Великана-Гренадера, в детской распашонке вели на помочах два

карлика. Шесть ручных медведей везли в тележке спеленатого как младенца

крошечного карлика. В конце процессии шел Петр и бил в барабан. Ни жизнь,

ни смерть, ничто не было свято для Петра, который сам в нравственном смысле

был ничем иным, как "нарочитым монстрой".

Даже советский историк В. Мавродин в своей биографии Петра Первого

признается, что "Собор, имевший своим центром Пресбург, "потешную фортецию"

(крепость) на Яузе, кутил и гулял и по слободе, и по Москве, вызывая подчас

не столько смех, сколько страх и негодование богомольной столицы.

Во время этих шествий из дома в дом, маскарадов, святок, в которых

нередко принимало участие несколько сот пьяных людей, "игра" была такая

"трудная, что многие к тем дням подготовлялись как бы к смерти", а многим

она стоила здоровья и даже жизни.

И вполне естественно, что боярская Москва с замиранием сердца

следила за своим царем: вернет ли ему Бог рассудок, пойдет ли он по пути

отца и деда или навсегда собьется с дороги. И куда повернет этот "пьянчужка

— царь", "царь Кокуйский" святорусскую землю и матушку Москву, кто знает".

В "Истории русского театра" Н. Евреинова, изданной недавно Чеховским

издательством, мы читаем: "Не только в самом театре — понимая "театр" в

популярном смысле этого слова, — но и во всевозможных обрядах-пародиях на

театрализацию, для которой, Петр не жалел ни времени, ни денег, легко

заметить ту же политико-преобразовательную тенденцию, неуклонно проводимую

этим царем почти во всех областях государственного правления.

Насаждая всюду европейское просвещение, Петр I боролся, путем этих

театральных пародий, как со старинными обрядами языческого происхождения,

так и с обрядами чисто церковными, получившими верховное благословение

Патриарха" (подчеркнуто мною.).

Плохо это или хорошо, когда царь борется с помощью кощунственных

пародий с церковными обрядами, одобренными Патриархом, — это господина

Евреинова мало интересует, он отмечает только, что эта борьба была

"особенно интенсивна" "и потому на редкость красочно-театральна" (в

"аттракционных целях"). "Видя в консервативной церковной власти очаг

сопротивления. его реформам, — равнодушно повествует Н. Евреинов, Петр "был

принужден к "субординации" непослушной ему церкви всякими мерами, кончая

провозглашением самого себя главою православной Церкви и упразднением

патриаршества. Отсюда становится понятным, "Всешутейший всепьянейший

Собор", периодическому ритуалу которого Петр придал столь соблазнительно-

сатирическую форму и для которого не пожалел времени на подробную

театральную разработку деталей".

Несмотря на свое восхищение "на редкость красочно-театральной

постановкой сборищ членов "всешутейшего собора" Н. Евреинов все-таки

признает, что "если бы при театральных пародиях подобного рода

присутствовали только члены "всешутейшего собора", можно было бы не

придавать им большого значения; мало ли как коротают время великие мира

сего! Но на эти безжалостно-сатирические пародии были допускаемы и

посторонние зрители и притом в таком количестве, какое позволяет говорить о

"народе", как о массовом свидетеле всех этих издевательств — театральных

потех". "Это-то и требовалось зачинателю подобного рода театральных

пародий. Смех убивает — знал этот большой юморист, смех изничтожает, в

глазах других, то чему они поклоняются. А предметом этих театральных

пародий служило как раз то, что, по мнению Петра, подлежало изничтожению".

В революционной деятельности Петра было много надуманного, лишнего.

Лишней и абсолютно вредной была та сторона его деятельности, которую

известный театральный деятель Н. Евреинов в своей "Истории русского театра"

называет "театрализацией жизни". Будучи западником Н. Евреинов, конечно,

восхищается и этой стороной деятельности царя-революционера. "Эта задача

великой театрализации жизни, — пишет он, — была разрешена Петром с успехом

неслыханным в истории венценосных реформаций. Но на этой задаче, по-

видимому, слишком истощился сценический гений Петра!"

Какую же задачу поставил Петр в области "театрализации жизни?" На

этот вопрос Н. Евреинов отвечает так: "Монарх, самолично испытавший

заграницей соблазн театрального ряжения, восхотел этого ряжения для всей

Руси православной". Эта дикая затея не вызывает у Н. Евреинова никакого

возмущения, а наоборот, даже сожаление. "На переряжение и передекорирование

Азиатской Руси, — пишет он, — ушло так много энергии, затрачено было так

много средств, обращено, наконец, столько внимания, что на театр в узком

смысле слова, гениальному режиссеру жизни, выражаясь вульгарно, просто "не

хватало пороху". О том, что на создание русского театра у Петра не хватало

пороху, об этом Н. Евреинов сожалеет, а о том, что он всю Россию заставил

играть трагический фарс, за это Н. Евреинов называет Петра "Гениальным

режиссером жизни".

Русские европейцы всегда извиняются за вульгарные обороты речи, и

никогда за вульгарный стиль мышления.

XI. ПЕТР I И МАСОНЫ

Первые масонские ложи возникли в России после возвращения Петра из

Европы. С масонами встречался и сам Петр и Б. П. Шереметьев.

"На Мальте, — сообщает Иванов, — Шереметеву была сделана самая

торжественная встреча. Он участвовал на большом празднике Мальтийского

ордена в память Иоанна Предтечи. Ему там давали торжественный банкет. Гранд-

магистр возложил на него драгоценный золотой с алмазами крест" (Иванов. От

Петра I до наших дней).

По возвращении в Москву 10 февраля 1699 года Шереметев представился

царю, на банкете у Лефорта, убравшись в немецкое платье и имея на себе

мальтийский крест. От царя он получил "милость превысокую". Царь поздравил

его с Мальтийской Кавалерией, позволил ему всегда носить на себе этот

крест, и затем состоялся указ, чтобы Шереметев писался в своих титулах

"Мальтийским Свидетельствованным Кавалером".

"В России свет масонства, — пишет Т. Соколовская, — проник по

преданию при Петре Великом: документальные же данные относятся к 1731

году".

Известный Пыпин в своем исследовании "Русское масонство" пишет, что

"масонство в Россию по преданию ввел сам Петр, он будто был привлечен в

масонство самим Кристофором Вреном (или Реном), знаменитым основателем

английского масонства; первая ложа существовала в России еще в конце XVII

ст. Мастером стула был в ней Лефорт, первым надзирателем Гордон, а вторым

сам Петр. По другому рассказу Петр вывез из своего путешествия (второго

1717 г.) масонский статут и на его основании приказал открыть или даже сам

открыл ложу в Кронштадте".

Вот почему, может быть, имя Петра пользовалось таким почитанием в

русских масонских ложах, существовавших в 18 веке. Вот почему они распевали

на своих сборищах "Песнь Петру Великому", написанную Державиным.

В одной рукописи Публичной Библиотеки, — сообщает Вернадский в своей

книге "Масонство в царствование Екатерины II", — рассказывается, что Петр

принят в Шотландскую степень св. Андрея". "Его письменное обязательство

существовало в прошлом веке в той же ложе, где он принят и многие оное

читали".

По указанию того же Вернадского "среди рукописей масона Ленского

есть обрывок серой бумаги, на котором записано такое известие: "Император

Петр I и Лефорт были в Голландии приняты в Тамплиеры".

В.В. Назаревский в своей книге "Из истории Москвы" сообщает, — "в

находящейся в Москве Сухаревой Башне, по сохранившемуся преданию происходят

тайные заседания какого-то "Нептуновского общества". Председательствовал на

этих тайных заседаниях друг Петра Первого масон Лефорт. Петр был первым

надзирателем Нептуновского общества, а архиепископ Феофан Прокопович

оратором этого общества. Первый адмирал флота Апраксин, а также Брюс,

Фергюссон (фармазон), князь Черкасский, Голицын, Меньшиков, Шереметев и

другие высокопоставленные лица были членами этого общества, похожего на

масонское.

История и предания скрыли от нас происхождение и цель этого тайного

общества, но среди москвичей еще долгое время спустя ходили слухи, что в

Сухаревой Башне хранилась в тайне черная книга, которая была замурована в

стену, заколочена алтынными гвоздями и которую охраняли двенадцать нечистых

духов.

Доказать сейчас документально, что Нептуново общество было масонским

и сам Петр был масоном, конечно, трудно. Но то, что он стал в значительной

степени жертвой деятельности масонов, которые внушили ему мысль о

необходимости превращения России в Европу, это несомненно. С масонами Петр

общался в немецкой слободе, встречался со многими масонами он и во время

своих заграничных путешествий.

Крайний космополитизм Петра — вероятно плоды внушений со стороны

масонов, встречавшихся в разно время с Петром.

"Петр I, — пишет Иванов, — стал жертвой и орудием страшной

разрушительной силы, потому что не знал истинной сущности братства вольных

каменщиков. Он встретился с масонством, когда оно еще только начало

проявлять себя в общественном движении и не обнаружило своего подлинного

лица.

Масонство — двуликий Янус: с одной стороны братство, любовь,

благотворительность и благо народа; с другой атеизм и космополитизм,

деспотизм и насилие".

Вся программа, сначала масонской по своему духу, а затем

западнической "прогрессивной", либеральной и революционной интеллигенции во

всех своих чертах была сконструирована уже Петром и его идейными

вдохновителями иностранцами, протестантами и масонами. "Эта программа —

указывает Иванов, — сводилась к следующему: "забвение или открытая

ненависть к прошлому. Взгляд на православие и борьба с ним, как силой

реакционной и враждебной прогрессу.

Борьба за отделение Церкви от государства, с церковным авторитетом,

духовенством и монашеством, гонение православной Церкви. Национальное

безразличие, рабское преклонение перед всем иностранным и инославным и

сатанинская ненависть к националистам и патриотам, как "бородачам" и

"черносотенцам".

Поход против самодержавия, за его ограничение или свержение. Взгляд

на народ, как на средство для достижения своих целей. Любовь не к

отечеству, а к человечеству и стремление стать гражданами вселенной. С

Петра не остается никаких связей с прошлым. Правящий класс и интеллигенция

перестают быть хранителями быта. Бытовое исповедничество заменяется западно-

европейским мировоззрением. Русские образованные классы очутились как бы в

положении "не помнящих родства", а интеллигенция сделалась "наростом" на

русской нации".

В главе "Эпоха Петра явилась колыбелью масонства и передовой

интеллигенции", Иванов указывает:

"Властители дум" русского общества получили свои познания от

масонской премудрости. . .

Под знаменами пятиконечной звезды прошли: Артамон Матвеев, князь В.

В. Голицын, "Птенцы гнезда Петрова", Прокопович, Посошков, Татищев,

Кантемир, кн. Щербатов, Сумароков, Новиков, Радищев, Грибоедов, декабристы,

Герцен, Бакунин, Нечаев, либералы, радикалы, социалисты, Ленин.

...В течение двух столетий передовая интеллигенция шла под знаменем

мятежа против божеских и человеческих установлений. Они шли от рационализма

к пантеизму и закончили атеизмом и построением Вавилонской башни.

Коллегии, Верховный тайный совет, Конституция кн. Димитрия Голицына,

проекты кн. Никиты Панина, наконец Екатерины П, конституция гр. Строганова,

план гр. Сперанского, "Правда" Пестеля, планы декабристов, утопические

мечты Петрашевцев, анархизм Бакунина, — гимны мировому социальному

перевороту Герцена, поножовщина Нечаева и "Грабь награбленное" Ильича — все

это этапы борьбы за представительную монархию, демократию, социализм и

коммунизм, уничтожение православного русского царства, и, говоря словами В.

А. Жуковского "возвышение в достоинство совершенно свободного скотства".

...Россию и народ привела к гибели воспитанная масонством либерально-

радикально-социалистическая интеллигенция.

История русской революции — есть история передовой, либерально-

радикально-социалистической интеллигенции.

История либерально-радикально-социалистической интеллигенции есть по

существу история масонства.

В результате, вместо единого прежде народа, одинаково верившего,

одинаково думавшего, имевшего одинаковые обычаи, возникло как бы два

отдельных народа. Верхи стали европейцами, весь народ остался русским по

своим верованиям, миросозерцанию и обычаям. В результате Петровской

революции высшие европеизированные круги русского общества стали каким-то

особым народиком внутри русского общества.

"Это, — писал Ф. Достоевский, — теперь какой-то уж совсем чужой

народик, очень маленький, очень ничтожненький, но имеющий, однако, уже свои

привычки и свои предрассудки, которые и принимаются за своеобразность. И

вот, оказывается теперь даже и с желанием своей собственной веры".

Таков был трагический результат попытки Петра сделать Россию

Европой.

Безудержное чужебесие высших кругов, как и предсказывал Юрий

Крижанич, не прошло для России даром. Спустя два столетия оно привело к

новому разгрому русской государственности.

Реформы Петра, как и церковные реформы, которые проводил Никон,

были, конечно, нужны. Но проводить их надо было не так, как проводили их

Петр Великий и Никон. В том же виде, как они были проведены, реформы

приняли характер насильственных революций и несомненно принесли больше

вреда, чем пользы.

XII. ПРОТЕСТАНТСКИЙ ХАРАКТЕР ЦЕРКОВНОЙ "РЕФОРМЫ" ПЕТРА I

Ключевский признавался, что он в своих исторических исследованиях не

задавался вопросом о том, "какие перемены произвели реформы Петра в

понятиях и нравах и вообще в духовной жизни народа". Попытаемся заняться

этим вопросом мы, опираясь на исторические факты и выводы, сделанные как

Ключевским так и другими русскими историками.

"Духовный регламент", исковеркавший судьбу Православной Церкви,

составил Феофан Прокопович, — беглый униат, бывший одно время учеником

иезуитов и протестантов, почитатель философов-атеистов. Многие из

современников подозревали, что Феофан вообще был безбожник.

В произнесенной в Успенском соборе проповеди Феофан не постеснялся

заявить, что главой Православной Церкви является не Христос, а царь.

"...Феофан, — пишет проф. Зызыкин, — пропитанный протестантским

рационализмом относился к народному пониманию религии с величайшим

презрением и пристрастие к обряду почитал грубым ханжеством и преследовал.

Он в корне подрывал все то, что считалось основой русского благочестия.

Народ видел, что преследуются самые дорогие предметы его религиозного

почитания, что обычай и верования дедов провозглашаются "бабьими баснями",

"душепагубными дуростями"; недовольство народа выражалось в разных формах,

то в подметных письмах, то в появлении разных людей, критикующих церковную

реформу Петра. Так Соловьев (XV, 137) сообщает о появлении в Москве

Нижегородского посадского Андрея Иванова, пришедшего за 400 верст сообщить

царю, что он — еретик, разрушает христианскую веру.

Все внешние формы религии были дороги каждому человеку, как видимое

выражение православия; обряд тесно соединялся в уме с представлением о вере

и нарушение его почиталось грехом. А Петр хотел репрессиями устранить,

веками выработанный религиозный склад жизни и естественно нажил врагов.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17