Нелицеприятная критика Соединенных Штатов Америки в адрес Организации Объединенных Наций и ее специальных организаций, воздержание от их финансовой поддержки резко противоречат европейской оценке ООН как ключевого инструмента международной дипломатии. Правительство Буша, напротив, сопоставляет значение международных обязательств не с имманентной ценностью отдельного соглашения или какого-либо института, а с результатом. Как показывает нынешний конфликт с Организацией Объединенных Наций, США, не колеблясь, уже заранее определяют, какими должны быть результаты. Потеря места в Комиссии ООН по правам человека, конечно же, приведет к усилению критики Вашингтоном Организации Объединенных Наций.

Брент  Скоукрофт, бывший при Буше старшем советником президент по национальной безопасности, сформулировал девиз американской внешней политики: «Вместе, где мы можем, в одиночку, когда мы должны». Новое правительство Буша, придерживается, кажется, похожей позиции. Разовьется ли на основе такой позиции центробежная сила, опасная для трансатлантических отношений, зависит от правящих элит по обеим сторонам Атлантического океана. Та чрезвычайно сложная сеть  договоров, которая возникла внутри Европейского Союза, а также между ЕС и национальными и международными организациями, обусловила затяжные процессы поиска политических решений. Для американской «policy-making» также характерны длительные процессы принятия решений,  которые, однако, в меньшей степени зависят от консультаций с трансатлантическими партнерами.

Политические разногласия всегда были в послевоенное время составной частью трансатлантического партнерства и будут также и в дальнейшем определять трансатлантическую повестку дня. Дискуссия о Киотском протоколе ясно обозначила эту тенденцию. Отношение правительства Буша к протоколу в меньшей степени определялось с учетом его значения и воздействия на глобальном уровне, и в большей - с учетом внутриполитических соображений и, вполне возможно, отсутствия его поддержки в Конгрессе. С другой стороны, европейцы, и в особенности немцы, выдвигают в качестве аргумента долгосрочное сокращение эмиссии углекислого газа, в чем Европа и в самом деле преуспела в последние годы. Тем не менее, это не убедило правительство Буша, и оно отказывалось до сих пор, принимая также во внимание энергетический кризис в Калифорнии, ратифицировать протокол[23].

Следующей главой в этой трансатлантической дискуссии является стремительное продвижение Америки по пути интенсификации использования атомной энергии как ответ на проблему энергоснабжения. Эта инициатива вызывает серьезные сомнения в Берлине, но в Париже, например, к ней относятся гораздо спокойнее. Высказывания членов администрации Буша о том, что энергосбережение в качестве ответа на кризис в обеспечении энергией не является задачей первостепенной важности, еще больше подхлестнет дебаты о защите климата ввиду того факта, что американцы потребляют энергии в два раза больше, чем европейцы.

Приведут ли эти разногласия к острой конфронтации или, наоборот, помогут улучшить кооперацию, зависит от способности находить общие подходы к решению общих проблем и, если это необходимо, признавать  расхождения во взглядах. Девиз «вместе, где мы можем, в одиночку, когда мы должны», будет, пожалуй, частенько звучать по обеим сторонам Атлантики.

Европейская политика в области безопасности и обороны

В нынешней дискуссии между Европейским Союзом и Соединенными Штатами Америки о разработке европейской политики в области безопасности и оборонной политики слились в единое целое аргументы о распределении бремени и разделе власти. Если развитие равноправных и тем самым конкурентоспособных трансатлантических экономических отношений США научились признавать, то инициатива Европейского Союза в отношении политики безопасности вызывает в Вашингтоне диктуемые политикой сомнения. Эта политика рассматривается преимущественно как потенциальная угроза, как конкуренция с НАТО, а не как возможность будущего перераспределения военного бремени. Европейцы, напротив, считают, что европейская политика в области безопасности и обороны не представляет опасности для НАТО, и что им нужно, во всяком случае, обрести способность действовать в плане оборонной политики самостоятельно, если они сочтут это необходимым.

Правда, нынешняя способность европейцев создать подобные военные структуры кажется ограниченной ввиду нехватки денег и слабости инфраструктуры. В обозримом будущем европейские вооруженные силы вряд ли смогут стать действительно независимыми от НАТО, поэтому США будут и впредь сохранять доминирующую позицию внутри Североатлантического альянса. Однако возникает вопрос, удастся ли европейцам создать такой военный потенциал, который позволит действовать в кризисных ситуациях, подобных той, что возникла, к примеру, на Балканах. После войны в Косово и последовавшего в этой связи преодоления военной слабости Европы, в усилиях европейцев разработать жизнеспособную политику в области безопасности и обороны просматривается элемент гордости. Это - логическое продолжение основной идеи, лежащей в основе европейской интеграции, и желания более прочно сбалансировать трансатлантические отношения.

Что означает «баланс» в политическом смысле, пока неясно. Европейцы говорят о перераспределении бремени, ответственности и власти. Американцы озабочены тем, что разделение труда сведется к тому, чтобы возложить на США львиную долю военных тягот и ответственности в кризисных ситуациях. Сам по себе вызов состоял бы, собственно, в том, чтобы произвести разверстку бремени, власти и ответственности внутри масштабной системы альянса, который сможет дозированно отвечать на кризисы и угрозы. Это видение нуждается еще в конкретизации по обеим сторонам Атлантики[24].

В отношениях с международными организациями, такими как Всемирный банк и Международный валютный фонд, в которых европейцы вместе взятые обладают большим влиянием, чем США, они все чаще подчеркивают свое институциональное присутствие в качестве Европейского Союза. Однако до тех пор, пока они не выступают единым фронтом, дело может доходить до их столкновений с Соединенными Штатами Америки в вопросах политики организаций, в особенности если Франция, Германия и Великобритания придерживаются одного мнения, а США - другого.

Важная роль в решении этой проблемы будет отводиться вопросу о том, в какой мере европейцы понимают комплексность американской дискуссии и насколько американцы, с другой стороны, могут воспроизвести для себя процессы принятия решений в Европе. До сих пор ни одна из сторон не доказала этой способности.

Поскольку европейские интеллектуалы и политики уделяют повышенное внимание американскому президенту, они зачастую оставляют вне поля зрения внутриполитические междоусобицы, которые существуют в Вашингтоне и в отдельных штатах. Это в равной мере касается как внешне-, так и внутриполитических тем. Так, европейцы сплошь и рядом критикуют американскую социальную политику, экономическое неравенство и насилие в американском обществе. При этом часто недооценивается накал внутриполитической дискуссии в США. Смертная казнь, отмененная в Европе, обсуждается и изучается в США повсеместно, возможно, ввиду огромного веса президента Буша как активного приверженца смертной казни в бытность его губернатором в Техасе.

Ко всему прочему, в грядущие месяцы развернется интенсивная дискуссия о политике охраны окружающей среды, поскольку правительство Буша подвергается критике также в самих Соединенных Штатах из-за его намерения бурить разведочные скважины на нефть и газ именно на Аляске и активизировать использование атомной энергии. Что касается полемики по внешней политике, то дискуссия о системе противоракетной обороны проходит в Вашингтоне, по меньшей мере, столь же интенсивно, как и в европейских столицах. И чем ближе становятся выборы в Конгресс в 2002 году, тем интенсивнее будут вестись дебаты на эту и другие темы.

В Вашингтоне будет и в дальнейшем отсутствовать понимание европейских процессов принятия решений и их влияния на национальную политику отдельных государств-членов Европейского Союза. Различные подходы к ключевым пунктам социальной и экономической политики столь же сильно связаны с дебатами между государствами-членами ЕС, сколь и с растущим влиянием процессов принятия решений в ЕС, протекающих в Брюсселе и Страсбурге. Это становится, например, ясно, когда следишь за интенсивной дискуссией о реформах и расширении Европейского Союза. На самом деле заметно  параллельное развитие событий по обеим сторонам Атлантического океана: политическое руководство пытается добиться в своей стране поддержки проводимой им политики, на которую оказывают все больше влияние силы, не внушающие зачастую доверия гражданам, поскольку эти силы уклонились от любого контроля со стороны правительств.

Это происходит в таких областях, как биотехнология, политика охраны окружающей среды, защита данных, торговля, иммиграция, а также на финансовых рынках. Политическая арена формируется из все быстрее разрастающейся палитры спорных пунктов и конкурирующих точек зрения, которые используются при попытках оказать влияние на процессы принятия решений.

2.3. Президент Буш и парадоксы консерватизма

Известно, что иные американские президенты успевали сделать за первые месяцы своего правления очень многое. Так, Франклин Д. Рузвельт, победив­ший на выборах 1932 г., с самых первых дней своего президентства действовал решительно и энергично, и этим фактически спас разрушившуюся под удара­ми "Великой депрессии" банковскую систему страны, добился одобрения в Конгрессе 15 крупных законопроектов, регулярно выступал перед американ­цами по радио и давал пресс-конференции. Для Джона Кеннеди первые сто дней пребывания у власти оказались наполненными поистине драматическими событиями, в числе которых была и потерпевшая фиаско высадка 17 апреля 1961 г. десанта в заливе Кочинос на Кубе[25]. 

Первые сто дней президента Рональда Рейгана, напротив, были образцом быстрого успеха, стремительности и результативности. Максимально исполь­зуя плоды победы на выборах 1980 г., его администрация в первые месяцы пребывания у власти сумела оперативно и без особых потерь провести через Конгресс программу "Новое начало для Америки", предусматривавшую ком­плекс мер, направленных на вывод страны из кризиса[26].

Администрация Дж.У.Буша, которую часто сравнивают с рейгановской, превзошла своих республиканских предшественниц 20-летней давности по многим параметрам: и по оперативности в решении возникавших проблем, и по относительно спокойной реакции на выпады своих оппонентов, и по уси­лившемуся консерватизму. Причем, наиболее характерным признаком нового правительства стал именно последний. Неожиданно для многих воскресший, глубокий и порой грубый консерватизм, исходящий от человека, которого даже сами республиканцы всегда воспринимали как умеренного, удивил и обеспоко­ил очень многих в США, и не только там.

На первый взгляд, первые сто дней президента Дж.У.Буша в Белом доме не подавали особых надежд на проведение им сбалансированного и выверен­ного курса в дальнейшем. Деятельность его администрации, особенно на меж­дународной арене, сопровождалась порой столь противоречивыми, шумными и демонстративными акциями, что у многих возникал вполне резонный вопрос: есть ли во всем этом маневрировании хоть какие-то элементы конструктивиз­ма, которые способны развиться в будущем и действительно обеспечить новый политический курс?

Глава Белого дома, намеревавшийся кардинально изменить политику Ва­шингтона и саму атмосферу в американской столице, вдруг обнаружил, что Вашингтон сам меняет его, склоняя к компромиссам и осмотрительности. Хотя Буш и оказался первым за почти полвека президентом-республиканцем, чья партия взяла под контроль обе палаты Конгресса, он не может не считаться с демократической оппозицией. И это, в частности, показало обсуждение канди­датур на высшие посты в администрации. Так, например, демократы проде­монстрировали свою оппозиционность при обсуждении кандидатуры Дж.Эшк-рофта на пост министра юстиции[27].

По мнению многих наблюдателей, перемены в подходах Буша неуловимы, еле заметны и порой даже неожиданны. Помощники нового президента счита­ют, что он управляет страной, руководствуясь прежде всего опытом своего гу­бернаторства. Его же критики не раз отмечали, что после вступления в долж­ность президента Буш поправел, проявив себя гораздо большим консервато­ром, чем в период избирательной кампании. Но несмотря на эти противоречи­вые оценки, следует признать, что в первые сто дней он довольно быстро вос­принял первый президентский опыт и стал более уверенным и решительным лидером, чем во время избирательной кампании. Какие же факты позволяют говорить об этом?

Формирование кабинета

В течение переходного периода избранный президентом Дж.Буш прежде всего объявил о своих первых назначениях на высшие посты в аппарате Бе­лого, дома и на кабинетные должности. Еще до обнародования окончательных результатов выборов во Флориде руководителем аппарата Белого дома был назначен Э.Кард, помощником президента по национальной безопасности стала КРайс, государственным секретарем США - отставной генерал КЛауэлл, ми­нистром финансов - П.СУНил, министром обороны - ДРамсфелд, министром юстиции - Дж.Эшкрофт, министром внутренних дел - Г.Нортон, министром сельского хозяйства - Э.Винимен, министром торговли - Д.Эванс, министром труда "" Э.Чао, министром здравоохранения и социальных служб - Т.Томпсон, министром жилищного строительства и городского развития - М.Мартинес, министром транспорта — Н.Минета, министром энергетики — С.Абрахам, мини­стром образования - Р.Пейдж, министерство по делам ветеранов возглавил Э.Принципи. Директором Административно-бюджетного управления стал МДэниелс, представителем США на торговых переговорах — Р.Золлик, Агент­ство по защите окружающей среды возглавила Кристина Т.Уитмен. Председа­телем Экономического совета был назначен профессор Гарвардского универси­тета, научный сотрудник Американского предпринимательского института ЛЛиндсей[28].

Пост посла США в ООН получил Дж.Негропонте, который до этого был ди­пломатическим представителем США в Гондурасе (1981-1985), Мексике (1989-1993) и на Филиппинах (1993-1996), а в годы второго президентства Рейгана работал заместителем помощника президента по национальной безо­пасности.[29]

Что же представляет собой высший состав новой администрации США в целом? Как известно, в ходе избирательной кампании многие эксперты, как в США, так и за их пределами, совершенно справедливо отмечали, что Буш не знает вашингтонских коридоров власти, не очень сведущ в международных делах и не вполне понимает проблемы внешнего мира. Кстати говоря, 20 лет назад подобные же упреки раздавались и в адрес Р.Рейгана, что, однако, не помешало тогдашней республиканской администрации проводить в целом до­вольно продуманную внутри- и внешнеполитическую линию.

Несмотря на то, что Буш в гораздо меньшей степени, чем его отец, оказал­ся подготовлен к должности президента, он, как и Рейган, обладает одним су­щественным качеством, необходимым для национального лидера — находить, привлекать к себе и использовать таланты, которым можно доверить исполне­ние части своих обширных и разнообразных обязанностей. Нынешний прези­дент США неоднократно заявлял о том, что не боится окружать себя сильны­ми, способными, компетентными политиками, настоящими государственными деятелями, отчетливо осознавая, что хорош тот администратор, который пони­мает и как подобрать квалифицированные и высокопрофессиональные кадры, и как делегировать им собственные полномочия. Именно это позволяет рас­сматривать новое правительство Соединенных Штатов как потенциально одно из наиболее компетентных и профессионально подготовленных для того, чтобы твердо отстаивать прежде всего интересы собственного государства и эффек­тивно решать стоящие перед ним проблемы. Кроме того, в целом его можно охарактеризовать как правоцентристское, хотя в отношении США подобные "европейские" характеристики, быть может, и не очень подходят. Известно, что и консервативные "мозговые тресты", и воодушевленные приходом Буша к власти отдельные консерваторы были напрямую вовлечены в процесс подбора кандидатур как на высшие кабинетные должности, так и на административ­ные посты второго и третьего эшелонов[30].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13