"План преобразования, если вообще можно говорить о плане, был

целиком взят с запада и так как если бы до Петра в России не существовало

вообще никакого общественного порядка, административного устройства и

управительного аппарата".

Произвести Московское государство из "небытия в бытие" Петр никак не

мог. "Комплексом неполноценности, — как справедливо отмечает И. Солоневич.

— Москва не страдала никак. Москва считала себя Третьим Римом, последним в

мире оплотом и хранителем истинного христианства. И Петровское

чинопроизводство "в люди" москвичу решительно не было нужно".

II

Будучи великим народом, русский народ, в виду своего большого

культурного своеобразия, не мог откуда-нибудь со стороны заимствовать

готовые государственные и культурные формы. Попытка Петра Первого

механически пересадить в Россию чуждую ей духовно форму государства и

чуждую форму культуры, закончившаяся в наши дни большевизмом, наглядно

доказывает губительность механического заимствования чужой культуры.

Разговоры о том, что без этих реформ сверху, Русь бы неизбежно

погибла, относятся к числу вымыслов западнически настроенной интеллигенции,

стремившейся оправдать безобразные насилия Петра над душой русского народа.

В наши дни самому захудалому литературному критику известно, что

Достоевский является самым выдающимся мыслителем. Так вот, Достоевский

отмечал, что всякая мысль о самобытности русской государственности и

русской культуры приводит убежденных и наемных русских европейцев в

бешенство. В "Дневнике писателе за 1876 год" Достоевский, например, писал:

"Словом вопросы хоть и радикальные, но страшно как давно

износившиеся. Тут главное — давнишний, старинный, старческий и исторический

уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности.

Прежде, когда-то все это были либералы и прогрессисты и таковыми

почитались, но историческое их время прошло, и теперь трудно представить

себе что-нибудь их ретрограднее. Между тем, в блаженном застое своем на

идеях сороковых и тридцатых годов, они все еще себя считают передовыми.

Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить более

брезгливых аристократов в отношении к народу. Скажут, что они обличали в

нашем народе лишь черные стороны, но дело в том, что, обличая темные, они

осмеяли и все светлое, и даже так можно сказать, что в светлом-то они и

усмотрели темное. Не разглядели они тут, что светло, что темно! И

действительно, если разобрать все воззрения нашей европействующей

интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и

самостоятельному развитию русского наряда нельзя м придумать".

Генеалогию славянофилов Ф. Достоевский выводил от тех слоев

Московской Руси, которые клали голову на плаху, которые жгли сами себя и

детей своих, но не желали переделываться в европейцев.

"Я полагаю, что для многих славянофилы наши — как с неба упали, а не

ведут свой род еще с реформы Петра, как протест всему, что в ней было

неверного и фанатически исключительного".

Федор Достоевский так же как и Пушкин, являющийся не только

величайшим русским писателем, но и глубоким, чисто русским мыслителем,

дает, например, такую оценку достижений Московской Руси до восшествия Петра

на престол:

"Царь Иван Васильевич употреблял все усилия, чтобы завоевать

Балтийское побережье, лет сто тридцать раньше Петра. Если б завоевал его и

завладел его гаванями и портами, то неминуемо стал бы строить свои корабли,

как и Петр, а так как без науки их нельзя строить, то явилась бы неминуемо

наука из Европы, как и при Петре. Наши Потугины бесчестят народ наш

насмешками, что русские изобрели самовар, но вряд ли европейцы примкнут к

хору Потугиных. Слишком ясно и понято, что все делается по известным

законам природы и истории, и что не скудоумие, не низость способностей

русского народа и не позорная лень причиною того, что мы так мало произвели

в науке и промышленности. Такое-то дерево вырастает в столько-то лет, а

другое вдвое позже его. Тут все зависит от того, как был поставлен народ

природой, обстоятельствами, и что ему прежде всего надо было сделать. Тут

причины географические, этнографические, политические, тысячи причин и все

ясных и точных. Никто из здравых умов не станет укорять и стыдить

тринадцатилетнего за то, что ему не двадцать пять лет. "Европа, дескать,

деятельнее и остроумнее пассивных русских, оттого и изобрела науку, а они

нет". Но пассивные русские в то время, как там изобретали науку, проявляли

не менее удивляющую деятельность: они создавали царство и сознательно

создали его единство. Они отбивались всю тысячу лет от жестоких врагов,

которые без них низринулись бы и на Европу. Русские колонизировали

дальнейшие края своей бесконечной родины, русские отстаивали и укрепляли за

собою свои окраины, да так укрепляли, как теперь мы, культурные люди, и не

укрепим, а, напротив, пожалуй, еще их расшатаем".

...Все эти полтора века после Петра, мы только и делали, что

выживали общение со всеми цивилизациями человеческими, роднение с их

историей, с их идеалами. Мы учились и приучали себя любить французов и

немцев и всех, как будто те были нашими братьями, и несмотря на то, что те

никогда не любили нас, да и решили нас не любить никогда. Но в этом

состояла наша реформа, Петрово дело, что мы вынесли из нее, в полтора века,

расширение взгляда, еще не повторявшееся, может быть, ни у одного народа ни

в древнем, ни в новом мире. До-петровская Россия была деятельна и крепка,

хотя и медленно слагалась политически; она выработала себе единство и

готовилась закрепить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри

себя драгоценность, которой нет нигде больше — православие, что она —

хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова

образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. Эта

драгоценность, эта вечная, присущая России и доставшаяся ей на хранение

истина, по взгляду лучших тогда русских людей, как бы избавляла их совесть

от обязанности всякого иного просвещения. Мало того, в Москве дошли до

понятия, что всякое более близкое общение с Европой даже может вредно и

развратительно повлиять на русский ум и на русскую идею, извратить самое

православие и совлечь Россию на путь гибели, "по примеру всех других

народов".

IX. СМЯТЕНИЕ НАРОДА. НАРОД ПРИНИМАЕТ ПЕТРА I ЗА АНТИХРИСТА

I

Неуместно берет Платонов в кавычки и слово "старой веры". Старая

вера существовала, в этой старой вере Русь жила столетия и иронизировать

над ней не следует.

Вся фраза вообще построена так, что в ней совершенно отсутствует

историческая объективность. Сторонники старой веры и приверженцы старых

национальных порядков академиком Платоновым называются почему то, слепыми

ревнителями старины. Петр так презирал все национальные обычаи, так дерзко

и нагло попирал все, чем века держалась Русь, так оскорблял национальное

чувство народа, был таким слепым ревнителем чужих западных порядков, что

вооружил своими действиями не только слепых, но и сознательных сторонников

национальной старины и врагов скороспелой революции, устроенной Петром.

Петр так не любил и так издевался над всем, чем народ жил столетия, что

народные массы имели законное основание ненавидеть его и считать его

насильником и даже Антихристом. Так же бы поступил всякий другой народ,

любящий и уважающий свою религию и свое прошлое. Это понимают сейчас не

только русские национально-мыслящие историки, но и иностранные

исследователи русской истории и культуры.

Немецкий ученый Вальтер Шубарт в своей известной книге "Запад и душа

Востока" заявляет, например: "Однако, как только прометеевская волна залила

Россию, народ тотчас же инстинктивно понял в чем дело, он назвал

Антихристом Петра I. Антихристом, якобинцем и сыном революции он назвал и

Наполеона, царством Антихриста зовут и Советский Союз русские, оставшиеся

верными церкви".

Все русские историки-интеллигенты всегда очень произвольно объясняют

движения русских народных масс, идейные стремления, которыми руководились

народные массы не принимаются в расчет. В выгодных для проповедуемой ими

политической концепции случаях историки считают, что "Глас народа — глас

божий", а в невыгодных — законные идейные устремления народа объявляют

"бессмысленными бунтами", реакционными по своей сущности. Так именно все

историки оценивают не только стрелецкий бунт 1698 года, но и все другие

восстания народных масс против Петра I.

На самом же деле ничего реакционного в народных восстаниях против

антинациональной революционной деятельности Петра I не было. Это была

законная и естественная реакция народа против беспощадного разрушения всех

основ национальной религии и национального уклада жизни. Уже само поведение

царя было вызовом народу. Петр открыто презирал все народные обычаи. Он

сбросил парчовые царские одежды, нарядился в иноземные камзолы. Законную

царицу заточил в монастырь, а сам стал сожительствовать с "Монсовой

девкой". Пьянствовал с иностранцами, создал в Кокуе "всешутейший собор",

кощунственную пародию на православную церковь, церковные соборы и

патриарха.

Бунт стрельцов 1698 года вовсе не был бессмысленным бунтом слепых

защитников московского варварства. Это был естественный бунт против

презирающего свой народ и национальные традиции, нечестивого отступника. И

верхи и низы народа поняли, что Петр решил не продолжать усвоение отдельных

сторон западной цивилизации, как это делали предшествующие ему цари,

улучшить и еще более укрепить милое их уму и сердцу здание самобытной

русской культуры и цивилизации, а что Петр решил разрушить все основы

Московской Руси.

Законное возмущение народа привело к восстаниям против "царя

кутилки" и "мироеда".

"В населении укоренялась мысль, что наступает конец мира, говорили о

пришествии Антихриста, чтобы не отдаться в руки правительства тысячи

предпочитали покончить сами собой.

Сотни людей, собравшись вместе, погибали голодной смертью или

подвергали себя самосожжению. Такое самоубийство считалось делом

богоугодным. По всей стране, в глухих лесах, пылали костры, где

старообрядцы со своими женами и детьми добровольно погибали в огне.

Обыкновенно эти самосожжения происходили на глазах воинских команд,

открывших убежища беглецов. Нередко бывали случаи, когда во время таких

самосожжений с пением молитв погибало 800-1000 человек одновременно".

2700 человек сожгло себя в Палеостровском скиту, 1920 человек в

Пудожском погосте.

Брадобритие по понятию русских было грехом. Сам Христос носил

бороду, носили бороды и апостолы, бороду должны носить и все православные.

Только еретики бреют бороду. Петр, вернувшись из Европы приказал насильно

брить бороды и носить иноземное платье. У городских застав находились

специальные соглядатаи, которые отрезали у прохожих и проезжих бороды и

обрезывали полы у длинной национального покроя одежды. У сопротивлявшихся

бороды просто вырывались с корнем.

4 января 1700 года всем жителям Москвы было приказано одеться в

иноземные платья. На исполнение приказа было дано два дня. На седлах

русского образца было запрещено ездить. Купцам за продажу русского платья

был милостиво обещан кнут, конфискация имущества и каторга.

"Не понимая происходящего, — констатирует С. Платонов, — все

недовольные с недоумением ставили себе вопрос о Петре: "какой он царь?" и

не находили ответа. Поведение Петра, для массы загадочное, ничем не похоже

на старый традиционный чин жизни московских государей, приводило к другому

вопросу: "никакого в нашем царстве государя нет?" И многие решались

утверждать о Петре, что "это не государь, что ныне владеет". Дойдя до этой

страшной догадки, народная фантазия принялась усиленно работать, чтобы

ответить себе, кто же такой Петр или тот, "кто ныне владеет?"

Уже в первые годы XVIII в. появилось несколько ответов. Заграничная

поездка Петра дала предлог к одному ответу; "немецкие" привычки Петра

создали другой. На почве религиозного консерватизма вырос третий ответ,

столь же легендарный, как и первые два. Во-первых, стали рассказывать, что

Петр во время поездки заграницу был пленен в Швеции и там "закладен в

столб", а на Русь выпущен вместо него царствовать немчин, который и владеет

царством. Вариантами к этой легенде служили рассказы о том, что Петр в

Швеции не закладен в столб, а посажен в бочку и пущен в море. Существовал

рассказ и такой, что в бочке погиб за Петра верный старец, а Петр жив,

скоро вернется на Русь и прогонит самозванца-немчина. Во-вторых, ходила в

народе легенда о том, будто Петр родился от "немки беззаконной", он

замененный. "И как царица Наталья Кирилловна стала отходить с сего света и

в то число говорила: ты, де, не сын мой, замененный". На чем основалось

такое объяснение происхождения Петра, высказывали наивно сами рассказчики

легенды: "велит носить немецкое платье знатно, что родился от немки". В-

третьих, наконец, в среде, кажется, раскольничьей, выросло убеждение, что

Петр антихрист, потому что гонит православие, "разрушает веру

христианскую". Получив широкое распространение в темной массе народа, все

эти легенды спутывались, варьировались без конца и соединялись в одно

определение Петра: "он не государь — латыш: поста никакого не имеет; он

льстец, антихрист, рожден от нечистой девицы".

"...Мироед! — говорили в народе, — весь мир переел: на него,

кутилку, перевода нет, только переводит добрые головы". "С тех пор, как он

на царство сел, красных дней но видно, все рубли да полтины".

В 1705 году вспыхнуло восстание в Астрахани. Бунт начался из-за

того, что Петровский губернатор поставил у дверей церквей солдат и приказал

у всех, кто приходит с бородами, вырывать их с корнем.

"Стали мы в Астрахани, — писали в своих грамотах астраханцы, — за

веру христианскую и за брадобритие, и за немецкое платье, и за табак, и что

к церкви нас и жен наших и детей в русском старом платье не пущали, а

которые в церковь Божью ходили и у тех платье обрезывали и от церквей

Божьих отлучали, выбивали вон и всякое ругательство нам и женам нашим и

детям чинили воеводы и начальные люди".

В своей челобитной царю астраханские люди жаловались на притеснения

со стороны поставленных Петром иностранцев. "А полковники и начальные люди

немцы, — указывалось в челобитной, — ругаючись христианству многие тягости

им чинили и безвинно били в службах, по постным дням мясо есть заставляли и

всякое ругательство женам и детям чинили". Иностранцы служилых людей и жен

их "по щекам и палками били". Полковник Девин тех, "кто придет бить челом и

челобитчиков бил и увечил на смерть, и велел им и женам, и детям их делать

немецкое платье безвременно, и они домы свои продавали и образа святые

закладывали; и усы и бороды брил и щипками рвал насильственно".

Один из вождей восстания говорил: "Здесь стали за правду и

христианскую веру... Ныне нареченный царь, который называется царем, а

христианскую веру нарушил: он уже умер душою и телом, не всякому так

умереть". Восстание в Астрахани продолжалось восемь месяцев.

В 1707 году по тем же религиозным и национальным мотивам поднимает

восстание на Дону казак Булавин. К Булавину собирались все, кто хотел

постоять "за истинную веру христианскую" против "худых людей и князей и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17