Предложения должны были подаваться в письменном виде, тексты собирались

пересылать из города в город со специальными курьерами. Открытие конгресса,

предусмотренное на март 1642 года, было перенесено на апрель, а потом на

декабрь 1644 года. 4 декабря месса и пышная процессия ознаменовали открытие

переговоров.

Переговоры шли более трех лет. На Вестфальском конгрессе французскую

сторону представляли три дипломата: д’Аво, Сервьен и Лионн.[6] Мазарини

выбрал двух талантливых людей — графа д'Аво и основательного судейского

чиновника Сервьена; первый презирал второго, они ссорились из-за того, кто

первый поставит подпись на депешах, отсылаемых ко двору, но при всем том

умно и тонко исполняли сложные и все время менявшиеся указания Парижа.

Конгресс работал так много и так медленно, потому что все европейские

проблемы (за исключением английских) подлежали обсуждению, и главное каждый

участник следил за изменениями военной ситуации на разных фронтах, влиявших

на переговоры и на последующее принятие трудных решений.

Первое решение, было принято в январе 1648 года: речь шла о

независимости Соединенных Провинций, признанной Испанией, которая

освободилась, таким образом, от одного из противников, возможно, самого

непримиримого и упорного, и покинула Вестфальский конгресс с крупной

дипломатической победой. Роль Мазарини, в этом деле, была незначительной.

В конце 1645 года, добившись прочных военных успехов, французские

армии оккупировали две трети территории Каталонии и около трети испанских

Нидерландов. Стремясь надежно прикрыть Париж с севера, Мазарини тайно

предложил Испании мир при условии, что Франция отдаст Каталонию и получит

Нидерланды, подкрепив предложение обещанием брачного союза семилетнего

короля с инфантой. Несмотря на недовольство Сервьена и д'Аво, в Мадриде и

Мюнстере, в обстановке крайней секретности, начали зондировать

почву. Главный испанский переговорщик Пенаранда предупредил своего

голландского коллегу Паува. Тот уведомил Гаагу, и проект был заблокирован.

Испанцы тогда не потеряли еще ни Каталонию, ни католические Нидерланды, но

богатые голландские купцы, правившие страной, устали от долгой войны, так

как она съедала слишком много денег, а генералы-аристократы не хотели

получить в соседи могущественное католическое королевство Франция.

Подобная неосторожность и серьезный провал Мазарини не прибавили ему

популярности. Мазарини ставили в упрек тот факт, что он не сумел довести до

заключения мира переговоры с католической Испанией.

Существовало два текста договора о Вестфальском мире на латинском

языке, подписанных в один и тот же день, 24 октября 1648 года. Один договор

был подписан в Мюнстере, другой в Оснабрюке он касался Швеции, и был

связан с присоединением Эльзаса к французскому королевству.

Договор окончательно и де-юре признавал за королем Франции право

полного владения тремя епископствами (в действительности, занятыми столетие

назад) — Мецем, Тулем и Верденом, а также частью богатых угодий. Но главную

проблему, лотарингскую, решили отложить: Лотарингия переставала зависеть от

Империи, французские войска оккупировали большую часть ее территории, в том

числе стратегически важные пункты, продолжали контролировать главную дорогу

с востока на запад. В самом незаметном месте договора, признавалась

оккупация Пиньероля.

Швеция получила несколько кусков территории Германии: часть Померании,

Бременское епископство. Союзник Франции получил единовременно хорошую

компенсацию.

Главная часть договора была посвящена урегулированию политического

устройства Империи и Германии, где уже тридцать лет шла война. Для

Мазарини, как когда-то для Ришелье, было очень важно, чтобы желание

императоров объединить, политически и религиозно, Германию с выгодой для

себя провалилось окончательно и бесповоротно. А дела шли вполне успешно. С

одной стороны, все три конфессии впервые были признаны законными, их

положение определялось в каждом городе или государстве желанием князя. С

другой стороны, деление Германии на 360 частей, маленьких, средних и редко

больших, было формально признано, как и теоретически независимость каждой

из них. Все это умаляло мощь и реальную власть императора, ставшего своего

рода духовным лидером, феодалом, владевшим, тем не менее, самыми

обширными и богатыми провинциями, не говоря уж о заграничной

жемчужине в короне Империи — венгерском королевстве (правда, две трети его

оккупировали турки).

Завершение, пусть и наполовину, долгой войны, как и первый заключенный

мир, было понято, оценено и признано далеко не всеми подданными юного

короля. Они были слишком заняты: одни — трудами и заботами, другие —

конфликтами, интригами, ссорами и денежными претензиями. В общем, кого-то

целиком поглощала Фронда, кого-то — нищета.[7]

1.3. Мазарини и Фронда.

Фронда проходила под гул антиналоговых волнений, начавшихся задолго до

неё и не прекращавшихся вместе с ней.[8]

Надо было оплачивать войну, помогать союзникам, расходы превышали 120

миллионов ливров. В 1647 году расходы достигли 143 миллионов. В 1645 году

правительство нашло достаточно банкиров и подписало 7 откупных договоров

(на 17 миллионов), 82 соглашения (на 47 миллионов) и выпустило не менее 238

займов, гарантировавших не менее 102 миллионов. И все же в 1647 году

банкиры не побоялись оплатить 84% расходов государства.

Мазарини сократил проценты (с 15% до 5%), выплачивавшиеся сторонникам

реформы, арендаторам и финансистам, но этого оказалось недостаточно.

Главное событие произошло 18 июля 1648 года. В тот день совет в составе

шести министров и королевы решил аннулировать все займы, договоры,

вторичные и дополнительные договоры с передачей обязательств, авансы,

предоставленные частным лицам на этот год и на следующие годы. Иначе

говоря, свершилось открытое банкротство, что на время, решало все

финансовые проблемы, а этого и добивался Мазарини. Было объявлено, что

проценты по аннулированным займам будут выплачены позже. Надо сказать, что

приблизительно две трети парламентариев и членов других судов были еще и

финансистами, поручителями финансистов и кредиторами финансистов. И

королевское банкротство серьезно затрагивало всех этих людей, что они

немедленно ощутили.

Тогда же испанская армия, освободившаяся от врагов на севере, вновь

попыталась открыть дорогу на Париж, заняв Ланс. Как раз в тот момент, когда

Конде разбил испанцев, Бруссель и его клика, затеяли тяжбу с откупщиками, с

которыми не состояли в родстве (20—22 июля), что переполнило чашу терпения

финансистов, Мазарини и королевы. Уже 25 июля они кинулись в атаку,

воспользовавшись возвращением в Париж героя и его солдат и великолепным

благодарственным молебном в соборе Парижской Богоматери, который должны

были служить в среду, 26 августа.

Анна Австрийская уехала из Парижа 13 сентября с частью двора и совета,

чтобы побыть на свежем воздухе и обдумать месть парламенту. 20-го к ним

присоединился Конде со своими солдатами. 24 сентября пришлось переехать в

Сен-Жермен. 22 сентября официальная делегация представителей парламента во

главе с Виолем и двумя Потье (Бланменилем и Новионом) прибыла в Рюэль и

потребовала освобождения бывшего министра Шавиньи (сидевшего в тюрьме в

Венсенне), возвращения из ссылки де Шатонёфа, другого бывшего министра, а

также де Гула, близких друзей Мсье. Королева отказала по всем пунктам, тем

более что послы дурно высказывались о Мазарини.

Два месяца высшие суды опасались неизбежных финансовых мер, которые

могли принять министры и даже военные, потом попробовали атаковать

некоторых крупных финансистов, но, не договорившись между собой, не сумели

помешать королю взять деньги в долг под 10%.

Тогда же появились немногочисленные памфлеты, открыто нападавшие на

Мазарини. Нельзя сказать, что Мазарини был совершенно равнодушен к тому,

что писали парижские памфлетисты[9]. Мазарини нисколько не беспокоился,

хотя отчетливо понимал: враги смелеют, а трудности не убывают. Но главными

своими врагами первый министр считал отнюдь не простонародье или буржуа,

поэтому всё же его не очень заботило, что думали и говорили эти люди. Что

бы ни происходило, он всегда выискивал тайные козни вельмож и

государственных сановников.[10]

Королева и кардинал были потрясены новостями, пришедшими из Англии, о

суде над королем Карлом I Стюартом, о «чистке» парламента и о реальной

возможности создания «народного» государства. Опасаясь за участь зятя Анны

Австрийской (королева Англии нашла приют в Лувре), обеспокоенные дурным

примером, поданным английским парламентом, Ночью, в праздник Королей,

королевская семья, министр, несколько верных друзей, слуг и солдат тайно

уезжают в Сен-Жермен, где их никто не ждал.

Это означало разрыв с Парижем, с тем, что называли Фрондой.

Уехать из Парижа под защитой Конде означало для Мазарини и королевской

семьи разорвать отношения с парламентом и Парижем и продемонстрировать

желание отомстить обоим. Замысел был следующим: заставить подчиняться

обоих, используя тактику блокады, мешая снабжению парижан по суше и воде. В

целом, задуманное почти удалось.

В течение почти трех месяцев Париж жил интригами, волнениями, ссорами

и насилием.

В парламенте впервые раздались открытые выступления против Мазарини.

Вспомнили о постановлении 1617г., запрещавшем иностранцам занимать во

Франции пост министра.[11] В парламенте, выкрики подстрекателей поначалу

заглушали голоса благоразумных депутатов. Кардинала объявили возмутителем

общественного спокойствия, врагом короля и его государства, ему давали

неделю на то, чтобы он покинул королевство, в противном случае «всем

подданным короля приказывалось преследовать его», то есть арестовать либо

убить. Это постановление стало известно в Сен-Жермене, и королева приняла

решение: перевести все четыре Высших суда в Мант, Монтаржи и в другие

места.

Все это никак не затрагивало временных хозяев Парижа: Гонди, бунтующих

парламентариев и дворян-фрондеров. Существовала «третья» партия — партия

«примирения», имевшая отношения с Сен-Жерменом, то есть с Мазарини.

Ни юридические аргументы, ни какие бы то ни было претензии

противников, ни оскорбления в печати не могли всерьез встревожить

кардинала, уверенного, что первопричина заключается в неэффективности одних

и страхе и продажности других. Мазарини занимался в основном внешней

политикой. Его внимание было приковано к Европе.

Беспокойство на северо-востоке королевства причиняли двое братьев

Латур д'Овернь Буйон и Тюренн. Первый не смог смириться с недавней

передачей Франции Седана, его города и княжества, причем без компенсации —

титула князя. Он с первых дней присоединился к эскадрону генералов Фронды

под теоретическим командованием Конти. Тюренн, командовавший очень сильной

германской армией, колебался, принимая решение о присоединении к брату,

хотя к этому его подталкивали честолюбие, (он желал командовать в Эльзасе).

Тюренн собирался присоединиться со своей армией к фрондерам.

Предупрежденный об этом, Мазарини отреагировал очень быстро: он знал цену

Тюренну и сумел уже 16 января подкупить Эрлаха, командовавшего

вспомогательными немецкими частями. После двадцати встреч с гугенотом

Рювиньи, сторонником Мазарини, и банкиром-снабженцем немецкого

происхождения Гервартом, Тюренн решает предать в начале марта, хотя большая

часть войск покидает его. И все-таки Мазарини отвел опасность: его ловкость

и деньги соблазнили армию Германии.

Существовала одна сильная армия — испанская, расквартированная в

Нидерландах. Руководители Фронды не видели ничего плохого в том, чтобы

попытаться завоевать ее расположение. 19 февраля, в день, когда казнили

Карла I: парламент, посмевший 12 февраля, под надуманным предлогом,

запретить войти в зал герольду королевы, решил принять специального

посланника эрцгерцога Леопольда-Вильгельма (побежденного в Лансе и

правившего в Нидерландах), несмотря на резкий протест президента Моле и

некоторых парламентариев. Подобный тайный сговор многим показался

неприемлемым. Мазарини никак не мог согласиться с подобными маневрами,

организованными Гонди, Брусселем, их ближайшим окружением и аристократами-

фрондерами. Благоразумные парламентарии, заседавшие в «центре» парламента,

думали практически так же, что ускоряло ведение переговоров, которые все

это время не прекращались.

Другое событие, в конце концов, заставило «благоразумных» принять

решение: казнь, по приказу фанатиков-протестантов, короля Англии Карла I,

дяди Людовика.

Казнь Карла I ошеломила Париж и даже фрондеров. Казнь ужаснула

большинство французских парламентариев и Сен-Жермен, что дало противникам

Фронды серьезные аргументы. Мазарини еще нагляднее объяснил регентше, на

что может осмелиться парламент против своего монарха.

Кардинал, хорошо знал Европу, повсюду имел информаторов и шпионов, и

давно понял, что представляет собой гражданская война в Англии, поражение

короля при Нейсби, «продажа» его парламенту шотландцами и окончательная

победа армии Кромвеля над тем, что осталось от парламента в декабре 1648

года. Казнь 9 февраля, предоставила Мазарини некоторую свободу действий и

веские аргументы против тех, кто замыслил бы нанести урон монархии.

Самые благоразумные из парламентариев, и те, кто родственными

отношениями или деньгами был связан с финансистами, которых фрондеры

преследовали, грабили и сажали в тюрьму, в открытую начали переговоры с Сен-

Жерменом.

Если не состоявшаяся измена Тюренна давала преимущество Мазарини,

(получил обратно основную часть его войска, немецкую), то прибытие под

Суассон в середине марта эрцгерцога в сопровождении фрондера Нуармутье

подарило надежду парижским переговорщикам. Кроме того, Гонди и Конти,

начали распускать слухи, о прибытии войск из Нормандии и даже с запада, на

помощь Фронде. Но 22 марта стало известно, что войска Дюплесси-Пралена,

поддерживаемые наемниками Эрлаха, быстро теснят испанцев к Нидерландам.

Несмотря на крайние меры коадъютора и Конти, все время надеявшихся на

помощь испанцев, следовало как-то завершать историю. Мир, намеченный в

Рюэле, был заключен 1 апреля в Сен-Жермене и мало-помалу становился

свершившимся фактом.

Высокородных бунтовщиков вознаградили за то, что они соизволили

покориться. Они стали губернаторами провинций или получили огромное

количество золота и серебра. Конти, помимо денежного вознаграждения,

получил право заседать в Высшем совете, что было большой честью, но

продлилось недолго. По возвращении Мазарини пообещал никогда больше не

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9