Относительно
рассказа о статире во рту у рыбы (Мф.17,24-27) есть очень правдоподобная
гипотеза, что первоначально ст. 27 имел вид: «Забрось удочку в море, продай
улов и из выручки уплати храмовой налог»; ввиду распространенности сказочного
мотива ценных находок в пойманной рыбе (перстень Поликрата, драгоценная
жемчужина), который встречается и в еврейском предании, нетрудно представить
себе, что слова άνοίξας τό στόμα
αύτού εύρήσεις
στατηρα [открыв рот ее, найдешь статир] (ст.
27) могли проникнуть в повествование и превратить его в рассказ о чуде. -
Наконец, сюда же относится рассказ о рыбной ловле Петра (см. Лк.5,1-11, ср. Ин
21,1-11), который мог бы «символически представлять» следующие за ним слова
«уловлять людей» (см. Лк.5,10; Мк.1,17пар.).
Мы видим, что при
литературно-критическом исследовании и анализе языка рассказов о чудесах этот
материал начинает таять и заметно сокращается в объеме. Особенно примечательно,
что если сказанное выше справедливо, есть основания утверждать, что по меньшей
мере четыре из шести представленных в синоптических евангелиях чудес в сфере
природного мира имеют вторичное происхождение. Вряд ли случайно, что
добавленными оказываются именно природные чудеса.
Во-вторых:
материал претерпевает дальнейшее сокращение, если привлечь для сравнения
раввинистические и эллинистические рассказы о чудесах.
В третьих: еще на
один шаг можно продвинуться, если проанализировать евангельские сообщения о
чудесах методом истории форм; этот метод дает возможность отделить более
поздние, эллинистические слои предания от древних, палестинских.
Библеисты
показали, что во многих новозаветных рассказах воспроизводится сложившаяся в
древности топика сообщений о чудесах (признаком большей древности является
отсутствие топики). Эта топика характеризуется, например, тем, что сообщения о
чудесах начинаются с экспозиции (страшные симптомы болезни, напрасные попытки
излечения и т.д.); что описывается процедура исцеления (осуществляемого с помощью
жеста, слова, слюны и т.п.); что за чудесным исцелением следует демонстрация
(парализованный несет свою кровать, слепой видит и т.д.); наконец, тем, что
изображается произведенное чудом впечатление (в виде заключительного хора, т.е.
возгласов очевидцев, выражений изумления или страха и т.п.).
Они показали, что
в евангелиях есть два типа рассказов о чудесах: с одной стороны, повествования,
в которых в центре внимания находится духовная сторона происходящего, с другой
- рассказы, стремящиеся к красочности описания. Это меткое наблюдение побудило
их разделить рассказы о чудесах на две категории: рассказы, для которых
характерна простая манера повествования, и такие, в которых обыденные сюжеты
подвергаются разработке. Таким образом, мы сталкиваемся с древней, палестинской
и более поздней, эллинистической редакциями сообщений о чудесах, из которых
вторая изображает Иисуса в виде древнего чудотворца, тогда как первая в более
скромной манере ставит в центр повествования полномочия Иисуса. Это означает,
что анализ рассказов о чудесах методом истории форм ведет в итоге к дальнейшему
сокращению материала.
Четвертый вывод
следующий: даже при более строгом использовании критических методов и
соответствующем сокращении материала вырисовывается основа предания, прочно
связанная с событиями, имевшими место в ходе деятельности Иисуса.
Упрек в том, что
Иисус изгоняет бесов с помощью князя бесовского (Мк.3,22; Мф.9,34; Лк.11,15 ср.
Мф.10,25) и, следовательно, практикует магию, уже ввиду своей язвительности и
предосудительности того, в чем его упрекают, определенно не мог быть выдуман
просто так. Он немыслим, если бы перед этим не произошли события, которые его
спровоцировали. Из этого упрека видно, что факты исцелений не могли быть
опровергнуты противниками Иисуса; они подтверждаются не только
раннехристианскими, но и раввинистическими сообщениями. К древнему материалу
можно отнести и рассказ о постороннем экзорцисте (Мк.9,38-40), так как он
подчеркивает контраст между нетерпимостью учеников и терпимостью Иисуса; не
случайно Матфей опускает его. И мы снова приходим к аналогичному выводу:
немыслимо, чтобы кто-либо пользовался именем Иисуса для изгнания бесов, если бы
сам Иисус не доказал свою власть над духами. Еще больше компрометирует учеников
Мк.9,14-18; их экзорцистские усилия терпят провал. Это - признак древности
рассказа, поскольку предание имеет тенденцию щадить учеников. А в Мк.6,5а
неспособность приписывается и самому Иисусу - когда говорится, что в Назарете
он из-за неверия окружающих ни разу не смог проявить свою исцеляющую силу (ούκ
έδύνατο «не мог»); это шокирующее
обстоятельство, которое пытаются смягчить добавлением ст. 5б и редакционным
изменением Мф.13,58, подтверждает достоверность сообщения, которое предполагает
наличие у Иисуса δυνάμεις «силы» как
нечто само собой разумеющееся. Далее, следует упомянуть конфликты, бывшие у
Иисуса из-за субботы. Они безусловно составляют неотъемлемую часть предания, но
с ними существенно связаны исцеления, производимые Иисусом в субботу. Так,
первое, о чем сообщает Марк после рассказа о призвании учеников в древнем,
восходящем, возможно, к самому Петру тематическом блоке предания (Мк.1,16-39),
- это изгнание беса в субботу в синагоге (Мк.1,23-28). К тому же тематическому
блоку относится сухой, лаконичный, содержащий сведения, которые нигде не
используются, рассказ об исцелении тещи Петра от горячки (Мк.1,29-31). Древней
должна быть также логия Мф.11,20-22, в которой Иисус угрожает Хоразину и
Вифсаиде за то, что они не приняли его, несмотря на явленные им силы, - так как
о деятельности Иисуса в Хоразине нигде больше не упоминается. Исцеление
прокаженного Мк.1,40-44 тоже может быть отнесено к древнему преданию, особенно
если иметь в виду загадочное «фыркнув» (έμβριμησάμενος),
что на восточном языке жестов предположительно означает приказание молчать, и
не менее удивительный dativus incommodi είς μαρτύριον
αύτοΐς «для свидетельства против них» (ст. 44),
превращающий исцеление в печать на обвинительном свидетельстве против
неверующих лидеров народа. Наконец, речения, подобные Мф.7,22-23 и Лк 10,20,
могут быть древними потому, что Иисус здесь умаляет значение изгнания бесов и
проявлений силы, которые так ценит первохристианская Церковь; эти деяния не
гарантируют доступ в Царство.
Таким образом,
даже при строго критическом подходе к рассказам о чудесах остается доступная
изучению и описанию историческая основа. Иисус действительно совершал
исцеления, поражавшие его современников. Речь идет в первую очередь об
исцелении от страданий, имеющих психогенный характер (в особенности о том, что
в Евангелиях называется изгнанием бесов), которое Иисус совершал одним
повелительным словом, но также и об исцелении прокаженных (в тогдашнем, широком
понимании этого слова), парализованных и слепых. Все это лежит в русле того,
что в медицине обозначается термином «императивное внушение».
Эти исцеления
были важны не только для предания, но и для самого Иисуса, причем настолько
важны, что в древнем изречении о трех днях он мог обобщенно описать всю свою
деятельность словами: έκβάλλω δαιμόνια
καΐ ίάσεις αποτελώ
«я изгоняю бесов и исцеления совершаю» (Лк.13,32). Почему Он придавал им такое
значение?
Битва
Иисуса с сатаной за Израиль
В марковом
повествовании в сценах экзорцизмов присутствует топика эсхатологической борьбы
Иисуса с бесами (Мк.1,23-27). Сам Иисус описывает Свои экзорцизмы в военных
терминах битвы (Лк.11,14-22). Под влиянием иудейской апокалиптике Иисус, видимо
считает, что эта битва уже выиграна на небесах (Лк.10,18; ср. Откр.12,7-9) и
именно поэтому Он продолжает вести её успешно и на земле. Поэтому для Иисуса
так важны, Его экзорцизмы, это знаки, знамения победы над сатаной и его
слугами, в них Он видит Божественное подтверждение Своего призвания и
правильность выбранного Им пути.
Видимо Иисус
считает, что борьба с сатаной и его приспешниками, это настоящее дело для
израильтян, и в первую очередь для Него Самого, как истинного Вождя народа
Божьего. Поражение сатаны должно привести к полному уничтожению смерти, зла,
греха и идолопоклонства на земле и тут не может быть половинчатости, ибо кто не
с Ним в этой борьбе, тот против Него (Лк.11,23), тот повинен в хуле на Духа
Святого, а этот грех не прощается Богом (Мф.12,22-32).
Экзорцизмы Иисуса
это ещё не полная победа над сатаной, решающая битва ждет Его в Иерусалиме и
Храме, однако выиграть её нельзя силой оружия. Об этом видимо говорит Его
загадочная притча о «нечистом духе». В ней Иисус намекает иудеям о том, что их
недавняя победа силою оружия во время Маккавейских войн над «мерзостью
запустения», то есть как они считали над языческим идолопоклонством, над
сатаной и его приспешниками, которую они так широко празднуют как национальную
победу (Ханнука), по сути дела привела к еще худшим последствиям. Эта победа
силой оружия привела к подъему национального чувства, что в свою очередь влекло
иудеев к «священной войне», теперь уже не против Антиоха IV Епифана, а против Рима и эта
идолопоклонническая идеология хуже той «мерзости запустения» которая была
когда-то в Храме. Нечистый дух возвратился в дом (так иудеи называли Храм) взяв
с собою ещё семерых духов (идеология «священной войны» и национального
превосходства) злейших себя и это последнее хуже первого. Так происходит и с
этим злым поколением (Мф.12,43-45).
Иисус же
наоборот, как иудейские мученики и борцы за веру отцов своих, предаст Себя (такова
воля Отца Мк.14,36; Ин.12,27; Лк.12,49-50) в руки грешников, которые убьют Его
позорной казнью преступника, однако эта смерть за народ Божий (Ин.11,51-52;
12,24; 15,13) и поэтому в скором времени Бог оправдает Его (речения о трех днях
Ин.2,19; Мф.26,61 и о Сыне человеческом см. ниже). Видимо в этом событии Иисус
видел прославление имени Божьего (Ин.12,28), наступление Царства (Лк.22,28-30) и
окончательное поражение сатаны (Ин.12,31; 14,30; 16,11) и всех форм угнетения и
несправедливости в мире.
Битва
Иисуса с приспешниками сатаны за Израиль
Читая Евангелия
мы видим, что Иисус успешно ведет битву против сатаны и его бесов, однако не
так успешна борьба против приспешников сатаны, то есть официальных и самозваных
религиозных лидеров народа (саддукеев и фарисеев, книжников и старейшин),
которые под видом строжайшего исполнения Торы, Храмовых жертвоприношений, а еще
больше галахи все больше и больше культивируют чувство национального
превосходства иудеев над язычниками. Поэтому для Иисуса они слепые вожди
(ослепленные «духом лжи»), ведущие слепых, порождения ехиднины и лицемеры. Их
отцы убивали пророков за обличительные речи (см. Иер.26), пастырей (Зах.13,7) и
праведников (Пс.21; Ис.53; Прем.2,12-20), а теперь они хотят убить последнего
Пророка и Праведника, который говорит им истину (Ин.8,40), поэтому с них, как с
последнего злого поколения взыщется вся кровь пролитая от основания мира
(Лк.11,47-51).
В виду
наступающего Царства Божия и того, что Иисус несет окончательное,
эсхатологическое Слово Божье, Он замещает Собой все религиозные институты и
символы Иудаизма. Именно здесь и происходит конфликт, но это конфликт не просто
на религиозном уровне, а конфликт на уровне национальных идеологий и
национальных символов. Иисус, видимо, не принес на землю новой, более духовной
религии (как ошибочно думают многие христиане), чем те, что были уже тогда на
земле. Практически все аспекты этического учения Иисуса и Его учения о Боге в
той или иной форме присутствуют в Законе, Пророках и Псалмах (в иудейском
Танахе), а также в высказываниях иудейских раввинов. Что же касается
метафизического построения в учении о богах, которого не было и не могло быть у
иудеев (главное для иудея это то как Бог Израилев действует в истории Своего
народа, а не то каков Он в Самом Себе) было предостаточно у греков, персов,
индусов, египтян и у других народов (многое из этих мыслей, видимо потом было
заимствовано у этих народов иудейскими сектантами (кумранитами и другими) и
иудео – эллинистами, а от них христианами и позже освящено авторитетом Иисуса).
Чисто религиозный
конфликт вряд ли привел бы Иисуса к распятию, ведь в те времена не было жёсткой
иудейской ортодоксии, а наоборот было множество течений и сект, каждая из
которых спорила и ссорилась друг с другом, но это не доводило до убийства.
Однако их спор был чисто религиозный и поэтому мелочный, и не затрагивал самого
статуса народа Божьего, его идеологию и его символы. Другое дело Иисус, видимо
Он ставил под сомнение нынешний и будущий статус иудеев как народа Божьего,
если они не откликнутся на Его призыв. Конфликт на уровне национальной
идеологии и национальных символов это очень серьезная вещь (представьте себе,
что сделали бы с тем человеком, который попытался бы в гитлеровской Германии
или сталинской России поставить под сомнение господствующую идеологию и
господствующие символы, а в Осетии поставить под сомнение три пирога,
осетинское пиво и кувды сказав, что они культивируют идеологию национального превосходства
и поэтому внушены сатаной и являются идолопоклонством) и он как раз и мог
подвигнуть религиозные власти предать Иисуса казни (ведь Иисус с их точки
зрения сбивал Израиль с пути, что как им казалось грозило Израилю гибелью см.
Ин.11,47-50; Втор.13,1-5).
Итак, видимо уже
в Галилее Иисус вступает в битву с «толкователями скользкого», с приспешниками
сатаны, то есть с фарисеями радикального толка, книжниками и старейшинами.
Видимо Иисус считает, что отныне верность Ему как последнему Пророку Божьему,
несущему Израилю спасение и окончательное Слово Божие, заменят верность Торе,
субботе, св. Земле, законам чистоты, нации, семье и галахе (Мк.2,15-3,6;
3,31-35; 7,1-23; 10,21).
Так сотни
христиан вдохновлялись призывом Иисуса продать все отцовское наследство и
следовать за Ним (Мк.10,21), однако подавляющее большинство так не поступало
(ср. Лк.8,38-39) и даже недоумевало, зачем это надо. Видимо, недоумение можно
рассеять тем, что непосредственно это требование имеет значение только в
контексте иудейской идеологии, соотносящей возможность вхождения в Царство
Божие с обладанием уделом в святой Земле. Иудеи верили в то, что имеющий удел
в святой земле буде иметь удел и в Царстве Бога (или же спасение и Царство
откроется только в пределах св. Земли 3Ездр.9,7-8), а Иисус опровергает
идеологию верности символам национального богоизбранничества: кто цепляется за
отеческое наследство в Царство Божие не войдет. Более того, Иисус не только
показывает, что отныне в Нем и Им замещаются национальные символы богоприсутствия
(Он больше Давида - царя, Ионы - пророка и Соломона – величайшего мудреца
Израиля, Он даже больше Субботы и Храма Мф.12,6,8.), но Он на место первой
заповеди о любви и верности Богу Израилеву, ставит верность Себе, а это уже
открытая претензия на обладание Божественным авторитетом (ср. Мк8,38; Мф.19,28;
Лк.12,8-9).
Такие действия и
слова Иисуса, подрывающие Богоданные символы Завета, были явным скандалом и
соблазном (Мф.11,6) для многих иудеев и в первую очередь для религиозных
лидеров, осознающих себя стражами Закона и Израиля. Отныне в Галилеи не было
места Торе и Иисусу, субботе и Иисусу, законам кашрута и Иисусу. Все это так
скандально и соблазнительно, что Галилейские города Капернаум, Хоразин и
Вифсаида не принимают весть Иисуса и за это Он предвещает им скорый и страшный Божий
суд (Мф.11,20-24).
Возвращение
Господина и Царя
Больше Ему в
Галилее делать нечего и Он идет в Иерусалим (я принимаю синоптическую
хронологию служения Иисуса в течение одного года или чуть больше (однако,
Лк.13,7 ср. Лев.19,23), а не Иоаннову хронологию, служения Иисуса в течение
более чем трех лет), чтобы там дать последний и самый ожесточенный бой с
сатаной и его приспешниками (саддукеями, «нечестивым священником», то есть с
первосвященником, радикально настроенными сященниками, иерусалимскими учителями
Закона, раввинами, книжниками и старейшинами), чтобы изгнать сатану из Храма,
который мыслился Иисусом религиозным центром богопочитания не только Израиля,
но и всего мира, и поэтому это событие должно было повлиять как на статус
Израиля, так и на статус всего мира (Ин.12,31).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9
|