Строительство парков, создание искусственных морей, всех типов коммуникаций, вся биосфера Земли, превращаемая в ноосфе­ру, околоземное космическое пространство, уже активно осваивае­мое человеком,— все это области реального или потенциального интереса эстетики, проблемное поле практической эстетики.

ТЕХНИЧЕСКАЯ ЭСТЕТИКА

Техническая эстетика — это теория дизайна, то есть освоения мира по законам красоты промышленными средствами, проекти­рования, индустриального воплощения в материале и социального бытия полезных и красивых вещей в их отношении к человеку и обществу, серийного изготовления орудий труда (станков, машин) и других предметов, сочетающих в себе утилитарные (практически полезные) и эстетические качества.

Многие новые дисциплины (биохимия, астрофизика и др.) развились на стыке наук. Такова же и отпочковывающаяся от общей эстетики техническая эстетика. Учитывая достижения тех­ники и искусства, она в комплексе анализирует многочисленные социальные, экономические, технические, психические, физиоло­гические, гигиенические факторы, а также данные эргономики, изучающей принципы научной организации труда, исследующей психофизиологические возможности человека с целью создания оптимальных условий для его деятельности.

Идеи технической эстетики начали зарождаться в середине XIX в., задолго до появления дизайна. Английский писатель, теоретик искусства Дж. Рёскин в лекциях, прочитанных в 1857 г. в Манчестере, поставил вопрос об эстетически ценных продуктах производства и подчеркнул: то, что создается поспешно, погибает так же поспешно; то, что обходится всего дешевле, в итоге оказы­вается самым дорогим. Рёскин говорил об искусстве бытовых вещей, считая его основополагающим в иерархии искусств. По его мнению, машинное производство калечит не только изготавливаемые вещи, но и их производителей и потребителей. Рёскин предложил своего рода ретроспективную утопию, призывая вернуться от машинного производства к ремесленному.

Идеи Рёскина в теории и практической деятельности продолжил другой английский исследователь — У. Моррис, который ратовал за возврат от дешевого машинного производства, создающего не­качественные товары, к ручному труду и пытался воплотить свои идеи в рамках современного мануфактурного производства.

Разработку собственно технической эстетики начал Г. Земпер, выпустивший в 1860—1863 гг. труд «Стиль в технических и текто­нических искусствах, или практическая эстетика» (в двух томах). По Земперу, форма вещи определяется: 1) ее функцией, 2) мате­риалом изготовления, 3) технологией производства, 4) соци­ально-идеологическими факторами, обусловленными данным об­ществом.

Один из родоначальников теории механизмов и машин, немецкий инженер и теоретик Ф. Рело, выступил против резкого разграниче­ния искусства и техники. В 1862 г. в книге «О стиле в машинострое­нии» он выдвинул идею внедрения архитектурных стилистических форм в машиностроение.

На рубеже XIX и XX вв. работавший в Бельгии и Германии архитектор X. ван де Велде подчеркнул, что изделие должно со­четать техническую и художественную форму, подчиняться целе­сообразности, логике, «практической и разумной красоте». Социолог и теоретик искусства Г. Мутезиус высказался за «охудожествление» технических изделий.

В 1907 г. художественный директор концерна АЭГ П. Беренс выдвинул идею художественной стандартизации и стилистического клиширования продукции. Его ученик, архитектор В. Гропиус, под­черкивал в 1913 г., что вещь замечательная в техническом отноше­нии должна быть одухотворена и эстетически оформлена. В 1919 г. в Германии был основан «Баухауз», ставший одним из центров технической эстетики.

В России идеи технической эстетики начали распространяться в начале XX в. П. Страхов обосновывал мысль о необходимости единства искусства и техники. Он сформулировал требование: само производственное предприятие должно быть красивым. П. Энгельмейер и Я. Столяров в 1910 г., развивая идеи технической эстетики, выдвинули принцип отказа от украшательства в продук­тах промышленности и органичности слияния пользы, функции и красоты вещи. В 20-х годах техническая эстетика развивалась в теоретических и практических работах А. Родченко, В. Татлина, Л. Лисицкого, М. Гинзбурга, И. Леонидова и других, отстаивав­ших идею «производственного искусства», искусства как производ­ственной деятельности, как жизнедеятельности. Образовавшийся в 1920г. ВХУТЕМАС (Всесоюзные художественно-технические мастерские) продолжил практические и теоретические изыскания в области дизайна и технической эстетики.

Техническая эстетика, обобщая практику художественного проектирования, формирует его творческие принципы: широта ассоциаций и глубина переработки исходных объектов, зависи­мость эффективности художественного проектирования от расстоя­ния между исходными объектами и степени их творческого преоб­разования в духе новой целесообразности и взаимоприспособлен­ности.

Основные социальные принципы технической эстетики удачно сформулировали один из основателей «Баухауза», венгерский художник Л. Моголи-Надь (дизайнер имеет дело с предметами, но его цель не предмет, а человек), и видный деятель ВХУТЕМАСА

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ. ЕГО СУЩНОСТЬ И ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ ЭСТЕТИЧЕСКОГО

Эстетическое — метакатегория, то есть самая широкая и фунда­ментальная категория эстетики. Она отражает то общее, что при­суще прекрасному, безобразному, возвышенному, низменному, трагическому, комическому, драматическому и другим характери­стикам жизни и искусства. Какова же природа эстетического (эстетических свойств)?

В истории эстетической мысли сложились пять теоретических моделей эстетического.

I        модель (объективный идеализм): эстетическое — результат одухотворения мира божественным началом или идеей. Развитие этой концепции невозможно на основе атеистического миро­ воззрения; нарушается важный научный принцип объяснения явлений исходя из их собственной природы, с минимальным количеством необходимых и достаточных оснований.

II       модель (субъективный идеализм): эстетическое — проекция духовного богатства индивида на эстетически нейтральную действительность. В этой концепции теряется критерий оценки эстетической ценности, в эстетику вторгается волюнтаризм.

III      модель (дуализм): эстетическое возникает благодаря единению объективного и субъективного начал. При такой трактовке метакатегории эстетики возникает двойственность ее основания, к тому же не устраняется волюнтаризм эстетических суждений оценок.

IV      модель (метафизический материализм): эстетическое естественные свойства предметов, такие же, как, скажем, вес, сим метрия, цвет, форма. Близкая к ней «природническая» концепция была распространена и в нашей науке. Если стать на данную точку зрения и признать, что эстетическое — такое же свойство природы, как ее физические и химические свойства, тогда становится не ясно, почему его изучением занимается эстетика, а не естествен­ные пауки и каков тот инструмент, с помощью которого можно измерить эстетические свойства предмета, подобно тому как изме­ряются его естественные свойства. «Природническое» понимание эстетического не позволяет монистически, исходя из единого осно­вания, объяснить такие основные эстетические категории, как пре­красное и возвышенное, с одной стороны, и трагическое и коми­ческое — с другой; последние имеют ярко выраженную и обще­признанную общественную сущность. Даже если бы с помощью такого понимания как-то удалось объяснить сущность эстетического в природе, то его сущность в сфере социальной жизни и в искусстве при этом осталась бы необъяснимой.

V модель (диалектический материализм): она представлена, с пашей точки зрения, в «общественной» концепции, согласно которой эстетическое — объективное свойство явлений, обуслов­ленное их соотнесенностью с жизнью общества, человечества, обще­человечески значимое в явлениях. Эта концепция позволяет избе­жать перечисленных выше теоретических недостатков, она дает возможность объяснить природу эстетического, исходя из единого основания, не впадая при этом ни в волюнтаризм, ни в созерцатель­ность.

Выяснение природы эстетического предполагает ответы на сле­дующие вопросы: каков объект эстетического отношения, какова роль общественной практики в его бытии, как связано эстетиче­ское с полезным? На эти вопросы в истории эстетики предлага­лись разные, иногда прямо противоположные ответы.

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ И ПОЛЕЗНОЕ

Эстетическое как самостоятельная категория стало изучаться не­давно. В истории эстетики его сущность часто постигалась в ходе рассмотрения прекрасного.

Сократ (V в. до н. э.) отождествлял прекрасное и полезное; эстетическое — производное от утилитарно-практической значимо­сти предмета. Искусно украшенный щит, не защищающий воина от врагов, нельзя назвать прекрасным, прекрасен даже неукрашен­ный щит, хорошо выполняющий свою основную функцию. Сократ, хотя и в наивной, упрощенной форме, вводит общественную прак­тику в определение прекрасного, эстетического. Однако трудно согласиться с утверждением, логически завершающим сократов­скую концепцию: корзина с навозом прекрасна, поскольку по­лезна.

Поиски сущности эстетического шли и в направлении, противоположном сократовскому утилитаризму. Индийский философ-буд­дист Шанкара (IX в.) подчеркивал, что эстетическому восприя­тию присуще состояние покоя, отсутствие чувственных вожделе­ний, успокоенность и просветленность. В восточной традиции эсте­тическое — проявление истинной духовности, тот внутренний голос бытия и космического сознания, который возвышает человека над его обыденно-мирским существованием. Эта традиция эстетизи­рует путь духовного очищения и прозрения.

Кант (XVIII в.) утверждал, что при эстетическом восприя­тии предмета, во-первых, наше отношение к нему бескорыстно, незаинтересованно, чем принципиально отличается от морального и практического отношения; во-вторых, мы получаем удовольствие «без понятия»; в-третьих, предмет воспринимается как целесооб­разный «без представления о цели»; в-четвертых, предмет рассмат­ривается «как предмет необходимого удовольствия». Немецкий философ обращает внимание на духовную специфику эстетиче­ского, выделяет его из сферы утилитарного, но абсолютизирует практическую незаинтересованность человека в предмете эстети­ческого наслаждения.

Таким образом, в истории эстетики возникла своеобразная теоретическая антиномия: прекрасное — полезное, прекрасное — бесполезное. Как же разрешить это противоречие?

Если вспомнить единство утилитарного и эстетического в со­временной архитектуре, то, казалось бы, придется согласиться с Сократом. Однако, если прекрасное есть полезное, прав худож­ник-декадент, отвергающий красоту Венеры Милосской на том основании, что из нее нельзя извлечь прямой выгоды. Выходит, нельзя считать прекрасное полезным. Может быть, тогда правильнее считать его бесполезным? Ведь наше восхищение красотой бескорыстно. Однако кантовское утверждение противоречит прак­тике современного производства, делающего вещи не только по­лезными, но и красивыми. Выходит, нельзя признать прекрасное бесполезным. Очевидно, в каждом из этих противоположных мне­ний есть и правда и ложь. Главная эстетическая антиномия (пре­красное — полезное; прекрасное — бесполезное) схватывает реаль­ную противоречивость человеческой деятельности, которая, хотя и носит прагматически-утилитарный характер, включает в себя и эстетическое начало.

Отождествление эстетического с пользой свойственно тем ми­ровоззренческим течениям, которые обобщают опыт сознания, не постигшего еще своей духовной природы, однако уже освоившего сферу практических интересов, погруженного в мир предметов. Концепции, трактующие эстетическое как бесполезное, наоборот. развивают понимание эстетического как сферы сугубо человече­ски-духовного отношения. Выделение эстетического из сферы утилитарности являлось попыткой утвердить его общезначимый исто­рико-культурный смысл как сущностной способности деятельности индивида.

Судьба первобытного человека зависела от удачи в охоте, для чего необходимы были наблюдательность, знание животных, их привычек и образа существования. Именно этот опыт обобщен и закреплен в наскальных изображениях, отражающих сцены охо­ты,— рисунках, оттачивавших руку и глаз охотника. Однако этим опытом и исчерпывался духовный мир первобытного человека, вся его сознательно-эмоциональная жизнь. Его духовность — вне его индивидуально-личного существования. Она замыкалась на узко-практическом и стихийном отношении к реальности и выража­лась в предметно-чувственных образах, обусловленных тем, что было непосредственно вовлечено в сферу жизнедеятельности че­ловека. И все же отношение дикаря к миру уже содержит нечто общечеловеческое, родовое, поэтому на основе практического отно­шения начинает формироваться эстетическое.

В современном мире эстетическое еще далее отстоит от прак­тического. Наслаждаясь, например, красотой и природным могу­ществом горной реки, мы не думаем о том, что ее можно укротить и заставить вращать турбины. Однако в эстетическом восприя­тии природной стихии всегда опосредствованно присутствует вся общественно-историческая практика, весь культурный и социаль­ный опыт, все пласты значений и содержательных определений, из которых складывается эстетическая оценка конкретных явле­ний действительности. Наше эстетическое восприятие свободно от утилитарных ориентаций, тем не менее, оно сформировано всей общественно-исторической практикой человечества, которая как бы напластована на каждое наше сиюминутное, субъективное, чи­сто эмоциональное отношение. В понятии «полезное» фикси­руется не только жизненная необходимость данного предмета, но и ориентированность сознания на использование этого пред­мета для удовлетворения утилитарных и бытовых потребностей. Полезное становится мировоззренческой ориентацией лишь в праг­матизме как идейном течении. В реальном процессе бытия полез­ное предшествует и является жизненным фундаментом эстети­ческого.

ЭСТЕТИЧЕСКОЕ КАК ЦЕННОСТЬ

Эстетическое выступает в форме полезного до тех пор, пока в обще­ственно-исторической практике полно не выявляется и не форми­руется оппозиция: природа — культура, естественное — общест­венное.

Человек наслаждается прекрасным не для удовлетворения ути­литарных нужд, скажем, утоления жажды или голода. При эсте­тическом восприятии существует та высшая заинтересованность, которая возникает, лишь когда у человека удовлетворены его не-посредственные потребности и когда складывается сложная сеть общественных интересов, часто далеких от утилитарных потреб­ностей.

Г. В. Плеханов подчеркивал общественный характер заинтере­сованности человека в предмете эстетического восприятия. Ранее в этом же направлении шли поиски Н. Г. Чернышевского, который говорил, что предметы искусства представляют собой общеинте­ресное в жизни для человека.

Отсутствие прямого утилитарного интереса в эстетическом отно­шении к объекту означает, что в это отношение входит все богат­ство и многообразие общественной практики, весь опыт истории человечества. Иными словами, эстетический объект и отношение к нему содержательно определены всемирно-историческим разви­тием человечества.

 Воспринимая в предмете эстетическое (его эстетические свойства), мы схватываем его самую широкую общественно-практическую значимость, его ценность для человечества в целом, для всего человеческого рода. Если для замерзшего человека, желаю­щего укрыться от непогоды, береза ценна прежде всего как топ­ливо или строительный материал, то ценность ее для всего чело­вечества выступает как некий интеграл — бесконечная сумма бесконечно малых возможных утилитарных значений, которая в эстетическом чувстве предстает в снятом виде как нечто приятное, желанное, вызывающее чувство радости, удовольствия, наслаж­дения.

 Способность предметов быть носителями социальных и куль­турных значений и составляет основу их эстетической ценности. Вещественная определенность, чувственная конкретность и нату­ральные свойства предметов есть естественно-природный материал эстетического. Благодаря общественно-исторической практике пред­меты и явления мира втягиваются в сферу интересов человека и обретают общественные свойства, «чувственно-сверхчувствен­ную» природу, свою ценность для человечества, то есть свое эсте­тическое начало, свои эстетические свойства,,

Может показаться странным, что у природных объектов -цветка, леса, звезд — есть общественные свойства. Это — фило­софски беспомощное недоумение здравого смысла, исходящего из наглядности и очевидной данности объекта, из непосредствен­ного опыта предметной деятельности в повседневной практике. Здравый смысл воспринимает «сверхчувственные» общественно-исторические черты природных объектов как их собственную, объективную чувственную природу; наделяет предметы абсолют­ной эстетической природой, независимо от исторического движе­ния и человеческой деятельности. Точку зрения подобного здраво­го смысла и выражает «природническая» концепция эстетического. Однако в этом случае совершается такая же ошибка, как принятие за истину «очевидности» того, что Солнце вращается вокруг Земли.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6