Кульминационным моментом
работы над глоссариями, для большинства специалистов в данной области, является
период с IV по VI век. В этот период появляются на
свет «Толкования грамматиста Пласидо» и так называемые «Синонимы Цицерона».
Ученым неизвестно точно о времени и месте, в котором жил грамматист Пласидо, а
также, что самые первые письменные свидетельства Synonima colligere или Synonima Ciceronis относятся к VIII веку.
Распространение такого типа
работ мотивировано появлением нового лексикографического типа, функция которого
состояла в том, чтобы отличать слова по значению или близким им формам. Так
называемые «Различия слов» получили развитие в двух книгах, составленных Исидором
из Севильи. Кроме того, этот испанско-вестготский автор в своей «Этимологии»
писал, что «это был огромный номинативный глоссарий, в котором информация
расположена не в алфавитном порядке, а является он этимологическим и
тематическим. Он похож на большие утерянные александрийские сборники Каллимака
и Филоксена. Это энциклопедический глоссарий, который не являлся литературным
произведением, но потом стал основным источником, который широко использовался
на протяжении последующих веков авторами алфавитных глоссариев» [11].
Действительно, Книга Х, «De vocabulis «(«Об именах»), Этимологий должна
считаться подлинным глоссарием, так как в ней даются объяснения общим именам и
прилагательным, упорядоченным в алфавитном порядке, но без тематической связи
между самими понятиями.
Как считает Диас, «начиная с
богатого материала, извлеченного из учебников, грамматик, произведений и
манускриптов, которые в своих Этимологиях предлагает Исидор, и с глоссариев,
которые были составлены, вероятно, в VIII веке, под влиянием вестготской культуры на Юг Франции или на
Север Италии, самой большой коллекцией толкований, которая распространилась в
Средние века, была Liber Glossarum, или «Glossario de Ansileubo» по имени его предполагаемого
составителя» [11]. Содержание этой великой работы и других менее значимых
трудов, составленных различными способами, было источником многочисленных и
разнообразных глоссариев, которые непрерывно распространялись в средневековую
эпоху. Среди них, согласно Диасу, работа Пауло Диаконо, которую он написал в
Монте Кассино в конце VIII века,
и Elementarium Папиаса, ломбардского учёного,
работавшего в середине XI века.
Именно они, по мнению Диаса, представляют собой кульминацию в развитии данного
типа лексикографического знания.
Для того чтобы лучше изучить ранние
средневековые глоссарии, необходимо обратиться к истории языка и общества,
лингвистической ситуации того времени, необходимо знать о тех эволюционных
языковых процессах, в условиях которых создавались эти глоссарии. Как уже
упоминалось выше, использование глоссариев известно с древних времён. Они
предназначались для того, чтобы облегчить толкование латинских текстов. Когда
латинский писатель отдалялся от классических моделей, необходимость
использования этих словников возрастала. Поэтому их количество увеличивалось по
всей Римской империи, в частности, многие появились после разделения империи в V веке. Они составляют документальную
базу великого «корпуса» средневековой латыни, собранного Ду Кангэ в XVII веке. В результате наличия такого
богатого разнообразия подобных документальных источников в науке возникла идея
существования средневековой латыни, отличной от классической и, самое
главное, противопоставляемой ей как языку, предназначенному исключительно для
письма. Поэтому в течение определённого времени ученые-филологи задавались
вопросом: когда перестали говорить на латыни? Для некоторых устный язык в
вестготскую эпоху был еще не латинским, а протороманским, в то время как в нём
уже обнаруживались многие эволюционные процессы, развитие которых пошло по
разным направлениям, в результате чего и появились различные романские языки.
Поэтому в письменных источниках вестготской эпохи обнаруживается искусственный
язык, который немного изучался в школе и отличался от разговорного языка.
Как отмечет Бастардас [10], нельзя
говорить о средневековой латыни на Иберийском полуострове до мусульманского
вторжения, когда политическое и территориальное разделение, сопровождавшееся
тяжёлым культурным разорением, ускорило эволюционные процессы, давшие развитие
иберо-романским языкам. В Галлоромании была совершенно другая ситуация:
каролингская империя намеренно способствовала восстановлению древней Римской
империи и латыни, и это привело к тому, что письменный язык перестал
использоваться в устной речи, что говорило о рождении романского языка. Это
очевидно, так как между Иберороманией и Галлороманией имели место ситуации
весьма разные: культурная деградация, с одной стороны, и кульминация процесса
восстановления латыни – с другой. Некоторые филологи, такие как Р. Райт [10],
считали, что нельзя было говорить о средневековой латыни до каролингской
реформы. Для него этот концепт применим только для латинского языка, зародившегося
в каролингских школах, который посредством реформы клунийской эпохи должен был
переместиться на Иберийский полуостров. Поэтому в случае с Испанией
(относящейся к Каталонии из-за особой связи с франкским королём) нельзя было
говорить о средневековой латыни до 1080 года, года основания монастыря Сан
Хуана де ла Пэна, что положило начало влиянию клунийской эпохи в Испании,
отказу от мосарабских традиций, установлению епархии с епископами франкского
происхождения, политическому влиянию с противоположной стороны Пиренеев,
созданию франкских колоний во многих посёлках и т. д. По его мнению, до
клунийской реформы в Испании использовался общий местный диалект, отразившийся
в текстах, написанных по принципам орфографии, которая выявляла признаки языка,
отличавшие его от общего. Действительно, существовал основной язык, который
соответствовал как устным, так и письменным манифестациям, хотя они и были
похожи на латынь. Таким образом, средневековая латынь была только
посткаролингской латынью. Эта гипотеза была установлена британским испанистом и
прочно укрепилась в лингвистике в течение последних пятнадцати лет. Данный факт
следует принять во внимание, для того чтобы правильно оценить функцию
средневековых глоссариев при освещении некоторых аспектов истории испанского
языка.
Латинисты, в частности выдающийся
Диаз и Диаз [10], изучили лингвистическую ситуацию в вестготскую эпоху. В
противовес распространённой идее о том, что это была эпоха большого культурного
декаданса, в настоящее время преобладает другое мнение: VI– VII века были периодом прогрессивного восстановления латыни, хотя этот
процесс больше принял форму обобщения старых знаний, чем получения новых. Для
некоторых эпоха Сан Исидоро (560– 636) была настоящим эталоном для Европы:
тогда уже было развито обучение чтению и письму, были собраны материалы по
классической грамматике, главным образом, Доната; распространились, по крайней
мере, в среде социальной и культурной элиты вестготского периода знания об
эпохе. В чём не соглашаются историки и филологи, так это в описании «настоящей»
лингвистической ситуации. Большинство ученых, среди которых Диаз и Диаз,
считают, что следует говорить о сохранении имперской латыни со своими
собственными особенностями, где уже появились другие эволюционные признаки,
которые будут начальной манифестацией последующих процессов трансформации.
Существует также обратное мнение, что язык, используемый Сан Исидоро, а также
более поздними писателями, такими как Хулиан де Толедо, относится к общему
местному диалекту, перешедшему в письмо, как и латынь. Здесь наблюдается
неадекватный подход к анализу аргументов за и против того или иного мнения.
Точно известно, что тексты эпохи, не только по этимологии, но также
многочисленные сборники проповедей и покаяния, которые в то время записывались,
независимо от того, отражают они или нет местное или латинское произношение
(на это делается упор, так как Сан Исидоро не делает различий в этом
отношении), тем не менее имеют в себе основные черты синтаксиса латинского
языка, хотя и с очевидными специфическими особенностями: он содержит в себе
падежный строй и формы согласования, отражает действующие синтетические формы
пассивного залога, порядок слов согласно падежным отношениям и т. д. Начиная с VIII века мосарабский язык, естественное
лингвистическое продолжение вестготской эпохи, предлагает радикально отличную
грамматическую структуру, поэтому едва ли можно принять идею о том, что язык
текстов Сан Исидоро был общим местным диалектом. Ясно, что севильский епископ,
а вместе с ним и ограниченное интеллектуальное меньшинство того времени, в
скором времени могли заговорить, используя письменный язык, но данная ситуация
не распространяется на всех говорящих. То, что происходила эволюция TY, CY было очевидно, тенденция к утрате множества гласных и многие другие
явления тоже должны быть упомянуты. Намного сложнее определить, в какой
степени социолингвистические различия (не территориальные, так как нельзя
точно обозначить диалектные районы) предвещают различия идиоматические. Жители
Ибероромании в VI и VII веках говорили на латыни, что
очевидно, но варианты, которые могли содержать в себе эту латынь, были
естественной эволюцией латинского империального разговорного языка, с каждым
разом всё более отличавшегося от того письменного языка, который был подчинён
нормам грамматики и риторики. Если говорящий стремился научиться чтению или
письму, он должен был сначала обучиться традиционной латинской технологии,
поэтому стремился писать на латыни. Кажется довольно трудным принять тот факт,
что в вестготскую эпоху всё ещё существовали идиоматические различия между
латынью и тем, что считалось местным романским наречием, и ещё труднее принять
то, что существовало представление об этом различии, несмотря на то, что имели
место некоторые феномены эволюции, не только фонетические, но также
морфологические и синтаксические, что имело параллель и в отношении
социокультурных пластов говорящих.
Несомненно, люди, использовавшие
письменные тексты, часто нуждались в помощи при их интерпретации, что и
послужило предпосылкой происхождения глоссариев, которые начали составлять по
всей Римской империи. Комментарии и пояснения к классическим текстам были
началом традиционной глоссистики, которая появилась в Средние века. Такие
комментарии с каждым разом становились всё нужнее, по мере того, как
классическая культура становилась всё более повторяющейся и менее оригинальной.
В начале глоссы представляли собой не лексические сборники, а разнообразные
комментарии к текстам, которые необходимо было объяснить. Иногда они принимали
форму словарей, но намерение их составителей было намерением не лексикографа, а
составителя сборника знаний. С падением империи расцвели глоссарии, следуя
примеру самого знаменитого из них – Толкования грамматиста Плбсидо. В то
же время появились работы лексикографического характера, состоящие из списков
синонимов и «различий слов». Среди первых выделяются знаменитые Synonima cicerоnis или Synonima colligere. Этимологии Сан Исидоро
содержат две книги, посвящённые определению различия слов, обладающих
значением или формой будущего времени. Эти книги приобрели скорее
энциклопедический, нежели лексикографический характер. Другая часть, Книга X Этимологий, «De vocabulis» («Об именах»), действительно представляет
собой лексикографический список. Очевидно, что с приходом VIII века, периода, в который, как мы
помним, происходит общее лингвистическое разделение Римской империи, во всей
Европе существует настоящая традиция консолидированной глоссистики. Liber Glossarum, который свободно переходил из рук в
руки по большей части Европы, возможно, испанского вестготского
происхождения, – это корпус толкований, наиболее важный в позднем
Средневековье. Эти глоссы, как и другие, представляли собой источники материала
для специальных глосс, появившихся позже, среди которых испанские глоссы IX– X веков. Эти глоссарии не были переведены на романский язык: они были
глоссами, переведенными с одного латинского языка на другой латинский или с
латинского письменных текстов на «общий» латинский (разговорный язык). Их
необходимость стала более очевидной в связи с усилением идиоматического
разделения между письменным и разговорным языком, которое проходило в Испании в
течение VIII– XI веков. Поэтому не удивительно, что
именно в IX веке появился Глоссарий,
содержавшийся в 46 рукописи (кодексе) Королевской Академии Истории, который
относится к самым лучшим и, по словам его издателей, является «первым
энциклопедическим словарём Иберийского полуострова». Интерпретация процесса
разработки глоссария или глоссариев основана на идее, что одни были копиями
другого или других, созданных таким образом, что различные глоссарии
составляли одну цепочку, по которой было легко определить способ, которым они
были полностью или частично адаптированы. Это значительно способствовало тому,
что глоссарии часто развивались в словари или лексиконы, что было следствием
затрудненности прочтения глосс одного автора или его одной определённой работы
(текста). Также источниками для их разработки служили учебники и грамматики,
поэтому в глоссариях легче найти грамматические, нежели лексикографические
признаки. Конечно, не стоит отвергать гипотезу, что какой-нибудь глоссарий был
не результатом сбора предыдущих материалов, а оригинальной работой автора,
действовавшего по необходимости. Более важно исследовать, применима ли эта
гипотеза к эмилианским глоссам. Очевидно то, что, как объясняет Диаз и Диаз
[10], глоссарии представляют собой комплексные труды, в которых лингвистическая
информация (лексическая и грамматическая) смешана с информацией
культурологической.
Культурологическая и лингвистическая
ситуация в Ибероромании радикально отличалась от ситуации каролингской
Франции. Разногласие, существовавшее между Сан Исидоро из Севильи,
реставратором вестготской латыни, и Алькуино, восстанавливающим империальную
латынь, было глубоким. Наряду с другими факторами, главная причина этого
разногласия заключалась в том, что Алькуино – интеллектуальный переводчик,
намеревавшийся реставрировать империальный язык Carlomagno. Это необходимо знать, чтобы легче
было понять лингвистические процессы того периода, так как помочь может только
культура, выраженная латинским языком. Но не следует забывать, что Алькуино
умер в 805 году, и уже в 842 году были страсбургские проповедники, которые
вынуждали использовать романский язык в знак политической и юридической
трансцендентности. Исходя из этого разногласия положение о том, что в Испании
не существовала средневековая латынь до 1080 года, является недостаточно
обоснованным.
В чём состояла суть процесса, который
привёл к происхождению романских языков? Этот вопрос Менендес Пидаль искусно
осветил в «Происхождении испанского языка» [10]. Мы будем во многом говорить
о вещах знакомых, хотя часто недостаточно интерпретированных. Языки не могут
появиться в определённый короткий отрезок времени и в одном месте. Здесь
следует говорить об объединении различных эволюционных тенденций, которые
сначала неустойчивы, но затем приобретают очевидную регулярность и постепенно
адаптируются к человеческому обществу. Согласно этому утверждению
процесс происхождения кастильского и других иберо-романских языков состоит – и
не существует более убедительного объяснения – из прогрессивного разделения
между устным и письменным языками. Здесь возникает вопрос: когда они становятся
разными языками? Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно принять
во внимание два различных аспекта: один – внутреннего характера, который
определяет, какие структурные несоответствия разделяют два языка; другой –
внешнего, касается лингвистической сознательности говорящих, которая отражается
в идее, что письменный язык – язык не спонтанный, его необходимо изучать, он
нуждается в переводе для необразованных людей, которые не посещали
образовательных учреждений (школ, монастырей, мастерских переписчиков и т. д.).
Поскольку этот процесс имеет место в
любой лингвистической сфере, очевидно, что переход от латыни к романскому языку
происходит постепенно и обусловлен филогенетической взаимосвязью,
существовавшей между первоначальным языком и его романскими производными. Этот
процесс динамичен в том смысле, что, начиная подвергаться дискурсивному
колебанию (устная речь противопоставляется письменной, различные типы
высказывания и текста и т. д.), он преобразуется в идиоматическое различие, в
котором латынь – язык, изучаемый в школе, а романский – спонтанно приобретённый
язык. Это трудно объяснить, особенно когда процесс трансформации происходит
одновременно для письменной и устной речи, хотя и с разной скоростью, или когда
романский появляется только в устной речи, а позже приобретает характер письменной.
Исходя из гипотезы, базирующейся исключительно на фонетических критериях, можно
подумать, что изменения происходят только в устной речи, так как трансформация
очевидных артикуляторных особенностей имеет исключительно вокальное
происхождение; написание изменяется только вследствие культурного соглашения.
Несомненно, если наблюдать за природой грамматических (морфологических и
синтаксических) изменений, можно обратить внимание на то, трансформации
затрагивают всю структуру лингвистической системы. Если бы изменения носили
исключительно фонетический характер, то можно было бы утверждать, что
первоначальные документы – это только графический «перевод» с местного
диалекта; если принять во внимание глубину синтаксических изменений, то
согласиться с тем, что письменный и устный язык «раздвоены», трудно. Кроме
того, устная и письменная речь находятся в постоянных взаимоотношениях, даже в
том случае, который считается гипотетическим, если встречается в ходе научной
дискуссии, когда первоначальные документы, предшествовавшие клунийской реформе,
отражают единственный язык: местное наречие или романский.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
|