стремится ее образ обобщить.
«Не живопись была главным, - говорил М.В. Нестеров про своего
«Пустынника» - первую картину, которая его прославила, - «Мне, как Перову,
нужна была душа человеческая…»[3]. (22, стр. 48)
Также следует отметить картину Нестерова (из его раннего творчества)
«Видение отроку Варфоломею». За нее Нестерова называли декадентом и
мистиком, видели в его живописи сходство с некоторыми французскими
художниками.
В картинах М. Нестерова, посвященных жизни конкретно жившего в Древней
Руси Сергия Радонежского, в детские годы носившего имя Варфоломея, художник
следует легендам, записанным и сохранившимися в рукописной литературе тех
лет. Элементы церковности, сияния вокруг головы у Нестерова - живописца
связаны несравненно более с Пювисом де Шаванном и Филиппо Липпи, нежели с
настоящей русской иконой. В рисунке, в передаче природы, в образах самого
Сергия, мальчика и юноши, право нет ничего декадентского, т.е. нарочито
вывернутого, искаженного, переутонченного, чересчур искусственного.
М.В. Нестеров был убежден в том, что «Явление отроку Варфоломею» - его
лучшее произведение, наиболее полно и совершенно выразившее его
художественный идеал. Он всегда утверждал: «Жить буду не я. Жить будет
«Отрок Варфоломей». Вот если через 30, 50 лет после моей смерти он еще что-
то будет говорить людям - значит он жив, значит жив и я»[4]. (23 стр. 41)
Образ Сергия Радоженского - как народного святого - был близок М.
Нестерову с детства. М. Нестеров на этой картине так поставил фигуру старца
по отношению к отроку, что то, что происходит на картине, вопринимается
зрителем не как «Встреча отрока со старцем» , а именно как «Видение отроку
Варфоломею»: старец мнится, не пришел к дубу, как пришел мальчик по лугу, а
«вдруг отделился от темного ствола большого дерева» - и предстал пред
отроком, пошедшим в поле за конями.
За год до «Христовой невесты» М. Нестеров создал рисунок «У креста»:
среди широкого среднерусского простора девушка-подросток с лицом Марии
Ивановны (первой жены художника) молится у покачнувшегося креста. В этом
рисунке М. Нестеров, как будто приближается к теме «Христовой невесты».
«Христову невесту» он писал назависимо от всех прописей и линеек. Его
творческий почерк здесь самостоятелен, неповторимо своеобразен. У него
здесь не только другие краски, у него другой подход к краскам. Вместо
прописей грубой, суховатой черноты у него теперь иссиня-зеленая мягкая
гамма красок; нежная и прозрачная. Недаром, когда художник писал эту
картину, ему казалось, что от музыкант (24 стр 36): в красочных аккордах
«Христовой невесты» есть музыкальная стройность; это картина-элегия,
выдержанная в одной глубоко прочувствованной и верно подобранной
тональности.
Но самое главное было не в новизне красочного звучания, а в том, что
молодому художнику удалось создать новый поэтический образ - насквозь
русский и глубоко народный. Кто она, эта «Христова невеста»? Обычно
считают, что она инокиня, удалившаяся от мира в глухой лесной скит. Но она
не инокиня. На ней темно-синий сарафан, белая рубаха. Голова покрыта темно-
синим же платком, так как им покрывались все женщины в Нижегородском
Заволжье.
«Христова невеста» она не потому, что уже произнесла обет иночества, а
потому, что она уже не верит в счастье на земле и устремляется своей душой
и сердцем на иной, внутренний путь. Глубокая грусть застыла в ее больших
глазах, и кончится или нет ее тропа в скиту - одно несомненно: для этой
поэтической, чистой души все пути к счастью «заказаны». До этой картины
Нестеров не был пейзажистом. В его работах 80-х годов пейзаж отсутствует.
Он любит природу, но ее еще нет в его искусстве. Однако эту девушку, столь
выношенную в его сердце, он окружил чудесным, так же как она, насквозь
русским пейзажем. Гладя на эту северную тихость и ласковость природы,
чувствуешь, что природа одна еще говорит скорбной душе одинокой девушки и
будет говорить ей в какое бы крепкое безмолвие не ушла эта чуткая одинокая
душа.
Отныне М.В. Нестеров вступил безысходно в самый избранный тесный круг
певцов и вдохновенных поэтов русской природы.
Достаточно назвать «нестеровская девушка», чтобы появился перед
глазами зрителя живой образ девушки из народа, поэтический образ,
неразрывный с безмолвной печалью. Эта девушка в сарафане, рожденная
Нестеровым из его скорби по утерянной подруге, повела за собой на его
картины целую вереницу девушек и женщин, исполненных внутренней красоты и
чистоты, но всегда отмеченных «возвышенной стыдливостью страдания».
Картина «На горах»: высоко над долиной Волги, над неоглядной ее ширью,
над поросшей кустами ее луговой поймой, остановилась молодая женщина в
темном сарафане, в белом платке; в ее руке несколько гроздьев алой рябины.
Неоглядный простор манит неудержимою волей. А на душе у нее неизбывная
кручина, такая же горькая, как эта рябина в ее руке. Она вслушивается в
смутный голос души, да в светлые, ласкающие и зовущие голоса родной
природы. Эта картина подлинная историческая драма.
«На горах» было лишь началом живописного сказания о судьбе русской
женщины, задуманной Нестеровым.
Его повесть о русской женщине и о ее недоле в любви и счастье не была
бы так искренна, правдива, глубока, если бы в душе самого художника не
светил так высоко, не горел так ярко и неугасимо пламенник веры в то, что
человек рожден для счастья и любви.
М.В. Нестеров написал целый цикл о судьбе русской женщины - «Роман в
картинках» («На горах», «В лесах», «За Волгой»).
За картину «До государя челобитчики» Нестеров был удостоен большой
серебряной медали и звания классного художника.
Сюжет ее прост и не содержит каких бы то ни было сложных общественных
коллизий, однако, М. Нестерова здесь интересует не только достоверное
изображение быта. Он прежде всего стремиться показать едва заметное
внутреннее состояние человека, его настроение, настороженную
таинственность, загадочность.
В 1888 году М. Нестеров начинает работать над картиной «За приворотным
зельем». Образы ее навеяны также допетровской Русью, но художника
привлекает не история, а внутренняя жизнь человека, лирическая драма.
Замысел картины прост: девушка пришла к местному колдуну за приворотным
зельем. М.В. Нестеров смолоду был уверен, что ядро внутренней
действительности - в портрете ли, в картине - всегда заключено в лице
человеческом: из огня или пламени глаз, из темной улыбки или смеха уст идет
электрический ток действительности, приводящий в действие всю фигуру и все
соприкасающееся с нею на картине. Он упорно искал лицо колдуна. Это
простое, умное лицо крестьянина с Волги художник подвергает многим бытовым,
психологическим, физиологическим, стилистическим изменениям, чтобы
превратить его в лицо знахаря, ведуна, колдуна, каким представлялся
народному изображению мельник, водивший дружбу с нечистою силою. Образ
девушки был давно близок художественному воображению М. Нестерова. Это
образ его умершей жены, прошедший через многие его картины, через облики
его сказочной «Царевны» и «Христовой невесты».
На картине «Под благовест» М. Нестеров хотел показать, как он сам
истолковывал задачу, поставленную им себе в этой картине: «на призыв
монастырского колокола к вечерней молитве бредут в церковь два монаха с
книгами в руках. Один, молодой, он из тех, которые становятся впоследствии
архимандритами и архиереями. Другой сзади - согбенный и уже ветхий деньми
старец, но он полон сил и наивного детства, благодушия и радости бытия.
Зачем ему сан? Он не знает честолюбия. В свои годы он даже не
иеромонах»[5].(22 стр. 39) «Вокруг красивая природа, старец в восторге от
нее. Но чужим проходит среди этого опьянения природы монах-юноша, и в
унисон ему живет душа монаха старца»[6].(23 стр. 27)
Картины М.В. Нестерова из жизни монахов-простецов (тот же «Пустынник»)
- это прекрасное сказание о старости простого русского человека, живущего в
чистоте сердца, в мире с совестью и людьми и в дружбе с природой. Оно
написано с той простотой и правдой, с какою сам народ передал это сказание
в древнерусской летописи, повести в легенде.
Много картин М.В. Нестеров написал о жизни Сергия Радонежского. Это и
его любимое произведение «Видение отроку Варфоломею», а также «Юность
Сергия Радонежского», «Сергий с медведем», «Прощание Дмитрия Донского с
преподобным Сергием», «Дозор». К «Дозору» непосредственно примыкают две
картины - «Пересвет и Ослабея» и «Небесные защитники». На этих картинах
изображены иноки-витязи на конях. Художнику удалось воплотить их силу,
смелость. Родная природа, кажется, бодрым шумом напутствует всадников,
устремившихся на встречу с врагом родины.
В разные годы по-разному возвращался М.В. Нестеров к любимому образу
(Сергия) и всегда находил в нем разрешение всех своих дум и русском народе.
Также следует заметить, что М.В. Нестеров работал во Владимирском
соборе начиная с 28 лет, а закончил там работать лишь вступив в 6-й
десяток. Он писал в соборе картину «Великомученица Варвара». Получилась
слишком легендарная, Варвара на коленях, около нее меч, на голову ее сходит
венец мученический. Но Нестерову на заседании это запретили. И он
переписал: лицо писал с Е.А. Праховой, сделал фигуру стоячей, убрал
мученический венец. Но летом того же 1894 года написал первоначальный
вариант «Варвары».
Вскоре он поехал в селение Зарумы к остаткам древнего храма,
послужившего прототипом для Абастуманского, эта поездка вызвала в художнике
изумление пред чудесами древнерусского искусства. Именно М.В. Нестерову
обязан этот прекрасный памятник древнерусского искусства, тем, что были
отпущены средства на его восстановление.
Также Нестеров много работал и в других храмах и соборах. За что о нем
не лестно отзывались многие критики: «будто он всегда переходит на
скользкий путь официальной церковной живописи»[7].(10 стр. 6)
М.В. Нестеров всегда мечтал о большой картине, которая вобрала бы в
себя всю его тягу к народной Руси, весь опыт его творчества, его
творческого вчувствования в ее мятущийся дух, в ее щедрое сердце.
Для Нестерова такой большой картиной должна была стать «Святая Русь».
На первоначальном эскизе встреча Христа с народной Русью, со страждущими
русскими людьми, происходила в летний день у небольшого озерка,
затерявшегося в глуши лесов, сюда в бедный скит, прибыли на богомолье, и
навстречу им из скита вышел не послушник-привратник, а сам Христос с
угодниками.
На большой же картине М. Нестеров наоборот развернул широкую, пологую
долину с лесистыми крутосклонами, покрытую снегом, за нею простирается
необъятный океан полей и лесов, скованных безмолвием под снеговою пеленою.
К зимнему пейзажу художник перешел после поездки на Соловки, где впервые
увидел русский далекий север. На картине, это лесистая долина с далеким
снежным окоемом - пейзаж «Всея Руси». (20 стр. 51) Нестеров верно нашел и
написал природное окружение для задуманной картины. Только суриковские зимы
(«Боярыня Морозова» и «Взятие снежного городка») могут сравниться по своей
подлинности и «морозности» с этою нестеровской зимой, могучею и старою,
прекрасною и широкою, как сама русская земля.
Второе название картины, взятое из Евангелия: «Приидите ко Мне все
нуждающиеся и обремененные и Аз успокою вы»,- точно выражает ее содержание.
На картине действительно изображены «нуждающиеся»: в ней нет ни одного
лица, взятого из иной жизненной среды. Весь этот этюд «обременен» тяжкой
ношей жизни. Но их «обременяют» и не одни телесные недуги и нужды. Почти в
каждом лице трепещет внутренняя боль невысказанного чувства, проступает
тревога снедающей мысли, тлеет огонь неосуществленной мечты. Любимой
картиной М.В. Нестерова была из всей русской живописи «Явление Христа
народу» Иванова. То, что задумал М.В. Нестеров дать в своей большой
картине, было «Явление Христа русскому народу»(10 стр 11)
На этой картине, по воле или против воли художника, в толпе идущей в
своему Христу, как бы еще не отношение к самому Христу. Ошибка ли
это художника, прямо перенесшего лица людей на картину с превосходных
портретных этюдов и не подчинившего выражение лиц, движение глаз общему
смыслу происходящего на картине? Или это не ошибка, а намерение художника
показать всю разность чувств и ощущений в толпе, вызванную появлением
Христа, -от светлого умиления до спокойного равнодушия и острого недоверия?
Свет тихого радостного общения с Христом светит только в ясных глазах
деревенской девочки. Случайность ли это или не случайность? Не есть ли это
следствие убеждения художника в истине евангельских слов: «Если не будете
как дети, не войдете в Царствие Небесное, не увидите и Христа».
Позже М.В. Нестеров написал картину «Душа народа» (хотя сначала назвал
ее «Христиане»). Эта картина стала его новой «Святой Русью». Всюду он искал
и находил людей, которых видел на своей будущей картине. Также он хотел
чтобы в нее вошли и представители интеллигенции (Л. Толстой, Ф.
Достоевский, Соловьев). Перешел с эскиза на картину и Алеша Карамазов, один
из любимых литературных героев Нестерова. В новый замысел «Христиан» должны
были войти и трудники исторического дела России, которые неотделимо по
убеждению художника, от духовного пути русского народа. В картине, кроме
безвестного иноческого «лика» и крестьянского люда, кроме жителей
современного русского города, кроме высшего круга интеллигенции, должны
были появиться исторические предствители церкви (священник, епископ),
представители государственной власти (царь), представители воинской силы
(воеводы с воинством). Но он не изображал определенные исторические
личности. В это время была война, и все восхищались солдатами, М.В.
Нестеров тоже восторгался в них красотой души и необычайной скромностью
русского человека. Он решил, что именно такой русский солдат, ослепший от
газов, должен появиться на его картине, замыкая собою исторический круг
защитников русской земли.
Первое впечатление от картины у первых зрителей, было полнейшей
неожиданностью. Здесь был какой-то новый Нестеров, новый не в основе своей,
а новом качестве, которого как будто не было прежде. Привычная лирическая
ласковость живописного сказания М.В. Нестерова сменялась чем-то иным,
мужественным и строгим. Картина приковывала своей ширью и силою.
Удлиненность картины по диагонали, причем ближайшие фигуры правой стороны
писаны в рост человеческий, делали то, что представлялось, будто это
плотная, тесная толпа идет по луговине, движется упорно и неостановимо, а
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
|