Заявлением о преступлении признается лишь такое сообщение гражданина, которое содержит в себе информацию об уголовно-процессуально значимых признаках объективной стороны состава преступления, иначе говоря, об общественно опасном деянии и (или) общественно опасных последствиях.

Именно поэтому трудно согласиться с мнением, что «заявление»,[36] а не «заявление о преступлении» является поводом к возбуждению уголовного дела. Заявление, поступившее в орган предварительного расследования или прокурору, может вообще не иметь ничего общего ни с преступлением, ни даже с каким-либо иным общественно опасным деянием (общественно опасными последствиями). В нем упоминание о признаках преступления может просто отсутствовать. Такой повод не должен иметь следствием начало уголовного процесса.

Заявляет о преступлении физическое лицо. В комментарии ст. 141 УПК РФ, Шевчук А.Н. утверждает, что заявление о преступлении может исходить не только от физического лица, но и от должностного лица[37] и даже от организации (юридического лица).[38] Так как должностное лицо всегда одновременно является физическим лицом, то, думается, вопрос о том, может ли заявление о преступлении исходить от должностного лица, не имеет прикладного значения. Тем более что в ст. 23 УПК РФ, действительно, есть прямое указание на «заявление» должностного лица – руководителя коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием. Правда, в указанной норме речь идет просто о заявлении, а не о заявлении о преступлении. Просто о заявлении упоминается и во многих других статьях УПК РФ. В них во всех термин «заявление» используется в значении, аналогичном понятию ходатайства субъекта уголовного процесса. Так сформулированы положения ст. ст. 166, 186, 189 и других статей УПК РФ.

Содержание ст. 23 УПК РФ ставит данное «заявление» в ранг документа, процессуальное значение которого в большей степени соответствует уровню обязательного условия (наличие согласия) для начала предварительного расследования, а не формы документа, с которого начинается уголовно-процессуальная деятельность. Из ст. 23 УПК РФ не следует запрета производства предварительной проверки повода, в котором сообщается о преступлении, предусмотренном главой 23 УК РФ. Напротив, предполагается, что в ходе такой проверки может быть получено согласие указанного руководителя на возбуждение уголовного дела, а значит, может быть получено и его заявление, содержащее аналогичное ходатайство.

Другое дело – утверждение Шевчука А.Н. о том, что «под заявлением следует понимать устное или письменное сообщение ... организации ... о факте совершения преступления».[39] Если заявляет о преступлении не конкретное физическое лицо, то и непозволительно привлекать конкретного человека к ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ, да и предупреждать его о таковой, как этого требует ч. 6 статьи 140 УПК РФ, бессмысленно.

Трудно представить устное сообщение организации, не являющееся сообщением конкретного физического лица. Кто-то же от имени организации его озвучил. Это физическое лицо и будет являться заявителем. Именно ему будут принадлежать права, предусмотренные не только статьей 140 УПК РФ, но и ч. 4 ст. 144, ч. 2 ст. 145, ч. 4 ст. 146, ч. ч. 4 и 7 ст. 148 УПК РФ.

Законодатель требует отражать в протоколе принятия устного заявления о преступлении данные о заявителе. Согласно же УПК РФ это не наименование и местонахождение организации и даже не сведения о должности должностного лица, это общеустановленные анкетные данные физического лица: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, гражданство, место жительства, работы и т.п.

Автор считает, что возможность признания потерпевшим по уголовному делу юридического лица «свидетельствует» о том, «что кроме физических лиц, заявителями могут выступать и другие субъекты». Между тем данное обстоятельство ничего не доказывает. Основной объем уголовных дел в российском уголовном процессе составляют дела публичного обвинения. Законодателем же по данной категории дел не ставится знак равенства между заявителем и потерпевшим. Нигде не указывается на то, что заявителем по делам публичного обвинения может быть только потерпевший, или на то, что потерпевшим может быть признан только заявитель. По делам публичного обвинения эти две процессуальные фигуры совершенно самостоятельны.

Да, действительно, по некоторой категории дел обычно заявителем является пострадавший. Но таковыми могут быть и другие лица, к примеру очевидец общественно опасного деяния. Более того, о преступлении вправе заявить и лицо, которому о таковом стало известно с чьих-то слов.

Некоторыми учеными высказано мнение, что заявление о преступлении, содержащее сведения, полученные из «вторых рук», даже при условии, что указан источник осведомленности, поводом к возбуждению уголовного дела не является.[40]

Трудно согласиться с такой позицией, и вот почему. Во-первых, как правильно отмечают эти же авторы, «закон не запрещает рассматривать в качестве повода к возбуждению уголовного дела заявления лиц, которым преступлением вред не причинен»,[41] а значит, такой повод нельзя признать незаконным. Во-вторых, боюсь, что приведенное мнение может породить не только крайне нежелательные теоретического плана последствия, выразившиеся в пренебрежительном отношении к закону и его толкованию, но и увеличить процент латентных, хуже того, укрытых преступлений. В-третьих, правоприменители, убежденные в правоте такой позиции, рискуют быть привлеченными к уголовной ответственности. Если признать, что такое заявление не является поводом к возбуждению уголовного дела, то его нельзя регистрировать, нельзя приступать к предварительной проверке и принимать по нему процессуальные решения. Практике же известны случаи лишения свободы должностных лиц за такое бездействие.

Все вышесказанное значит, что заявление о преступлении всегда поступает от физического лица, вне зависимости от того, являлось оно одновременно должностным лицом и (или) представителем какой-либо организации. Заявляя о преступлении, оно действует от своего имени. И именно в отношении его, а не в отношении организации будет решаться вопрос о привлечении к ответственности за заведомо ложный донос.

В конце концов, Шевчук А.Н. вынужден также согласиться с этим. Уже в следующем абзаце, после утверждения, что заявление о преступлении может исходить от юридического лица, он пишет следующее. «Представители организаций, учреждений не вправе от имени организации делать заявления о преступлении... Подобного рода заявления следует расценивать как сообщения частного лица».[42]

Именно частный характер любого заявления о преступлении позволяет говорить о несостоятельности данного Масленниковой Л.Н. разъяснения статьи 141 УПК РФ. Она утверждает, что «письменное заявление должностного лица, сделанное им от имени предприятия, учреждения или организации, помимо подписи этого лица, должно иметь соответствующий штамп (печать)».[43] Такого требования нет в законе. Заявление о преступлении будет поводом для возбуждения уголовного дела и при отсутствии на нем штампа и (или) печати, кем бы оно ни было написано. Лишь бы оно не было анонимным и были соблюдены все иные требования, закрепленные в статье 141 УПК РФ.

Хотелось бы сделать очередное замечание. Шевчук А.Н. считает, что в заявлении о преступлении сообщается о факте преступления. С этим трудно согласиться. Исходя из содержания ч. 2 ст. 140 УПК РФ, в заявлении о преступлении сообщается не о факте преступления, а о признаках преступления, причем уголовно-процессуальное значение имеет сообщение не о любых признаках состава преступления, а лишь о признаках общественно опасного деяния и общественно опасных последствий.

Заявлением о преступлении, о котором идет речь в статье 141 УПК РФ, может быть лишь сообщение, поступившее в орган, уполномоченный возбуждать уголовное дело. Поэтому нельзя признать поводом для возбуждения уголовного дела публичного или частно-публичного обвинения заявление о преступлении, адресованное суду (судье), в иное не компетентное возбуждать уголовное дело учреждение.

В ч. 4 статьи 141 УПК РФ описывается ситуация заявления о преступлении в ходе судебного разбирательства. Такое заявление о преступлении должно быть занесено в протокол судебного заседания. Между тем поводом к началу нового (по новому «преступлению») уголовного процесса оно станет лишь в случае присутствия в судебном заседании должностного лица, уполномоченного возбудить уголовное дело,[44] а именно прокурора, дознавателя или следователя. В новом уголовном деле данный повод для возбуждения уголовного дела будет содержаться в виде письменного документа – копии протокола судебного заседания или выписки из него.

В некоторых комментариях к ст. 141 УПК РФ говорится, что «заявлением следует считать обращение лица ... в суд».[45] Данное утверждение правильно лишь применительно к началу уголовного процесса по делам частного обвинения, да и то, только если под судом понимать одних лишь мировых судей, а в субъектах Российской Федерации, в которых не созданы должности мировых судей, – судей районных судов (ст. 5 Федерального закона от 18 декабря 2001 года «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»[46]). Остальные суды не имеют права возбуждать уголовные дела. То обстоятельство, что уголовный процесс начинается со стадии возбуждения уголовного дела, а эти суды не уполномочены УПК РФ осуществлять какие-либо действия на данной стадии, и позволяет исключить их из числа органов, обращение к которым с заявлением о преступлении порождает возникновение уголовно-процессуальных правоотношений.

Любое заявление о преступлении обязательно должно быть зафиксировано в материалах предварительной проверки (уголовном деле) в виде письменно составленного, подписанного заявителем документа.

Достаточно того, чтобы заявитель поставил одну подпись в конце заявления. Однако лучше, если в заявлении будет две подписи. Не только в конце документа, но и под записью о том, что ему известно об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, предусмотренной ст. 306 УК РФ.

Устное заявление о преступлении, за исключением того, которое сделано при производстве следственного действия или в ходе судебного разбирательства, уже после начала уголовного процесса, фиксируется в письменном документе, бланк которого прилагается к УПК РФ. Данный документ именуется протоколом принятия устного заявления о преступлении.

Помимо точного своего наименования, в нем должны быть отражены: место, день, месяц и год составления протокола, должность, классный чин или звание, фамилия и инициалы лица, принявшего заявление, ссылка на статью 140 УПК РФ, фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, гражданство, место жительства, работы или учебы заявителя, номер и серия паспорта или иного документа, удостоверяющего его личность, кем и когда предъявленный заявителем документ был выдан, удостоверенное подписью заявителя предупреждение об ответственности за заведомо ложный донос по ст. 306 УК РФ, уголовно процессуально значимые признаки состава преступления.

В конце протокола последовательно друг за другом отражаются сведения о том, кем документ был прочитан, правильно ли в нем отражены сообщенные заявителем сведения, какие имеются замечания (отсутствие таковых), подпись заявителя. Завершает документ подпись лица, принявшего заявление.

Место составления протокола принятия устного заявления о преступлении отражается в двух частях протокола. Сразу под наименованием документа указывается населенный пункт составления, а затем, после слов «в помещении», – наименование учреждения (адрес квартиры или дома), где было осуществлено рассматриваемое процессуальное действие, и номер конкретного кабинета. К примеру – «в кабинете № 12 Советского РОВД г. Красноярска».

При фиксации в протоколе уголовно процессуально значимых признаков состава преступления нужно стремиться к отражению конкретных сведений, указывающих на подготовку или совершение (сейчас либо в прошлом) преступления – всех известных заявителю признаков состава преступления (когда, где и что именно произошло, какой причинен ущерб). Как минимум, в заявлении должны быть отражены вероятные данные о наличии в происшествии, о котором сообщает заявитель, уголовно процессуально значимых признаков общественно опасного деяния и (или) общественно опасных последствий.[47]

В соответствии с ч. 2 ст. 18 УПК РФ заявителю, не владеющему или недостаточно владеющему языком, на котором ведется уголовно-процессуальное досудебное производство, должно быть разъяснено его право заявить о преступлении на родном или другом языке, которым он владеет, а также бесплатно пользоваться помощью переводчика в порядке, установленном УПК РФ.

В процессе принятия у такого гражданина заявления о преступлении участвует переводчик. Перед началом данного процессуального действия следователь должен удостовериться в компетентности переводчика и разъяснить переводчику его права и ответственность, предусмотренные ст. 59 УПК РФ.

Факт разъяснения данных прав как заявителю, так и переводчику отражается в протоколе принятия устного заявления о преступлении.

Заявление может быть дано не на русском языке (и не на государственном языке входящей в Российскую Федерацию республики). Протокол же принятия устного заявления о преступлении и в этом случае оформляется на языке, на котором ведется уголовно-процессуальное досудебное производство. Подписывают протокол и заявитель, и переводчик.

По аналогии с ч. 3 ст. 167 УПК РФ, если заявитель в силу физических недостатков или состояния здоровья не может подписать протокол принятия устного заявления о преступлении, то ознакомление этого лица с текстом протокола производится в присутствии законного представителя, представителя или понятых, которые подтверждают своими подписями содержание протокола и факт невозможности его подписания заявителем.

Нетрадиционный подход к разъяснению положений ст. 141 УПК РФ продемонстрирован первым заместителем начальника Юридического института МВД России Григорьевым В.Н. Им круг заявлений о преступлении ограничен лишь сообщениями «о совершенном или готовящемся преступлении», которые сопровождались «просьбой о привлечении виновного к уголовной ответственности». Автор утверждает, что «официальное уведомление дознавателя, органа дознания, следователя, прокурора о преступлении, не содержащее такой просьбы (письмо), не является поводом для возбуждения уголовного дела в смысле п. 1 ч. 1 ст. 140, оно относится к иным источникам, предусмотренным в п. 3 ч. 1 ст. 140».[48]

Сразу оговоримся, что в этой характеристике заявления о преступлении не одно, а сразу три спорных положения.

Во-первых, сообщения могут быть не только о совершенном или готовящемся преступлении, но и о совершаемом преступлении. Почему-то данная значительная часть сообщений (сообщений о совершаемом преступлении) физических лиц автором не признается заявлением о преступлении.

Во-вторых, из поля зрения автора совершенно выпала такая группа не содержащих просьбы о привлечении виновного к уголовной ответственности сообщений граждан, как обращения к начальнику следственного отдела, руководителю (члену) следственной группы, а также к мировому судье (судье районного суда) по делам частного обвинения. Не ясно, каким поводом для возбуждения уголовного дела должны признаваться «уведомления» граждан о совершенном преступлении указанных должностных лиц?

В-третьих, не ясно, каково теоретическое или практическое значение данной кардинально новой идеи автора? Зачем нужно было так резко отмежевывать от того, что десятки лет оттачивалось процессуальной наукой? Статья 141 УПК РФ – это аналог ст. 110 УПК РСФСР, а п. 1 ч. 1 ст. 140 УПК РФ – аналог п. 1 ч. 1 ст. 108 УПК РСФСР. Разъяснения п. 1 ч. 1 ст. 108 и ст. 110 УПК РСФСР имелись и имеются. Данный же Григорьевым В.Н. комментарий к ст. 141 УПК РФ существенно отличается от них.

Наверное, позиция Григорьева В.Н. имеет право на существование. Но главный ее недостаток заключается в том, что она приведет дознавателя, следователя и т.п., которые ему поверят, к нежелательным для них последствиям – привлечению к ответственности за нарушение требований УПК РФ.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10