Ответной реакцией политиков на подобное развитие событий нередко
становится стремление к ужесточению норм, регулирующих нестандартную
занятость. Однако это только загоняет болезнь вглубь: вследствие избыточной
зарегулированное™ трудовых отношений начинает сокращаться общая занятость,
растет безработица, усиливается отток населения в сферу экономической
неактивности, все больше работников устремляются в теневой сектор. Здесь можно
сформулировать такой принцип: чем жестче законодательное регулирование
"ядра" рабочей силы, тем шире разрастается "периферия";
чем жестче регулирование и "ядра", и "периферии", тем
значительнее общие потери в занятости и тем больше формальные трудовые
отношения уступают место неформальным. Но в обоих случаях страдают прежде
всего самые слабые.
Глава 3. СТРУКТУРА РОССИЙСКОЙ РАБОЧЕЙ СИЛЫ:
ОСОБЕННОСТИ И ДИНАМИКА
Основной эмпирической базой исследования служат
данные выборочных обследований населения по проблемам занятости (ОНПЗ)
Росстата за 1992—2005 гг. Хотя по своему качеству они вполне сопоставимы с
данными аналогичных обследовании, проводимых в других странах, при их
использовании возникает немало серьезных методологических затруднений.
Номенклатура отраслевых, профессиональных и
образовательных категорий в анкетах ОНПЗ неоднократно менялась.
Использовавшаяся в них первоначально традиционная «советская» классификация
отраслей народного хозяйства (ОКОНХ) во многом отклонялась от стандартной
классификации отраслей, принятой в большинстве стран мира. К параллельной
разработке альтернативной Общероссийской классификации видов экономической
деятельности, продукции и услуг (ОКДП) Росстат приступил в 1997 г. В 2003 г.
она была заменена Общероссийским классификатором видов экономической
деятельности (ОКВЭД), идентичным международной классификации ISIC-3, и с 2005 г. Росстат
отказался от дальнейшей разработки ОКОНХ. Дополнительные трудности связаны с
тем, что первоначально лица, занятые производством продукции в ЛПХ для
реализации на рынке, квалифицировались в рамках ОНПЗ либо как безработные, либо
как экономически неактивные, но с 1999 г. стали включаться в состав занятых. В
начале 1990-х годов в рамках ОНПЗ использовалась классификация видов занятий,
состоявшая из четырех укрупненных «советских» категорий — руководители,
специалисты, прочие служащие, рабочие. В 1997 г. ей на смену пришел новый
Общероссийский классификатор занятий (ОКЗ) из девяти базовых профессиональных
групп, идентичный международному классификатору ISСО-88. Что касается образовательной
структуры занятости, то в первой половине 1990-х годов в ней выделялись 6, а в
последующие годы — 7 уровней образования: лица с начальным профессиональным
образованием учитывались вместе с лицами со средним (полным) или основным общим
образованием, и лишь с 1997 г. стали выделяться в самостоятельную категорию.
Сравнение с данными переписей населения свидетельствует также, что ОНПЗ,
по-видимому, дают несколько смешенную картину распределения работников по
уровням образования. Если в первые годы их проведения, похоже, имела место
некоторая переоценка доли выпускников ссузов, то в самые последние годы доля их
выпускников, напротив, стала недооцениваться, но зато стала переоцениваться
доля выпускников средних школ.
Поэтому в ряде случаев мы будем отдавать
предпочтение альтернативным источникам данных. Так, при описании отраслевой
структуры занятости наряду с оценками ОНПЗ мы будем пользоваться оценками
Баланса трудовых ресурсов (БТР), которые доступны за более длительный период. В
качестве дополнительного источника данных об образовательных характеристиках
российской рабочей силы мы обратимся и к переписям населения 1989 и 2002 гг.
Пункт
1. Отраслевая структура занятости
На рисунках 1 и 2 отражены изменения занятости в
основных
отраслях российской экономики по двум источникам
— БТР (за 1990 — 2004 гг.) и ОНПЗ (за 1992—2004 гг.). Налицо примерно
одинаковая картина. Согласно БТР, за 1990—2004 гг. общая численность занятых
сократилась на 11,8% (с 75,3 до 66,4 млн. чел.); согласно ОНПЗ, за 1992—2004
гг. она сократилась на 5,3% (с 71,1 до 67,3 млн. чел.). Мы ограничимся
обсуждением оценок, полученных на основе БТР (они легко могут быть сопоставлены
с параллельными оценками ОНПЗ, представленными на рис. 2).
Как видно из рисунка 1, за последние полтора
десятилетия российская промышленность потеряла 37% рабочих мест. Сопоставимые
потери понесли и другие отрасли «материального производства»: сельское
хозяйство — 28%, строительство — 42, транспорт — 21%. Однако самый масштабный
«сброс» наблюдался в науке, где численность работающих уменьшилась более чем
наполовину. Что касается главных «генераторов» рабочих мест, то ими выступали
отрасли сферы услуг: торговля — +95%; финансы — +132%; государственное
управление — +100%. Существенно (примерно на 10%) возросла также численность
работающих в здравоохранении и культуре, тогда как в образовании она осталась
примерно на том же уровне, как и до начала реформ.
Под влиянием столь масштабных изменений
отраслевая структура российской занятости стала качественно иной (табл. 1).
Хотя самой крупной отраслью экономики, как и прежде, остается промышленность
(в ней, по имеющимся оценкам, сосредоточено порядка 22—24% всех работников), по
сравнению с дореформенным периодом ее вклад в совокупную занятость резко
уменьшился — почти на 9 п. п. Обратный процесс наблюдался в торговле, вклад
которой в совокупную занятость, напротив, увеличился на 9 п. п. Это позволило
ей переместиться на второе место в списке отраслей по численности работников,
так что сегодня она аккумулирует значительно большую долю рабочей силы, чем
сельское хозяйство, строительство или транспорт и связь. Заметно возросла также
доля занятых в государственном управлении (в настоящее время здесь трудится
приблизительно каждый двадцатый работник). Примерно по одному дополнительному
процентному пункту «прибавили» за годы реформ здравоохранение, образование и
финансы, тогда как ЖКХ и культура сохранили свое представительство практически
на дореформенном уровне. Единственной отраслью сферы услуг, удельный вес
которой в совокупной занятости сократился (почти на 2 п. п.), была наука.
Достаточно широко распространено мнение, согласно
которому по масштабам развития сферы услуг Россия была и остается безнадежным аутсайдером.
Однако имеющиеся данные это не подтверждают. В таблице 2 представлено
распределение российских работников по трем агрегированным секторам —
первичному (сельское хозяйство и примыкающие к нему отрасли), вторичному
(добывающая и обрабатывающая промышленность, строительство, газо-, электро- и
водоснабжение) и третичному (сфера услуг) в начале и в конце рассматриваемого
периода (1990 и 2005 гг.). Сюда же включены оценки по странам Центральной и
Восточной Европы (ЦВЕ) и Германии. (Отметим, что при их получении в целях
сопоставимости использовалась международная классификация отраслей ISIС-3.)
Дореформенную российскую экономику, когда во
вторичном секторе было сконцентрировано свыше 40% всех занятых (табл.
2), можно было по праву считать
сверхиндустриализированной. Но в пореформенный
период доля этого сектора уменьшилась на — до 30%. За
то же время доля занятых в сфере услуг увеличилась почти на 15 п. п., и сегодня здесь сосредоточено уже 60% всех
российских работников.
Сравнение с другими странами приводит к
достаточно неожиданным выводам. Оказывается, что по масштабам занятости в
сфере услуг Россия вплотную приблизилась к Германии (отставание менее 7 п. п.).
Более того, из стран ЦВЕ только Венгрию можно поставить в этом отношении рядом
с Россией. Таким образом, несмотря на то, что в большинстве стран ЦВЕ реформы,
по общему мнению, проходили успешнее, чем в России, с точки зрения секторальной
структуры занятости наша страна сегодня находится ближе к «западноевропейскому
стандарту», чем они. Разумеется, это не исключает существования серьезных
деформаций внутри самой сферы услуг. Действительно, на более дезагрегированном
уровне здесь обнаруживается немало отклонений от отраслевой структуры
занятости, которая типична для других постсоциалистических стран, не говоря уже
о развитых (табл. 3).
По доле занятых в торговле (15%) Россия не
уступает странам ЦВЕ. В то же время удельный вес работающих на транспорте
оказывается в ней непропорционально велик — 9%.(Впрочем, у этого отклонения
есть очевидное объяснение — размеры страны.) Напротив, в общественном питании и
финансовых услугах налицо очевидный и очень глубокий провал. Здесь занято
соответственно 1,9% и 1,4% российских работников, что в полтора-два раза
меньше, чем в наиболее развитых странах ЦВЕ. Необходимо также отметить, что
хотя в России достаточно много работников занято оказанием деловых услуг (почти
6%), значительная их часть трудится в науке и научном обслуживании (согласно ISIС-3, наука относится к
подсектору деловых услуг). В результате при исключении работающих в науке и
научном обслуживании российская занятость в Крыночных» деловых услугах
«съеживается» до крайне малой величины. Обратный пример демонстрируют
социальные услуги — здравоохранение и особенно образование. Здесь, наоборот,
наблюдается сверхвысокая концентрация рабочей силы — соответственно 6,9% и
9,1%. Парадоксально, но в российской системе образования занято почти вдвое (!)
больше работников (в относительном выражении), чем в германской. Как
следствие, по сравнению с другими странами российская структура занятости
оказывается резко смещена от «рыночных» услуг в пользу социальных.
И все же, несмотря на указанные отклонения, мы
можем констатировать, что сегодня Россию уже нельзя относить к числу
сверхиндустриализованных стран, как это было до начала реформ. С точки зрения
распределения рабочей силы доминирующим сектором российской экономики выступает
сектор услуг, где сосредоточено почти всех занятых. Поэтому ее вполне можно
отнести к экономикам постиндустриального типа или, по меньшей мере, к
экономикам, вплотную к нему приблизившимся.
Пункт 2. Профессиональная структура занятости
Как отмечалось выше, из-за имеющихся
информационных ограничений траектории изменения занятости в различных профессиональных
группах удается с достаточной степенью достоверности реконструировать лишь для
периода 1997—2005 гг. (рис. 3). За эти годы численность работников сферы
обслуживания выросла почти в 1,5 раза, специалистов высшего уровня квалификации
— почти на руководителей
— на ,
специалистов среднего уровня квалификации, служащих, занятых подготовкой
информации, и квалифицированных рабочих — примерно на 10%. Численность
полуквалифицированных рабочих осталась почти неизменной. В то же время
неквалифицированных рабочих стало меньше на 15%, а сельскохозяйственных
рабочих (без учета лиц, производящих продукцию в ЛПХ для реализации на рынке) —
на 40%. Таким образом, опережающие темпы роста демонстрировали наиболее
квалифицированные профессиональные группы (а также работники сферы
обслуживания), тогда как численность наименее квалифицированных групп либо
сокращалась, либо оставалась неизменной.
Сегодня структура российской занятости, включает
три примерно равные части (табл. 4), состоящие из групп с высокой
(руководители, специалисты высшего и среднего уровня квалификации), средней
(квалифицированные рабочие, работники, занятые подготовкой информации,
работники сферы обслуживания) и низкой профессиональной квалификацией
(сельскохозяйственные, полуквалифицированные и неквалифицированные рабочие).
Как профессиональная структура российской
рабочей силы выглядит в свете межстрановых сопоставлений. Обратимся к
таблице 5, в которой приведены сравнительные оценки по трем странам — России,
Чехии и Германии. Верхнюю ступень в иерархии профессий занимает группа
руководителей. В России их насчитывается примерно столько же (в относительном
выражении), сколько в Чехии или Германии, — 7%. Вместе с тем по сравнению с
ними она располагает существенно большей армией специалистов высшей
квалификации: 16,9% против 10,7—14,4%. Особенно велик этот межстрановой разрыв
у женщин. (Например, женщин— специалистов высшей квалификации в России почта
вдвое больше чем в Германии: соответственно 21% и 12%.), Зато при переходе на
следующую ступень профессиональной иерархии обнаруживается провал: специалисты
средней квалификации в России представлены слабо, причем в первую очередь —
среди мужчин. Так, если в России на их долю приходится около 9% всех работающих
мужчин, то в Чехии и Германии — примерно 21%. Еще более глубокий провал
наблюдается в следующей профессиональной группе — «клерках» (в российской
терминологии — «служащие, занятые подготовкой информации»). В России к ней
принадлежат около 6% среди женщин и менее 1% среди мужчин. Аналогичные оценки
по Чехии и Германии в несколько раз выше: соответственно 15—19% и 3—7%. Зато по
представительству неквалифицированных рабочих Россия выступает безусловным
лидером. Их насчитывается в 1,5 раза больше, чем в Чехии или Германии: 11%
против 7—8%.
Таким образом, в России профессиональная шкала
занятости имеет U-образную форму. По сравнению с другими странами в России
обнаруживается непропорционально много работников, с одной стороны, с самой
высокой и, с другой — с самой низкой квалификацией. В то же время стране,
похоже, недостает специалистов средней квалификации и служащих, занятых
подготовкой информации.
В результате, несмотря на, казалось бы,
активное развитие сферы услуг, в составе российской рабочей силы по-прежнему
широко представлены работники физического труда. В России общее соотношение
между «белыми» и «синими» воротничками составляет 55% против 45%, тогда как в
Чехии — 58% против 42%, а в Германии и того больше — 67% против 33%. Другими
словами, в отличие от отраслевой профессиональная структура российской
занятости все еще сохраняет индустриальный характер.
Пункт 3. Образовательная структура занятости
В пореформенный период российская экономика
продолжала активно вовлекать работников со все более высокой формальной образовательной
подготовкой (рис. 4). Поданным переписей населения, за период 1989—2002 гг.
численность занятых с законченным высшим профессиональным образованием возросла
почти на 30%, с незаконченным высшим — на 80% и со средним профессиональным —
почти на 20%. Таким образом, трансформационный кризис не смог прервать
долгосрочную тенденцию к опережающему росту численности работников с дипломами
вузов и ссузов. Напротив, группы, расположенные в центральной и нижней части
образовательной шкалы, быстро сжимались. Так, контингент работников с начальным
профессиональным и со средним (полным) общим образованием уменьшился
на , с основным
общим — на , а с
начальным и ниже — на 90%.
Эта разнонаправленная динамика во многом
объяснялась чисто демографическими факторами. Старшие поколения имели в своем
составе сравнительно много лиц с низкой и сравнительно мало лиц с высокой образовательной
подготовкой. Среди младших поколений ситуация была обратной. Соответственно по
мере того, как, достигнув пенсионного возраста, старшие
когорты покидали рынок труда, численность работников с основным и начальным
образованием сокращалась. И наоборот: по мере
того как молодые когорты достигали трудоспособного возраста, поступали в ссузы
или вузы, а затем выходили на рынок труда, численность работников со средним и
высшим профессиональным образованием возрастала. Похоже, что уже в ближайшей
перспективе этот механизм смены поколений приведет к практически полному
вымыванию с рынка труда лиц с невысокой образовательной подготовкой. В
результате очень скоро российская экономика может столкнуться с острым
дефицитом неквалифицированной рабочей силы: либо ее придется «импортировать»
из-за рубежа, все активнее привлекая мигрантов, либо резко повышать оплату за
подобный труд, делая его более привлекательным для лиц с достаточно высоким
образованием.
Наглядное представление об образовательных
характеристиках российской занятости дает таблица 6. В настоящее время почти российских работников
имеют третичное образование — либо высшее (26,3%), либо среднее специальное
(35,7%). В структуре занятости на долю закончивших ПТУ приходится 15,3%,
закончивших средние школы — 16,2%. В то же время доля малообразованных
работников (с основным образованием или начальным и ниже) составляет менее 7%.
Неудивительно, что по формальным признакам
российская рабочая сила предстает сегодня как одна из самых высокообразованных
в мире. Чтобы поместить российские показатели в сравнительный контекст, мы
воспользовались данными ОЭСР. В России доля лиц с образованием не ниже
вторичного (то есть не ниже полного среднего или начального профессионального)
является самой высокой среди всех рассматриваемых стран — 89%. Впрочем,
практически такие же показатели демонстрируют Чехия, США, Норвегия, Словакия и
некоторые другие страны. Гораздо удивительнее, что Россия оказывается лидером и
по доле лиц с третичным (то есть высшим или средним профессиональным) образованием
— 57%. Это почти на 15 п.п. больше, чем у следующей за ней Канады, и в
несколько раз выше, чем у других постсоциалистических стран, где данный
показатель не превышает даже 15%. Еще благоприятнее выглядит образовательная
структура занятого населения: и по доле работников с образованием не ниже
вторичного (94%), и по доле работников с третичным образованием (64%) Россия
удерживает первое место в мире. Так, занятых с третичным образованием
оказывается в ней (в относительном выражении) в два раза больше, чем в Великобритании,
Германии или Франции! Конечно, в значительной мере «первенство» России
обеспечивается сверхвысокой пропорцией лиц, имеющих среднее профессиональное
образование. Однако и по доле лиц с высшим образованием (21%) Россия входит в
группу лидеров. Этот результат нельзя не признать феноменальным — особенно если
мы примем во внимание резкое отставание России от большинства рассматриваемых
стран по уровню экономического развития (табл. 7).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|