священная история не противопоставляется мирской

(профанической); здесь уместнее говорить об едином «историческом» жанре

(противопоставленном мифу, сказке и иногда эпосу – в традициях, знающих

этот жанр) и, применяя к нему термин «легенда», следует учитывать, что вне

противопоставления преданию он имеет иное содержание. Противопоставление

легенды другим жанрам в подобных традициях может основываться на различных

признаках. Мифу, объединяемому с легендой по признаку уверенности носителей

в достоверности сообщаемого и наличии элемента «чудесного», легенда может

противополагаться по таким критериям, как, например, принадлежность текста

всему племени или отдельному роду. Согласно описанию американского

исследователя Э.Сепира, у индейцев нутка на острове Ванкувер мифы,

повествующие о происхождении мира и людей, знает и имеет право рассказывать

любой член племени, а легенды, сообщающие о событиях, положивших начало

роду является принадлежностью (собственностью) членов рода. В этом случае,

однако, появляется и общая для легенд разных традиций черта – их

приуроченность к историческому времени, или, по крайней мере, переходу от

мифологического времени к историческому. Так по Сепиру, легенды касаются

именно начала основания данного рода, т.е. событий на границе времени

осознаваемого как историческое, и времени, если не мифологического, то

«доисторического». Кроме того, в культурах, не переживших смены религиозной

системы, легенда может быть противопоставлена мифу по статусу (разная

степень сакральности), по наличию или отсутствию связи с культом (хотя в

случае, описанном Сепиром, для родовых ритуалов могут быть существенны и

события, описываемые в легендах) по персонажам: герои легенд не отличаются

обликом от носителей традиций (хотя и обладают способностями, превышающие

человеческие), иногда – это реальные люди, запечатлевшиеся в исторической

памяти данного коллектива.

И в непрерывных традициях, и там, где произошла смена мифологических

тем, легенда, по сравнению с мифом, менее сакральна и в ней описываются

события более поздние, нежели в мифе. Но в непрерывных традициях легенда

сосуществует с мифом синхронно, а в традициях второго типа соотносится с

ним (с предшествующей данной религии мифологической системой)

диахронически. Это, в частности, проявляется в генетической зависимости

легенды от мифов (хотя миф – не единственный источник сюжетов легенд).

Повествуя о событиях, происходивших после завершения мифологического

времени, легенда занимает место среди жанров, лежащих между мифом и

историческим описанием. Однако, если в непрерывных традициях наличие

легенды объясняется потребностью в «историческом» жанре, то при смене

религиозных систем легенда выполняет целый ряд иных функций. Это особенно

характерно для христианской мифологической системы, где главным

отличительным признаком легенды является не столько ее «историчность»,

сколько неканоничность.

Вытеснение старых мифов из повествовательных жанров при сохранении их

содержательной стороны в ритуале и несюжетных ритуальных текстах (а также в

несакральных сюжетных текстах, как былички и сказки) вызывает потребность в

жанре, который воспроизводил бы сюжетику предшествующей мифологии.

Христианские легенды и представляют собой тексты, аксеологический статус

которых более низок, чем у канонических текстов, выполняющих по отношению к

господствующей системе ритуалов ту же функцию, что миф в традиционных

ритуальных системах. Это делает легенду несоизмеримой с каноном и снимает

противоречие между ними в рамках так называемого двоеверия. В этом отличие

легенды от письменного жанра апокрифа, часто претендующую на большую

истинность по сравнению с каноном. Однако между этими жанрами существует и

сходство, состоящее в необходимости для каждого из них наличия заданного

«прежде» канона. Включение легенды в рамки новой системы, например

христианства, обеспечивается отнесением сюжетов легенд к христианским

святым, благодаря чему с этими святыми отождествляются герои старых

мифологических сюжетов; таким образом, события легенд оказываются более

поздними и менее ценными, чем евангельские.

Легенды, относящиеся к христианским святым и частично воспроизводящие

сюжеты дохристианских мифов, оказываются одним из средств перекодирования

дохристианских представлений в христианских символах. Жития святых, будучи

менее сакральными текстами, чем священное писание, допускают смешение с

нехристианскими мотивами, вплоть до превращения святых в подобие

политеистического пантеона. При этом легенда является средством перенесения

именно сюжетных элементов старой мифологии в отличие от отдельных признаков

персонажей и представлений, которые могут не находить в поздней системе

сюжетного выражения, сохранясь лишь в виде упоминаний в пословицах и т.п.

Заслуживает внимание также то обстоятельство, что агиографические легенды,

тяготея, как всякие легенды, к историческому жанру, вместе с тем

соотносятся с календарной датой дня памяти святого и, связывая тем самым

два годовых цикла праздников – христианский и языческий – оказываются

включенными в циклическое время ритуала.

Особую группу представляют собой христианские легенды, в которых

действуют ветхозаветные персонажи (например, в русских «духовных стихах»,

представляющих собой легенды или апокрифы, спетые былинным стихом) и даже

бог и дьявол. Легенды этого рода также дополняют отличающуюся своей

историчностью христианскую мифологическую систему элементами дохристианской

мифологии. Действия в них переносятся во время, которое для христианства

выступает в функции мифологического (т.е. евангельское и ветхозаветное).

Как бы стремясь занять функциональное место мифа, эти легенды

непосредственно вторгаются не только в библейское время (время священной

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10