Пункт 2. Основные формы нестандартной занятости
Набор нестандартных форм занятости многообразен и может включать:
непостоянную (временную) занятость (temporary or fixedterm employment). Непостоянно
занятыми принято считать работников, заключивших трудовые контракты на
определенный срок или на выполнение конкретного объема работ, а также имеющих
сезонную, случайную или разовую работу;
— неполную занятость (pert-time employment). Существуют два
основных подхода к ее определению — количественный и качественный. В первом
случае к не полностью занятым относят работников, обычная продолжительность
рабочего времени которых меньше нормальной величины (как правило, 30-35
рабочих часов в неделю; мы будем называть таких работников
"малозанятыми"), во втором — тех, кто имеет трудовые контракты на
неполное рабочее время;
— недозанятость (underemployment). Эту категорию
составляют работники, которые временно отсутствуют на рабочем месте или
трудятся меньше обычного времени по таким не зависящим от них причинам, как
отпуска по инициативе работодателей, вынужденные переводы на сокращенный
график работы, отсутствие клиентов или заказов и т.д.;
— сверхзанятость (overtime employment). Сверхзанятыми считаются работники,
продолжительность рабочего времени которых больше определенной пороговой
величины (обычно свыше 40 рабочих часов в неделю);
— самостоятельную занятость (self-employment), охватывающую работодателей, членов
производственных кооперативов и самозанятых в узком смысле (own-account workers);
— неформальную занятость (informal employment). Сюда относятся:
а) занятые индивидуальным (некорпорированным) предпринимательством; б) занятые
по найму у физических лиц; в) занятые в домашних хозяйствах населения; г)
занятые в формальном секторе на основе устной договоренности;
— занятость в домашних хозяйствах населения (household employment). Данная
категория охватывает тех, кто производит товары или услуги в домашних условиях
либо для продажи на рынке, либо для собственного потребления. Во многих странах
(в том числе и в России) лица, производящие продукты исключительно для собственного
потребления, не рассматриваются как занятые и включаются в состав экономически
неактивного населения.
В развитых странах к ведущим формам нестандартной занятости
относятся непостоянная и неполная занятость, а также самозанятость. В странах ОЭСР
на долю каждой из них в среднем приходится примерно по 8% общей численности
занятых, но в отдельных странах эти цифры гораздо выше. Например, в Испании
срочный контракт имеет каждый четвертый работник, а в Нидерландах не полностью
занятым является каждый третий.
Некоторые из названных видов занятости могут сочетаться друг с
другом в разнообразных комбинациях, что крайне осложняет статистический учет.
"Атипичным" характеристикам рабочих мест присуща тенденция
"притягиваться" друг к другу. Одно отклонение от "стандарта",
как правило, влечет за собой другие. Например, немало занятых в неформальном
секторе не имеют постоянного контракта, работают не по найму, трудятся
неполный рабочий день и т.д. В результате они одновременно попадают в разные
категории нестандартно занятых. Дополнительная сложность связана с тем, что
один и тот же работник может как совмещать, так и чередовать стандартные и
нестандартные формы занятости. Скажем, работающий в организации на вполне
стандартных условиях может быть одновременно вовлечен в неформальную
деятельность или подрабатывать на другом предприятии в свободное от основной
работы время. Наконец, даже те рабочие места, которые по формальным признакам,
казалось бы, являются "стандартными", по своему реальному статусу часто
неотличимы от "нестандартных". Так, лица, заключившие договор на
полную рабочую неделю, могут периодически перерабатывать или, наоборот,
трудиться по сокращенному графику (отсюда феномен "недозанятости").
Соответственно "нестандартность" трудовых отношений
может рассматриваться с двух точек зрения. Речь идет: во-первых, о нестандартности
трудового договора, то есть об отклонении формальных условий контракта от
принятого стандарта (суженная трактовка); во-вторых, о нестандартности
фактических условий занятости (расширенная трактовка). В этом смысле к
нестандартным работникам могут относиться не только те, кто заключил
нестандартный контракт, но и вообще не имеющие контракта (например, самозанятые,
занятые у физических лиц и занятые на основе устных договоренностей) или те,
кто при наличии стандартного контракта реально трудится в нестандартном режиме.
Масштабы расхождения между более узкой и более широкой
интерпретациями характеризуют степень деформализации экономики, а также
эффективность и качество инфорсмента трудового законодательства и заключенных
контрактов. К сожалению, с учетом доступных данных разделить их не всегда
возможно. В нашем эмпирическом анализе мы придерживаемся более широкой
трактовки. Это связано не только с особенностями имеющихся данных. Российское
трудовое законодательство жестко ограничивает любые отклонения от стандарта
для наемных работников, но реальные тенденции в сфере занятости во многом
формируются независимо от предписаний закона.
В наиболее общем виде преимущества и недостатки нестандартной
занятости обусловлены тем, что, обеспечивая гибкость рынка труда, она вместе с
тем ослабляет позиции работников. Эта двойственность получила отражение в
специальной литературе: одни исследователи делают упор на социальные издержки,
порождаемые нестандартной занятостью; другие подчеркивают ее важность как
инструмента адаптации фирм и работников к непрерывным изменениям условий
экономической и социальной жизни.
Для работодателя гибкость означает расширение возможностей снижения
издержек на труд и повышение конкурентоспособности в кратко- и среднесрочной
перспективе. Это позволяет сохранять имеющиеся рабочие места и создавать новые.
В то же время из-за чрезмерной гибкости трудовых отношений вследствие
либерализации законодательства о защите занятости или его игнорирования (если
оно остается слишком жестким) повышается доля работников с небольшим
специальным стажем. Это, в свою очередь, подрывает стимулы к инвестициям в
специфический человеческий капитал и разрушает трудовую мотивацию работников,
что чревато снижением качества выпускаемой продукции и ослаблением
конкурентоспособности.
Для работника гибкость рынка труда, проявляющаяся в создании
временных, неполных или неформальных рабочих мест, ассоциируется прежде всего
с отсутствием социальной защиты и перспектив карьерного роста, а также с низкой
оплатой труда. При этом благодаря такой гибкости поддерживается более высокий
уровень занятости, тем самым снижается риск безработицы и повышаются шансы
трудоустройства и для занятых, и для незанятых. Подобные рабочие места
зачастую обеспечивают наиболее эффективную возможность для безработных
вернуться в сферу занятости, включая регулярную и стандартную. Поэтому
"социально оптимальная" мера гибкости рынка труда — это точно
выверенный и меняющийся во времени баланс между защитными мерами для работника
и либеральными нормами использования труда для работодателя при наличии
эффективной системы инфорсмента.
Многое из сказанного выше можно отнести и к России. "Стандартизация"
следовала за индустриализацией и хорошо вписывалась в рамки социалистического
хозяйства, облегчая планирование и мобилизацию трудовых ресурсов и
политико-идеологический контроль за работниками. До начала рыночных реформ
1990-х годов так работали практически все советские граждане, а
"иное", как правило, запрещалось.
Возможности отклонения от "стандарта" в плановой
экономике были весьма ограниченными, хотя и тогда имелись занятые в
неформальном секторе или ЛПХ, занятые временно или случайно, работавшие неполный
рабочий день или "вкалывавшие" на многих работах одновременно.
Шабашники, частные репетиторы, "мастера" частного извоза, сельские
жители, которые de facto кормились со своего
подворья, совместители на нескольких работах, полуставочники и многие другие,
не вписывавшиеся в прокрустово ложе социалистического КЗоТа, вместе
составляли, по-видимому, значительный отряд советских граждан. Некоторые из
них осваивали узкие ниши в рамках советского законодательства или на грани его
нарушения, другие существовали вне действовавших законов.
В связи с началом системного перехода "от плана к рынку"
в постсоциалистических странах, включая Россию, возникла необходимость
значительного повышения гибкости трудовых отношений. Во-первых, такая гибкость
облегчала процессы масштабной реаллокации рабочих мест и рабочей силы,
неизбежной в условиях глубоких структурных реформ. Во-вторых, она ослабляла
влияние разнообразных макроэкономических и структурных шоков переходного
периода. В-третьих, по мере "взросления" переходной экономики и
углубления ее интеграции в мировое хозяйство инструментальные возможности
национальной монетарной, бюджетной, торговой, структурной и других видов
политики заметно сужались. При этом гибкость рынка труда становилась одним из
немногих реально доступных инструментов адаптации экономики к изменяющимся
условиям ее функционирования.
Подчеркнем, что сам по себе переход к рынку еще не перечеркивает
"стандарт". Характерные для него условия и сегодня типичны для
подавляющего большинства россиян, работающих на промышленных предприятиях или в
государственном секторе. Однако реформы запустили в действие такие механизмы,
как структурные сдвиги в занятости, стремление фирм к экономии издержек, поиск
населением дополнительных источников заработка и т.п. Например, удельный вес
сектора услуг в общей численности занятых вырос с начала 1990-х годов почти на
20 п.п. Это во многом объясняется развитием торговли, различных видов бытового
обслуживания и финансовых услуг, широко практикующих отклонения от
"стандарта" занятости. Кроме того, реформы легализовали и расширили
спектр доступных нестандартных форм занятости. Ко многим существовавшим и в
советское время добавилась, в частности, такая форма, как неполная занятость
по инициативе администрации (сокращение рабочего времени или административные
отпуска).
На этапе спада (1992-1998 гг.) нестандартная занятость (особенно
относящаяся к неформальному сектору) могла выступать своего рода "подушкой
безопасности", или субститутом системы социальной защиты, сдерживая отток
рабочей силы в сферу экономической неактивности или безработицы. На стадии
экономического роста (начиная с 1999 г. и по настоящее время) она стала
основным сегментом увеличения численности рабочих мест, корректируя
запретительную жесткость трудового законодательства по отношению к
"стандартным" работникам.
Пункт 3. Особенности эволюции российского рынка труда
В период рыночных реформ российский рынок труда также развивался
в основном нестандартно. В его становлении можно выделить два этапа. Первый
(1991-1998гг.) стал отражением глубокой трансформационной рецессии,
растянувшейся почти на целое десятилетие и обусловившей сокращение занятости,
рост открытой безработицы, снижение продолжительности рабочего времени, резкое
падение реальной заработной платы. Второй (1999-2005 гг.) связан с энергичным
постгрансформационным подъемом, сопровождавшимся положительной динамикой
базовых индикаторов рынка труда.
Отметим, что в России формирование новых отношений в сфере
занятости протекало во многом иначе, чем в странах Центральной и Восточной
Европы (ЦВЕ). Это позволило говорить о существовании двух альтернативных
моделей переходного рынка труда.
Однако первоначально ничто не предвещало, что развитие российского
рынка труда пойдет по иному сценарию и приведет к возникновению специфической
национальной модели. Вслед за другими реформируемыми экономиками Россия
"импортировала" стандартный набор институтов, действующих в данной
сфере. Было разработано новое законодательство о минимальной заработной плате,
создана система страхования по безработице, легализована забастовочная деятельность,
сформирована сложная многоступенчатая система коллективных переговоров,
установлены налоги на фонд оплаты труда, внедрена политика налогового
ограничения доходов, предпринимались попытки индексации заработной платы и т.д.
Эти меры, подчеркнем, не содержали ничего "атипичного".
Отсюда и вполне закономерные ожидания, что в России рынок труда будет
"работать" примерно так же, как в других постсоциалистических
странах. Правда, с учетом большей глубины трансформационного спада можно было
предполагать, что масштаб и острота проблем окажутся иными: предприятия будут
активнее "сбрасывать" рабочую силу, уровень безработицы станет выше,
трудовые конфликты — многочисленнее, инфляционное давление со стороны издержек
на рабочую силу усилится и т.д. К тому же, обретя дополнительные "ребра
жесткости" в виде вновь введенных институтов, российский рынок труда
сохранил немало законодательных норм и ограничений, действовавших при прежней системе.
Неудивительно, что первые годы реформ в российской экономике прошли под знаком
ожидания скорой катастрофы, которая, как представлялось большинству
наблюдателей, неминуемо должна была разразиться в сфере занятости.
Однако этим катастрофическим прогнозам так и не суждено было
сбыться. Как же в действительности повел себя российский рынок труда в новых
экономических и институциональных условиях? Остановимся на некоторых наиболее
существенных характеристиках российской модели с точки зрения развития
нестандартной занятости.
1. Несмотря на глубокий трансформационный кризис, российской
экономике удалось избежать масштабного сокращения рабочей силы и занятости,
которое наблюдалось во многих странах ЦВЕ (наиболее яркий пример — Венгрия).
Первоначальное падение уровня занятости с 67 до 53% сменилось
последующим его восстановлением до 60%. Если этот показатель пересчитать для
населения в возрасте 15-64 лет (что является стандартным в международных
сопоставлениях), то его значение повышается до 65%. Снижение занятости в
российской экономике было явно непропорциональным масштабам сокращения ВВЦ,
которое в нижней точке кризиса достигло 40%.
Такая "нечувствительность" занятости была отчасти
следствием распространения ее нестандартных форм. Резкое расхождение между
траекториями изменения ВВП и занятости предопределило глубокий
"провал" в показателях производительности труда. В этом отношении
ситуация в странах ЦВЕ складывалась намного благоприятнее: после небольшого
снижения производительность труда в них быстро возвратилась к докризисным
значениям, а затем и превзошла их.
Начало подъема в российской экономике дало импульс восстановлению
занятости (по различным оценкам, было создано от 3 до 5 млн. дополнительных
рабочих мест). России удалось избежать так называемого "экономического
роста без создания рабочих мест", характерного для многих стран ЦВЕ. Но
поскольку рост ВВП намного опережал увеличение занятости, стала быстро
повышаться производительность труда. В настоящее время ее показатели
практически вернулись к дореформенным значениям.
2. В различных сегментах экономики процесс общего сокращения
занятости протекал крайне неравномерно. Как известно, "ядро"
российской рабочей силы составляют работники крупных и средних предприятий.
Именно здесь сосредоточена основная часть формальной занятости, а нестандартные
формы трудовых отношений практикуются лишь в исключительных случаях. Работники
малых предприятий, ПБОЮЛов, самозанятые и т.д. находятся на
"периферии", где активно используются нестандартные трудовые
контракты и занятость носит по большей части неформальный характер. В период
реформ "ядро" и "периферия" демонстрировали совершенно
разную динамику.
Занятость на крупных и средних предприятиях сокращалась быстрее,
чем в целом по экономике. Среднесписочная численность их персонала уменьшилась
более чем на '/, — с 59 млн. в 1991 г. до менее 39 млн. к концу 2005 г. Если в
дореформенный период на их долю приходилось 80% всех занятых, то в настоящее
время — менее 60%. Вклад малых предприятий 6 общую занятость на протяжении
всего периода оставался на примерно стабильном уровне и составлял около 10%.
Отсюда можно заключить, что некорпоративный сектор играл важную демпфирующую
роль: если бы он не абсорбировал избыточную рабочую силу, которую
"сбрасывали" крупные и средние предприятия, то общее падение занятости
в российской экономике было бы намного больше. Вполне вероятно, оно могло бы
быть пропорционально сокращению ВВП.
Интересно, что даже в условиях возобновившегося экономического
роста "ядро" не только не стало наращивать число рабочих мест, но и
продолжало их терять. В 1999-2005 гг. суммарные потери превысили 3 млн.
занятых. В результате весь прирост общей численности занятых, о котором
говорилось выше, пришелся на "периферию", то есть главным образом на
нестандартную занятость. Резкий контраст в поведении "ядра" и
"периферии" свидетельствует о том, что при привлечении и
использовании рабочей силы величина соответствующих издержек для них
совершенно разная. По-видимому, из-за чрезмерной зарегулированности трудовых
отношений в формальном секторе новые рабочие места продолжали создаваться
почти исключительно на неформальной или полуформальной основе.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|