единым белесо-свинцовым цветом. Небо тоже объято движением: величественное
действие развертывается на нем. Движутся беспорядочно громоздящиеся,
клубящиеся, сталкивающиеся друг с другом облака, более темных свинцово-
фиолетовых тонов и более светлых, более тяжелых и более легких. И только
небольшое розовое облако, выходящее из возникшего между тучами просвета,
облако, очертание которого напоминает островок в озере, спокойно проплывает
мимо и скоро исчезнет.
"Земная" часть картины - мыс с приютившейся на нем старой церквушкой,
деревьями, раскачиваемыми ветром, и покривившимися могильными крестами.
Земная жизнь, которую мы видим, включается в вечную жизнь природы. Раздумья
о смысле жизни, о жизни и смерти человека, о бессмертии, о беспредельности
жизни рождает это полотно.
Левитан писал в одном из писем: "Вечность, грозная вечность, в которой
потонули поколения и потонут еще... Какой ужас, какой страх!". Картина "Над
вечным покоем" заставляет задуматься над смыслом жизни и над ее
быстротечностью. "В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим
содержанием", - говорил об этой картине художник.
Часто бывал Левитан у Чеховых. Дружная и сердечная атмосфера Чеховской
семьи успокаивала его. Ласково и преданно смотрела на Левитана Мария
Павловна Чехова, сохранившая на всю жизнь глубокое чувство к художнику.
"Милая, дорогая, любимая Маша", -так начинал свои письма к Марии Павловне
Левитан.
Личная жизнь художника не сложилась. У него не было семьи, детей. Кто
знает, может быть, единственное сильное чувство он испытал к Марии
Павловне.
У Чехова в Крыму Левитан встретил новый 1900 год, последний год своей
жизни. Две недели провел Левитан с Чеховым, рассказывал писателю о новых
замыслах, о еще не написанных картинах о своих учениках..
Еще в 1898 году Левитан начал преподавать в том самом училище, в котором
учился сам. Он мечтал создать Дом пейзажей - большую мастерскую, в которой
могли бы работать все русские пейзажисты. Один из учеников Левитана
вспоминал: "Влияние Левитана на нас, учеников, было очень велико. Это
обусловливалось не только его авторитетом как художника, но и тем, что
Левитан был разносторонне образованным человеком... Левитан умел к каждому
из нас подойти творчески, как художник; под его корректурой этюд, картины
оживали, каждый раз по-новому, как оживали на выставках в его собственных
картинах уголки родной природы, до него никем не замеченные, не открытые".
Когда открылась пейзажная мастерская, почти половина большой комнаты была
отведена под уголок леса, в котором были ели, небольшие деревья с желтыми
листьями, зеленый мох, дерн, кадки с папоротниками. Свет из окна падал так,
как бы он падал на лесной поляне. И. Е. Репин в один из своих приездов в
училище был поражен этой мастерской. Левитан советовал своим ученикам не
ограничиваться поисками удачной композиции, нужного колорита. Главной
задачей пейзажиста он считал создание образа, способного передать жизнь
природы. Часто Левитан привозил в мастерскую цветы. Он говорил своим
ученикам, что цветы надо писать так, чтобы от них пахло не красками, а
цветами. "Полезно с натуры сделать два-три мазка, а остальное доделать
дома, - говорил Левитан. - Запоминать надо не отдельные предметы, а
стараться схватить общее, то, в чем сказалась жизнь, гармония цветов".
Левитан был очень внимателен к своим ученикам. От его пристального взгляда
ничего нельзя было скрыть. Он видел, что одному трудно найти форму, а
другой подражает признанным авторитетам. Иной раз Левитан замечал, что его
ученики материально нуждаются, и немедленно оказывал им помощь. Помогал он
очень тактично, не обижая. Летом ученики Левитана выезжали на этюды. Так
было и летом 1900 года. Ученики Левитана поселились в Химках. Они ждали
своего учителя и написали ему шуточное письмо, в котором сообщали, между
прочим, что уже грачи, чьи гнезда чернели на деревьях возле дачи,
соскучились и все время кричат: "Где Левитан, где Исаак Ильич?" В ответном
письме Левитан, всегда ценивший шутку, писал: "Передайте грачам, что как
только встану - приеду. А если будут очень надоедать, попугайте: не только
приедет, но и ружье привезет".
Но Левитан уже не встал. "Как Левитан? Меня ужасно мучает неизвестность.
Если что слышали, то напишите, пожалуйста", - спрашивал Чехов из Ялты 0. Л.
Книппер. Тревога Чехова была не напрасной. 22 июля (4 августа) 1900 года
Левитан умер.
Свою последнюю большую картину художник назвал "Озеро, Русь". Широкая гладь
воды отражает облака, освещенные солнцем. На дальнем берегу, насколько
видит глаз, поля, деревушки, купола церквей. Все в картине - солнце, ветер,
несущиеся облака - пронизано ощущением счастья. Трудно поверить, что это
полотно писал умирающий художник. Казалось, он хотел сказать: "Это Русь,
счастливая, свободная, какой она может быть и будет. Не бедность, не
смирение и страдания удел России, она вся - в будущем".
В картине "Озеро, Русь" Левитан особенно приближает чистый пейзаж к
человеческой жизни. Радостный, полный солнечного света, воздуха пейзаж
картины с ее торжественными просторами земли и неба кажется олицетворением
праздничного дня в деревне.
Основой этого предельно возможного приближения образа природы к
человеческой жизни была усвоенная Левитаном традиция понимания пейзажа как
части общей темы народной жизни. В картине "Озеро, Русь" мы видим как бы
завершение того, что так ясно выражается и в "После дождя. Плес", и в
"Тихой обители", и в "Вечернем звоне", и в ряде других картин.
Левитан встретил широкое признание в обществе. Его элегичность была
созвучна преобладающим настроениям русской интеллигенции, а в его видении
природы счастливо сочетались объективное и личное, традиционность и
новизна. Младший современник Левитана, В. Борисов-Мусатов, еще более
элегичен, но он и более обособлен в своем строе меланхолических
переживаний: его полотна требуют от зрителя избирательной психологической
совместимости с художником. Лирика Левитана масштабнее, а потому
доходчивее. Подобно своим учителям Саврасову и Поленову, он не был лириком
субъективного типа, хотя элемент "личного" у него сильнее. В его искусстве
есть та утонченная нервность, которая характерна для душевного склада
"детей рубежа", но вместе с тем оно вызывает общезначимые ассоциации,
уходящими корнями в историю и поэзию народа. Писал ли он Волгу - эта была
раздольная река русских песен. Писал Владимирскую дорогу - в ней
узнавалась, не по внешним приметам, а по настроению, дорога ссыльных,
широкий тоскливый тракт, где "колодников звонкие цепи взметают дорожную
пыль". Писал "У омута" - вспоминались предания об утопленницах. А какой рой
воспоминаний будят у каждого, кто когда-либо чувствовал очарование русской
весны, "Март" или "Большая вода", с их голубыми звонами, физически ощутимым
теплом солнца и свежестью последнего снега, с этой осоловевшей на солнце
покорной лошадкой и с этими тонкими березами в половодье. Пленэр, - да,
конечно, здесь сколько угодно пленэра, но все живописные категории
"умирают" в неотразимом чувстве родины, родных мест.
Какой-то перебор, какое-то чрезмерное нагнетание настроения есть, может
быть, только в той картине, которой сам художник особенно дорожил, - "Над
вечным покоем". Это пейзажное memtnto mori: в огромном небе тревожно и
грозно наплывают тучи над таким маленьким по сравнению с небом, таким
смиренным кладбищем возле деревянной церкви. Об этой картине Левитан писал
Третьякову: "...в ней я весь со всей психикой, со всем моим содержанием".
Левитан прожил всего сорок лет. Он был порывисто-неуравновешенным
человеком, легко ранимым, подверженным приступам тоски, доводившим его до
попыток самоубийства. Вместе с тем он умел радоваться и наслаждаться
жизнью. Контрастность его душевных состояний сказывалась на выборе и
трактовке состояний природы: он показывал русскую природу в широком
диапазоне, от сумрачного минора до ясной праздничности. Воля к радости
вспыхнула у него особенно в последние годы, когда он был болен тяжело и
неизлечимо. В дневнике Чехова есть лаконичная запись , помеченная декабрем
1896 года: "У Левитана расширение аорты. Носит на груди глину. Превосходные
этюды и страстная жажда жизни". В эти годы, нося на груди глину, Левитан
написал самые мажорные свои вещи - "Март", "Озеро в солнечный день",
"Золотую осень". И уже в год смерти, совпавший с последним годом века, -
"Летний вечер". Небольшая по размеру и очень простая по мотиву (дорожка,
околица и лес на горизонте), эта картина написана с замечательной
живописной свободой, широкими мазками, построена на отношениях немногих
тонов, холодных и теплых. Но, как всегда, технику у Левитана не замечаешь.
Вы чувствуете себя мирным путником, идущим из тени навстречу закатному
свету через позолоченные им ворота околицы. И действительно, кажется, что
"там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного,
вечного". Чехов словно предугадал настроение прощальной картины Левитана.
В русской природе, которую Левитан любил превыше всего, ему всегда хотелось
излить свое внутреннее настроение и тревогу, раствориться в ее гармонии,
найти "тихую обитель". Название этой картины - своеобразная черта времени.
Кажется, русское искусство вновь проходило стадию тихого романтизма.
"Вся недолгая творческая жизнь Левитана была наполнена вечными неустанными
поисками. ...Развитие его творчества - это поиски новых и новых образов
русской природы, в которых раскрывались бы все новые ее черты и признаки. А
вместе с этим это была и эволюция самого художнического восприятия природы,
отношения к ней, ее живописной передачи. Это была богатая достижениями
эволюция всего живописного строя искусства Левитана", - пишет в своей
монографии "Левитан. Жизнь и творчество" А. А. Федоров-Давыдов.
Художественное наследие Исаака Левитана огромно, живописные полотна,
акварели, пастели, графика, иллюстрации.
Характеризуя русских пейзажистов, Игорь Грабарь особо выделяет творчество
Левитана: "Он самый большой поэт среди них и самый большой чародей
настроения, он наделен наиболее музыкальной душой и наиболее острым чутьем
русских мотивов в пейзаже. Поэтому Левитан, вобравший в себя все лучшие
стороны Сероват", Коровина, Остроухова и целого ряда других своих друзей,
смог из всех этих элементов создать свой собственный стиль, который явйлся
вместе с тем и стилем русского пейзажа, по справедливости названного
"левитановским"".
В Петербурге шел трудный и сопряженный с большими издержками процесс
взаимной адаптации позднего передвижничества и позднего академизма,
художественная жизнь Москвы протекала гораздо более ярко, чем в столице.
Здесь развивались свои, московские традиции, заложенные в Училище живописи
и ваяния, здесь был кружок Мамонтова, галерея Третьякова, здесь в последней
четверти века работали и Суриков, и Васнецов, и Поленов и формировалась
плеяда новых молодых талантов. В Москве собственным путем развивалась
пейзажная живопись, подарив русскому искусству несравненного Левитана.
[pic]
Березовая роща
1885-1889
Бумага на холсте
28,5*50
Государственная Третьяковская галерея
[pic]
Вечер на Волге
1889
Холст, масло
115*56
Государственнная Третьяковская галерея
[pic]
Осенний день. Сокольники
1897
Холст, масло
145*189,7
Государственнная Третьяковская галерея
ВИКТОР МИХАЙЛОВИЧ ВАСНЕЦОВ
Васнецов Виктор Михайлович [3(15).5.1848, с. Лопьял, ныне Кировской
области, - 23.7.1926, Москва], русский живописец. Учился в Петербурге в
Рисовальной школе общества поощрения художеств (1867-68) у И. Н. Крамского
и в АХ (1868-75), действительным членом которой стал в 1893. С 1878 член
Товарищества передвижников. Посетил Францию (1876) и Италию (1885). Жил в
Петербурге и Москве. В годы учёбы выполнял рисунки для журналов и дешёвых
народных изделий ("Народная азбука" Столпянского, издавалась в 1867; "Тарас
Бульба" Н. В. Гоголя, издавалась в 1874). В 1870-е гг. выступил с
небольшими жанровыми картинами, тщательно написанными преимущественно в
серовато-коричневой цветовой гамме. В сценках уличной и домашней жизни
мелких купцов и чиновников, городской бедноты и крестьян Васнецов с большой
наблюдательностью запечатлел различные типы современного ему общества ("С
квартиры на квартиру", 1876, "Военная телеграмма", 1878, - обе в
Третьяковской галерее). В 1880-е гг., оставив жанровую живопись, создавал
произведения на темы национальной истории, русских былин и народных сказок,
посвятив им почти полностью всё своё дальнейшее творчество. Одним из первых
русских художников обратившись к русскому фольклору, Васнецов стремился
придать эпический характер своим произведениям, в поэтической форме
воплотить вековые народные идеалы и высокие патриотические чувства.
Васнецов создал картины "После побоища Игоря Святославича с половцами"
(1880), "Аленушка" (1881), проникнутая искренней поэтичностью, "Иван-
царевич на сером волке" (1889), "Богатыри" (1881-98), исполненные веры в
богатырские силы народа, "Царь Иван Васильевич Грозный" (1897, все в
Третьяковской галерее). С общей направленностью станковой живописи
Васнецова 1880-1890-х гг. тесно связаны его работы для театра. Отличающиеся
народнопоэтическим складом декорации и костюмы к пьесе-сказке "Снегурочка"
А. Н. Островского (поставлена в домашнем театре С. И. Мамонтова в 1882) и
одноимённой опере Н. А. Римского-Корсакова (в Московской частной русской
опере С. И. Мамонтова в 1886), исполненные по эскизам Васнецова, - пример
творческой интерпретации подлинного археологического и этнографического
материала, - оказали большое влияние на развитие русского театрально-
декорационного искусства в конце 19 - начале 20 вв. Пейзажные фоны
произведений Васнецова на сказочные и исторические темы, проникнутые
глубоко национальным ощущением родной природы, то замечательные лирической
непосредственностью её восприятия ("Аленушка"), то эпические по характеру
("После побоища Игоря Святославича с половцами"), сыграли важную роль в
развитии русской пейзажной живописи. В 1883-85 Васнецов выполнил
монументальное панно "Каменный век" для Исторического музея в Москве, в
1885-96 - большую часть росписей Владимирского собора в Киеве. В росписях
Владимирского собора Васнецов пытался внести духовное содержание и
эмоциональность в традиционную систему церковной монументальной живописи,
которая во 2-й половине 19 в. пришла в полный упадок. Живопись Васнецова в
зрелый период, отличаясь стремлением к монументально-декоративному
художественному языку, приглушённому звучанию обобщённых цветовых пятен, а
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
|