Андреевой, по иронии судьбы -- тезки его матери.

Жена высокопоставленного чиновника А.А.Желябужского, Андреева не была

счастлива в семье. Ее муж встретил другую любовь, но супруги, соблюдая

приличия, жили одним домом ради двоих детей. Мария Федоровна находила

утешение в театре -- Андреева был ее сценический псевдоним.

Став завсегдатаем Художественного театра, Морозов сделался и поклонником

Андревой -- у нее была слава самой красивой актирисы русской сцены.

Завязался бурный роман. Морозов восхищался ее редкостной красотой,

преклонялся перед талантом и мчался выполнять любое желание.

|Из письма Станиславского|

|Андреевой: |

|"Отношения Саввы |

|Тимофеевича к Вам -- |

|исключительные... Это те|

|отношения, ради которых |

|ломают жизнь, приносят |

|себя в жертву... Но |

|знаете ли, до какого |

|святотатства Вы |

|доходите?.. Вы |

|хвастаетесь публично |

|перед посторонними тем, |

|что мучительно ревнующая|

|Вас Зинаида Григорьевна |

|ищет Вашего влияния над |

|мужем. Вы ради |

|актерского тщеславия |

|рассказываете направо и |

|налево о том, что Савва |

|Тимофеевич, по Вашему |

|настоянию, вносит целый |

|капитал... ради спасения|

|кого-то.... |

|Я люблю ваши ум и |

|взгляды и совсем не |

|люблю вас актеркой в |

|жизни. Эта актерка -- |

|ваш главный враг. Она |

|убивает в вас все |

|лучшее. Вы начинаете |

|говорить неправду, |

|перестаете быть доброй и|

|умной, становитесь |

|резкой, бестактной и на |

|сцене, и в жизни". |

Мария Федоровна вертела Морозовым, как хотела.

Андреева была женщина истерическая, склонная к авантюрам и приключениям.

Только театра ей было мало (а точнее, она была уязвлена несомненной

артистической гениальностью Ольги Книппер-Чеховой), ей хотелось театра

политического. Она была связана с большевиками и добывала для них деньги.

Позже охранка установит, что Андреева собрала для РСДРП миллионы рублей.

"Товарищ феномен", как называл ее Ленин, сумела заставить раскошелиться

на нужды революции крупнейшего российского капиталиста. Савва Тимофеевич

пожертвовал большевикам значительную часть своего состояния.

При его поддержке издавалась ленинская "Искра", большевистские газеты

"Новая жизнь" в Петербурге и "Борьба" в Москве. Он сам нелегально провозил

типографские шрифты, прятал у себя наиболее ценных "товарищей", доставлял

запрещенную литературу на... собственную фабрику. Именно в кабинете

Морозова бдительный конторщик подобрал забытую хозяином "Искру" и доложил

"куда следует". Савву Тимофеевича пригласил на беседу сам дядя царя,

генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович. Но и его

увещевания, очень напоминающие полицейский шантаж, все-таки не достигли

цели.

Не следует преувеличивать революционность Саввы Тимофеевича Морозова.

Как писал Марк Алданов, "Савва субсидировал большевиков оттого, что ему

чрезвычайно опротивили люди вообще, а люди его круга в особенности". Ему,

человеку европейского образования, претил старообрядческий уклад.

Славянофильство и народничество представлялись ему сентиментальными.

Философия Ницше чересчур идеалистической, оторванной от жизни. А вот

воззрения социал-демократов под влиянием обожаемой Машеньки и ее будущего

гражданского мужа Максима Горького Савва воспринял сочувственно.

Страстная, увлекающаяся, натура во всем идущая "до конца", "до полной

гибели всерьез". Рогожин в романе "Идиот" словно списан Достоевским с

Морозова -- или великий писатель знал сам тип талантливого русского

бизнесмена, скучавшего со своими деньгами, сходившего с ума от окружавшей

пошлости и тщеславия, и ставившего все в конце концов на женщину и на

любовь.

Русский богатей, как только он становится образован, влюбляется в роковую

интеллигентку, воплощающую для него культуру, прогресс и страсть

одновременно. И тут или он гибнет, не в силах преодолеть меркантильности

своего существования, или... становится интеллигентом.

Вот в Америке нет неразрешимых противоречий между капиталом и любовью. Там

капиталист, Билл Гейтс, к примеру, никогда не влюбится в коммунистку и уж

не станет по этому поводу страдать.

"Жалость унижает человека"

Трагедия началась с того, что Станиславский поссорился с Немировичем-

Данченко.

А поссорились они из-за артистки Андреевой, которая устроила скандал из-

за аартистки Книппер-Чеховой. Гениальную одаренность Ольги Леонардовны

Книппер признавали абсолютно все.

Андреевой же давали второстепенные роли -- она требовала главных,

жаловалась Станиславскому и Морозову на Немировича-Данченко. В конце концов

два совладельца театра так возненавидели друг друга, что не могли спокойно

разговаривать. Морозов отказался от своего директорства. Вместе со своим

близким другом Максимом Горьким и Марией Федоровной он затеял новый театр.

Но тут Андреева и Горький полюбили друг друга. Это открытие было для

Саввы тяжелейшим потрясением.

Актер А.А.Тихонов рассказывал об этом так:

"Обнаженная до плеча женская рука в белой бальной перчатке тронула меня

за рукав.

-- Тихоныч, милый, спрячь это пока у себя... Мне некуда положить...

Мария Федоровна Андреева, очень красивая, в белом платье с глубоким

вырезом, протянула мне рукопись с горьковской поэмой "Человек". В конце

была сделана дарственная приписка -- дескать, что у автора этой поэмы

крепкое сердце, из которого она, Андреева, может сделать каблучки для своих

туфель.

Стоявший рядом Морозов выхвати рукопись и прочел посвящение.

-- Так... новогодний подарок? Влюбились?

Он выхватил из кармана фрачных брюк тонкий золотой портсигар и стал

закуривать папиросу, но не с того конца. Его веснусчатые пальцы тряслись".

Нормальный капиталист (да даже бы батюшка Тимофей Саввович) тут же

бросил изменившую ему возлюбленную. Но смена поколений уже произошла: Савва

Тимофеевич жил по законам русской литературы, где страдание от любви и

потакание стервам и истеричкам почиталось за добродетель. Даже после того,

как Андреева и Горький стали жить вместе, Морозов все-равно трепетно о

Марие Федоровне заботился. Когда она на гастролях в Риге попала в больницу

с перетонитом и была на волосок от смерти, ухаживал за ней именно Морозов.

Ей он завещал страхововй полис на случай своей смерти. После гибели

Морозова Андреева получила по страховке 100 тысяч рублей.

...Было уже начало 1905 года. Разгоралась революция. На Никольской

мануфактуре вспыхнула забастовка. Чтобы договориться с рабочими, Морозов

потребовал у матери доверенности на ведение дел. Но она, возмущенная его

желанием договориться с рабочими, категорически отказалась и сама настояла

на удалении сына от дел. А когда он попытался возразить, прикрикнула:" И

слушать не хочу! Сам не уйдешь - заставим".

Самоубийца

Круг одиночества неумолимо сжимался. Морозов остался в совершенной

изоляции. Талантливый, умный, сильный, богатый человек не мог найти, на что

опереться.

Любовь оказалась невозможной и неправдой. Светская жена раздражала.

Друзей в своем кругу у него не было, да и вообще среди купцов было

невообразимо скучно. Он презрительно называл коллег "волчьей стаей". "Стая"

отвечала ему боязливой нелюбовью. Постепенно пришло понимание истинного

отношения к нему со стороны "товарищей": большевики видели в нем всего лишь

глупую дойную корову и беззастенчиво пользовались его деньгами. В письмах

"искреннего друга" Горького сквозил откровенный расчет.

Савва впал в жестокую депрессию. По Москве и поползли слухи о его

безумии. Савва Тимофеевич начал избегать людей, много времени проводил в

полном уединении, не желая никого видеть. Его жена бдительно следила, чтобы

к нему никто не приходил, и изымала поступавшую на его имя корреспонденцию.

По настоянию жены и матери был созван консилиум, который поставил

диагноз: тяжелое нервное расстройство, выражавшееся в чрезмерном

возбуждении, беспокойстве, бессонице, приступах тоски. Врачи рекомендовали

направить "больного" для лечения за границу.

В сопровождении жены Савва Тимофеевич уехал в Канн. Здесь, в мае 1905 года,

на берегу Средиземного моря, в номере "Ройяль-отеля", 44-летний ситцевый

магнат застрелился. Говорили, что накануне ничто не предвещало трагической

развязки -- Савва собирался в казино и был в нормальном расположении духа.

Многие обстоятельства этого самоубийства до сих пор не ясны.

Существует версия, что виновники гибели Морозова -- революционеры, которые

начали шантажировать своего "друга". Подобное объяснение имело широкое

хождение в дореволюционной Москве и даже попало в мемуары Витте. Так или

иначе, но решение уйти из жизни вряд ли было внезапным для Морозова.

Незадолго до смерти он застраховал свою жизнь на 100 тысяч рублей.

Страховой полис "на предъявителя" он передал Марии Андреевой вместе с

собственноручным письмом. По ее словам, в письме "Савва Тимофеевич поручает

деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня,

даже своим родственникам, довериться не может". Значительная часть этих

средств была передана "Феноменом" в фонд большевисткой партии.

Большая часть состояния Морозова отошла его жене, которая незадолго до

революции продала акции мануфактуры.

"Неугомонный Савва" не сразу нашел покой даже после смерти. Согласно

христианским канонам самоубийцу нельзя хоронить по церковным обрядам.

Морозовский клан, используя деньги и связи, начал добиваться разрешения на

похороны в России. Властям были представлены путаные и довольно

разноречивые свидетельства врачей о том, что смерть была результатом

"внезапно наступившего аффекта", поэтому ее нельзя рассматривать как

обычное самоубийство. В конце концов разрешение было получено. Тело

привезли в Москву в закрытом металлическом гробу. На Рогожском кладбище

были организованы пышные похороны, а затем поминальный обед на 900 персон.

По столице еще много лет ходила легенда, что в гробу был не Савва

Тимофеевич, и что он жив и скрывается где-то в российской глубинке ...

Если бы в те времена возник анекдот о "новейших русских" (которые, как

известно, не что иное, как раззорившиеся "новые русские"), то главным тому

доказательством был бы Савва Тимофеевич Морозов.

Глава 2.

Савва Мамонтов.

Конец девятнадцатого века в России был ознаменован необычайным

подъёмом культуры. В связи с этим появились в стране и те, кто этот подъём

всячески поддерживал, в том числе и материально. Эти люди были в основном

богатыми купцами и промышленниками, которые чувствовали необычайный

прогресс в развитии культуры и духовного уровня русского народа. Эти люди

прослыли в народе как московские медичи. В списке этих имён мы найдём

много знакомых, например Павел Третьяков - основатель знаменитой на весь

мир Третьяковской галлереи, Савва Морозов - богатый промышленник, который

помогал большевикам в годы революций, а также многие другие.

Один из них - Савва Иванович Мамонтов, основатель первой частной

Русской оперы, той самой, в которой расцвёл гений Шаляпина и где были

поставлены (в некоторых случаях впервые) многие оперы композиторов

“Национальной школы”.

Савва Мамонтов родился 3 октября 1841 года в городе Ялуторовске, за

Уралом, где отец его, Иван Фёдорович, работал по откупной части. Весьма

знаменательно то, что в этом небольшом городе в то же время жили многие

декабристы, среди которых Иван Пущин, лицейский друг Пушкина, Матвей

Муравьёв - Апостол и другие.

Итак, Савва Иванович Мамонтов родился и первые годы жизни провёл в

городе, где жили декабристы. В своих заметках о детстве он пишет, что отец

его “был близок и как будто родственно связан с некоторыми из декабристов”.

К сожалению, связь эта была покрыта строгой тайной. Имя Мамонтова называют

среди имён тех сибирских купцов, кто помогал “политическим преступникам”

наладить бесцензурную переписку с родными и друзьями в России. Всё это

оказывало непосредственное влияние на маленького Савву. С малых лет стал

проявляться его неординарный характер: мальчик был способен улавливать дух

чего - то особенного, духовно ценного. Этой способности ещё предстояло

проявиться в будущем, в сфере искусства. “Чутьё” к прекрасному сыграло в

жизни Саввы решающую роль.

В 1850 году Мамонтовы переезжают в Москву. Отец Саввы решил, что пора

прекратить домашнее воспитание сыновей (их в семье было четверо) и отдал их

в гимназию. Но пребывание их в гимназии длилось недолго - через год отец

определил детей в Горный корпус в Петербурге. В корпусе Савва проучился

год, но затем опять вернулся в свою старую гимназию, из которой год назад

забрал его отец. Учился Савва год от года всё хуже, стал чуть ли не самым

последним учеником в классе. По существовавшим тогда правилам он должен был

сидеть за последней скамьёй, но по настоянию одноклассников, любивших его

за независимость и обаяние, сидел всегда за первой, рядом с первым

учеником. Это качество - способность объединять и вдохновлять - он пронёс

через всю свою жизнь. Много лет спустя Вера Павлавна Зилоти, старшая дочь

Павла Третьякова, вспоминала, что “Савва обладал громадным шармом, умел

сразу объединить всю молодёжь вокруг себя”. Однако такая популярность у

товорищей вызывала всё большую нелюбов администрации. Только о своём

учителе - словеснике Носкове, близком знакомом Гоголя, Савва вспоминал

впоследствии с благодарностью : ему он был обязан знанием русской

литературы, любовью к чтению. В седьмом классе гимназии Савву начали

интересовать политические разговоры отца с амнистированными к тому времени

декабристами. В гимназии он получает прочную репутацию человека

осведомлённого. В личных интересах Саввы уже тогда первое место занимал

театр. Но искусство, как известно, требует жертв. На выпускных экзаменах

гимназист Мамонтов полностью провалился из - за латинского языка. Ему

посоветовали уйти из гимназии. И предприимчивый Савва Мамонтов, путём

небольшого обмана, Московский университет на юридический факультет; латынь

за него сдавал кто-то другой.

Но Мамонтов и тут прослыл страстным вольнодумцем, хотя в университете

к учению относился уже с большим интересом. И всё же больше всего Савву

Мамонтова интересовал театр. Теперь он уже не только посещает спектакли, но

и сам пробует играть.

Частные театры в ту пору были запрещены, но драматические кружки

существовали. Один из таких кружков,

“Секретаревский”, который фактически был театром, и посещал Мамонтов.

Спектакли их регулярными не были, однако в зрителях недостатка не было.

Притягательным центром всего кружка был Александр Николаевич Островский.

Всё было хорошо, пока отец Саввы, Иван Фёдорович, всерьёз не

забеспокоился театральным увлечением сына. Дело в том, что он готовил из

сына наследника всех его дел, в частности и крупной железнодорожной

компании. К тому же отца уведомили о том, что и в Университете Савва кому -

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6