Сергий Радонежский
Реферат
на тему:
ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО ИГУМЕНА СЕРГИЯ ЧУДОТВОРЦА
ВЕНЕЦ НЕУВЯДАЮЩИЙ
Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам
слово Божие, ихже взирающе на скончание
жительства, подражайте вере их
(Евр,13,7).
Велика и прекрасна сегодня Лавра преподобного Сергия, величественна ее
более чем шестисотлетняя история, бесценны духовные сокровища, ею хранимые.
Здесь — всюду благодатный покров ее устроителя и первого игумена, и тысячи
тысяч людей, с верою притекающих к мощам Преподобного, обретали и обретают
утешение и наставления.
Наверное, таково же было впечатление от обители Пресвятой Троицы и сто
с лишним лет назад у великого святителя Московского, митрополита Филарета,
обратившегося к Лавре преподобного Сергия с проникновенными словами:
«Прости мне, великая Лавра Сергиева, что мысль моя с особенным желанием
устремляется в древнюю пустынь Сергиеву. Чту и в красующихся ныне храмах
твоих дела святых... люблю чин твоих богослужений, и ныне с
непосредственным благословением преподобного Сергия совершаемых, с
уважением взираю на твои столпы и стены, непоколебавшиеся и тогда, когда
поколебалась было Россия, знаю, что и Лавра Сергиева и пустынь Сергиева
есть одна и та же и тем же богата сокровищем, то есть Божией благодатию,
которая обитала в преподобном Сергии, в его пустыни и еще обитает в нем, в
его мощах, в его Лавре, — но при всем том желал бы я узреть пустыню,
которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет
мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя
Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощеное бдение, когда в нем с
треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся
горят тише и яснее свещи, и пламень их досягает до неба, и ангелы их
восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной
кельи, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв
и воздыханий преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором
впечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных.
Дайте мне облобызать порог ее сеней, котрый истерт ногами святых и через
который однажды переступили стопы Царицы Небесной. Укажите мне еще другие
сени другой кельи, которые в один день своими руками построил преподобный
Сергий, и в награду за труд дня и за глад нескольких дней получил укрух
согнивающего хлеба. Посмотрел бы я, как позже других насажденный в сей
пустыни, преподобный Никон спешно растет и созревает до готовности быть
преемником преподобного Сергия. Послушал бы молчания Исаакиева, которое,
без сомнения, поучительнее моего слова. Взглянул бы на благоразумного
архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть
послушником преподобного Сергия, чем начальником в другом месте. Ведь это
все здесь — только закрыто временем... Откройте мне ковчег, покажите
сокровище, оно непохитимо и неистощимо, из него, без ущерба его, можно
заимствовать благопотребное, например, безмолвие молитвы, простоту жизни,
смирение мудрования».
Кто же не присоединит свой голос к этому столь искреннему чаянию
святителя и не посетует на невозможность его исполнения? И есть лишь один
путь для нас, столь дальних потомков нашего наставника — преподобного
Сергия,— обратиться к житию святого, составленному вскоре после его
преставления его учеником, преподобным Епифанием Премудрым, и продолженному
записью многочисленных чудотворений, совершенных преподобным,— неложных
свидетельств его любви к нам и помощи.
Преподобный Сергий, явившийся началом монашеского делания в Московской
Руси, явился и его непревзойденном венцом, великим делателем на стезях
спасения. Он, основавший малую обитель, стал чрез своих учеников, близких и
дальних, устроителем всей русской монашеской жизни; его, искренне
избегавшего руководства малой братией, Господь уготовал быть игуменом всей
земли Руссской. Верим, что и поныне предстоит он Престолу Вседержителя как
горячий молитвенник и неустанный ходатай за всю Русскую землю и за каждого
из нас, с верою к нему обращающегося.
Патриарх Московский и всея Руси
ВВЕДЕНИЕ
Слава Богу за все и за все дела, ради которых всегда прославляется
великое и трисвятое приснославимое имя! Слава Вышнему Богу, в Троице
славимому, Который есть наше упование, свет и жизнь, в Которого мы веруем,
в Которого мы крестились, Которым мы живем, движемся и существуем! Слава
Показавшему нам жизнь мужа святого и старца духовного! Господь знает, как
прославить славящих Его и благословить благословляющих Его, и всегда
прославляет Своих угодников, славящих Его чистой, богоугодной и
добродетельной жизнью.
Благодарим Бога за Его великую благость к нам, как сказал апостол:
Благодарение Богу за неизреченный дар Его! [2 Кор. 9.15]. Ныне же мы должны
особенно благодарить Бога за то, что Он даровал нам такового святого
старца, я говорю о господине преподобном Сергии, в нашей Русской земле и в
нашей северной стране, в наши дни, в последние времена и годы. Гроб его
находится у нас и перед нами, и, приходя к нему с верой, мы всегда получаем
великое утешение нашим душам и большую пользу; воистину это великий дар,
дарованный нам от Бога.
Я удивляюсь тому, что минуло столько лет, а житие Сергия не написано. Я
горько опечален тем, что с тех пор как умер этот святой старец, пречудный и
совершенный, прошло уже двадцать шесть лет и никто не дерзнул написать о
нем — ни близкие ему люди, ни далекие, ни великие, ни простые: великие не
хотели писать, а простые не смели. Через год или два после смерти старца я,
окаянный и дерзкий, осмелился начать это дело. Вздохнув к Богу и попросив
молитв старца, я начал подробно и понемногу описывать жизнь старца, говоря
самому себе: «Я не возношусь ни перед кем, но пишу для себя, про запас, на
память и для пользы». За двадцать лет у меня составились свитки, в которых
для памяти были записаны некоторые сведения о жизни старца; часть записей
была в свитках, часть в тетрадях, но не по порядку — начало в конце, а
конец в начале.
Так я ждал в то время и в те годы, желая, чтобы кто-нибудь значительнее
и разумнее меня написал о Сергии, а я бы пошел поклониться ему, чтобы и
меня он поучил и вразумил. Но, расспросив, я услышал и точно узнал, что
никто и нигде так и не собрался написать о старце; и когда я вспоминал или
слышал об этом, то недоумевал и размышлял: почему тихая, чудная и
добродетельная жизнь преподобного оставалась не описанной столь долгое
время? Я несколько лет пребывал как бы в безделье и в размышлении,
недоумевая, скорбя в печали, удивляясь умом, побеждаемый желанием. Наконец
меня объяло непреодолимое желание хотя бы как-то начать писать, пусть
немногое из многого, о жизни преподобного старца.
Я нашел старцев, мудрых в ответах, рассудительных и разумных, и спросил
их о Сергии, чтобы разрешить свое сомнение, следует ли мне о нем писать.
Старцы сказали мне в ответ: «Насколько плохо и непо-добает спрашивать о
жизни нечестивых, настолько же неподобает забывать жизнь святых мужей, не
описывать ее, предавать молчанию и оставлять в забвении. Если будет
написано житие мужа святого, то от этого будет большая польза и утешение и
писателям, и рассказчикам, и слушателям; если же не будет написано житие
святого старца, а знавшие и помнившие его умрут, то нужно ли такую полезную
вещь оставлять в забвении и, как пучине, предавать молчанию. Если не будет
написано его житие, то как узнать незнавшим его, каков он был или откуда
происходил, как родился, как вырос, как постригся, как воздержанно
подвизался, как он жил и каков был конец его жизни. Если же житие будет
написано, то, услышав о жизни старца, кто-нибудь последует его примеру и от
этого получит пользу. Великий Василий3 пишет: «Будь подражателем праведно
живущим и запечатлей их жизнь и деяния в своем сердце». Видишь, он
повелевает жития святых писать не только на пергамене, но и в своем сердце
пользы ради, а не скрывать и не таить, ведь следует хранить тайну цареву, а
дела Божий проповедовать — дело доброе и полезное».
Поэтому мне пришлось допытываться и расспрашивать древних старцев,
хорошо и точно знавших жизнь его, как говорит Священное Писание: Спроси
отца своего, и он возвестит тебе, и старцев твоих. и они скажут тебе [Втор.
32. 7]. Все, что я услышал и узнал, сказали мне отцы. кое-что я услышал от
старцев, кое-что видел своими глазами, что-то слышал из уст самого Сергия,
что-то узнал от человека, прислуживавшего ему немалое время и лившего воду
на руки его, и еще кое-что я слышал от старшего брата Сергия Стефана,
родного отца Феодора, архиепископа Ростовского2; часть сведений я узнал от
других старцев, древних летами, достоверных очевидцев рождения Сергия,
воспитания, обучения грамоте, возмужания и юности до самого пострижения
его, третьи старцы были очевидцами и правдивыми свидетелями его
пострижения, начала пустынножительства и поставления его на игуменство; о
других событиях у меня были другие повествователи и рассказчики.
Однако, взирая на множество трудов и великих подвигов старца, я был как
бы безгласен и бездеятелен, ужасаясь, недоумевая и не находя нужных слов,
достойных его деяний. Как могу я, бедный, в нынешнее время по порядку
описать все житие Сергия и рассказать о многих его подвигах и бессчетных
трудах? С чего начну, чтобы по достоинству поведать слушателям обо всех его
деяниях и подвигах? Что подобает вспомнить прежде всего? Какие слова нужны
для похвалы ему? Откуда возьму искусство, необходимое для этого рассказа?
Как поведаю такую трудно передаваемую повесть, не знаю — не будет ли это
выше моих сил? Как невозможно маленькой лодке увезти большой и тяжелый
груз, так же превосходит нашу немощь и ум этот рассказ.
Хотя этот рассказ выше наших сил, но мы все же молимся Всемилостивому и
Всесильному Богу и Пречистой Его Матери, чтобы Он вразумил и помиловал
меня, не ученого и не разумного, чтобы Он дал мне дар слова, который
раскроет уста мои,— не моего ради недостоинства, но ради молитв святых
старцев. Я призываю на помощь самого Сергия с осеняющей его духовной
благодатью, чтобы он был мне помощником и поддержкой в рассказе, а также
его стадо, призванное Богом, благое сообщество, собор честных старцев. К
ним я со смирением припадаю, касаюсь стоп их и призываю и побуждаю на
молитву. Я всегда очень нуждаюсь в их молитвах, особенно же сейчас, когда
начинаю это описание и хочу рассказать эту повесть. Пусть никто не осуждает
меня, дерзающего на это: я сам не имел бы возможности и сил начать это
повествование, но любовь и молитва преподобного старца влечет и тревожит
мой ум и принуждает рассказывать и писать.
Следует яснее сказать, что хотя бы я, недостойный, и мог писать, но мне
все же следовало бы со страхом молчать и на уста свои наложить перст, зная
свою немощь, а не произносить устами неподобающие слова, и не следовало бы
дерзать на дело, которое выше моих способностей. Однако печаль напала на
меня и сожаление охватило меня: жизнь этого великого святого старца,
знаменитого и прославленного, всюду известна — в дальних странах и городах
рассказывают об этом муже, известном и славном,— и за столько лет житие его
не было составлено и написано! Я думал это предать молчанию и погрузить в
пучину забвения. Если житие старца не будет описано, но предано забвению,
если у нас не останутся воспоминания и писания о нем, то святому старцу от
этого не будет вреда, ведь тем, имена которых Богом записаны на небесах,
нет надобности в писаниях и воспоминаниях человеческих. Но мы сами тогда не
получим пользы, пренебрегши таким полезным делом. И поэтому, все собрав,
начинаем наше повествование, чтобы и другие монахи, не видевшие старца,
прочли этот рассказ, последовали добродетели старца и поверили в его жизнь,
ведь сказано: Блаженны не видевшие и уверовавшие [Ин. 20. 29]. Одна забота
печалит и удручает меня более других: если я не напишу и никто другой не
напишет жития, то боюсь быть осужденным, согласно притче о негодном рабе,
закопавшем талант и обленившемся3. Добродетельный старец Сергий, чудный
страстотерпец, неленостно всегда подвизался в добрых подвигах и никогда не
был праздным; мы же не только сами не подвизаемся, но даже об известных
чужих трудах, которыми полна жизнь Сергия, ленимся сообщить в повести,
рассказать слушателям.
Теперь же, если Бог подаст, я хотел бы начать с самого рождения старца
и описать его младенчество, детство, юность, иноческую жизнь, игуменство —
до самой кончины его, чтобы не были забыты его великие подвиги, чтобы не
была забыта его жизнь, чистая, тихая и богоугодная; но, смущенный, я боюсь
приступить к написанию повести, не смею и недоумеваю, как начать писать,
ведь это дело выше моих сил, поскольку я немощен, не учен и не разумен.
Однако я надеюсь на Милосердного Бога и на молитву Его угодника,
преподобного старца, и прошу у Бога милости, благодати, дара слова, разума
и памяти. И если Бог подаст мне это. вразумит и научит меня, Своего
недостойного раба, то я не отчаиваюсь получить Его благую милость и
сладостную благодать. Ибо Он может творить все, что хочет: может даровать
слепым прозрение, хромым хождение, глухим слух, немым речь. Так и мое
помрачение ума Он может просветить, неразумие поправить и мое неумение
сделать умением во имя Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: Без Меня
не можете делать ничего [Ин. 15. 5], и еще: Ищите, и найдете: просите, и
дано будет вам [Мф. 7. 7]. Я призываю на помощь Господа Бога нашего,
Спасителя и Помощника, ибо Он есть Бог наш, щедрый Даятель благ, Дарователь
богатых даров, премудрости Наставник и Податель разума, заблуждающихся
Исправление, научающий людей разуму, дающий умение неумеющим, дающий
молитву молящемуся, дающий просящему мудрость и разум, дающий всякое благое
дарование, дающий дар на пользу просящим. дающий хитрость незлобивым и
юному отроку благоразумие и ум, проповедание же слов Его просвещает и дает
разум младенцам.
На этом я заканчиваю предисловие, помянув Бога и призвав Его на помощь:
благо есть с Богом начать дело, и с Богом кончить его, и с Божиими рабами
беседовать, и о Божием угоднике писать повесть. Начнем же самое главное —
возьмемся за повествование, приступим к началу рассказа и так начнем
описание жизни старца в Боге.
ГЛАВА 1. НАЧАЛО ЖИТИЯ СЕРГИЯ
Благослови, отче! Преподобный отец наш Сергий родился от родителей
благородных и благоверных: от отца, звавшегося Кириллом, и матери по имени
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|