розовая для будущего (и, по контрасту, тем яснее выступает духовное величие

и острота взора наших великих писателей, которые, опускаясь в глубины

русской истории, извлекали оттуда "Бориса Годунова", "Песню о купце

Калашникове", "Войну и мир"). История является, чаще всего, материалом для

применения теоретических схем, господствующих в данное время в умах

(напр, теорий классовой борьбы), или же для целей публицистических,

агитационных.

Известен также и космополитизм русской интеллигенции. Воспитанный на

отвлеченных схемах просветительства, интеллигент естественнее всего

принимает позу маркиза Позы, чувствует себя "WeItbuirger' ом", и этот

космополитизм пустоты, отсутствие здорового национального чувства,

препятствующее и выработке национального самосознания, стоит в связи с

вненародностью интеллигенции.

Интеллигенция еще не продумала национальной проблемы, которая занимала умы

только славянофилов. довольствуясь "естественными" объяснениями

происхождения народности (начиная от Чернышевского, старательно

уничтожавшего самостоятельное значение национальной проблемы до современных

марксистов, без остатка растворяющих ее в классовой борьбе).

Национальная идея опирается не только на этнографические и исторические

основания, но прежде всего па религиозно-культурные, она основывается на

религиозно-культурном мессианизме, в который с необходимостью отливается

всякое сознательное национальное чувство. Так это было у величайшего

носителя религиозно-мессианской идеи -- у древнего Израиля, так это

остается и у всякого великого исторического народа. Стремление к

национальной автономии, к сохранению национальности, ее защите есть только

отрицательное выражение этой идеи, имеющее цену лишь в связи с

подразумеваемым положительным ее содержанием. Так именно понимали

национальную идею крупнейшие выразители нашего народного самосознания --

Достоевский, славянофилы, Вл. Соловьев, связывавшие ее с мировыми задачами

русской церкви или русской культуры. Такое понимание национальной идеи

отнюдь не должно вести к националистической исключительности, напротив,

только оно положительным образом обосновывает идею братства народов, а не

безнародных, атомизированных "граждан" или "пролетариев всех стран",

отрекающихся от родины. Идея народности, таким образом понимаемая, есть

одно из необходимых положительных условий прогресса цивилизации. При своем

космополитизме наша интеллигенция, конечно, сбрасывает с себя много

трудностей, неизбежно возникающих при практической разработке национальных

вопросов, но это покупается дорогою ценою омертвения целой стороны души,

притом непосредственно обращенной к народу, и потому, между прочим, так

легко эксплуатируется этот космополитизм представителями боевого,

шовинистического национализма, у которых оказывается, благодаря этому,

монополия патриотизма.

Но глубочайшую пропасть между интеллигенцией и народом вырывает даже не

это, поскольку это есть все-таки лишь производное различие; основным

различием остается отношение к религии. Народное мировоззрение и духовный

уклад определяется христианской верой. Как бы ни было далеко здесь

расстояние между идеалом и действительностью, как бы ни был темен,

непросвещен народ наш, но идеал его -- Христос и Его учение, а норма --

христианское подвижничество. Чем, как не подвижничеством, была вся история

нашего народа, сдавившей его сначала татарщиной, затем московской и

петербургской государственностью, с этим многовековым историческим тяглом,

стоянием на посту охраны западной цивилизации и от диких народов, и от

песков Азии, в этом жестоком климате, с вечными голодовками, холодом,

страданиями. Если народ наш мог вынести все это и сохранить свою душевную

силу, выйти живым, хотя бы и искалеченным, то это лишь потому, что он имел

источник духовной силы в своей вере и в идеалах христианского

подвижничества, составляющего основу его национального здоровья и

жизненности.

Подобно лампадам, теплившимся в иноческих обителях, куда на протяжении

веков стекался народ, ища нравственной поддержки и поучения, светили Руси

эти идеалы, этот свет Христов, и, поскольку он обладает этим светом, народ

наш, -- скажу это не обинуясь, -- при всей своей неграмотности,

просвещеннее своей интеллигенции. Но именно в этом-то центральном пункте ко

всему, что касается веры народной, интеллигенция относилась и относится с

полным непониманием и даже презрением.

Поэтому и соприкосновение интеллигенции и народа есть прежде всего

столкновение двух вер, двух религий. и влияние интеллигенции выражается

прежде всего тем, что она, разрушая народную религию, разлагает и народную

душу, сдвигает ее с ее незыблемых доселе вековых оснований. Но что же дает

она взамен? Как сама она понимает задачи народного просвещения? Она

понимает их просветительски, т. е. прежде всего как развитие ума и

обогащение знаниями. Впрочем, за недостатком времени, возможности и, что

еще важнее, образованности у самих просветителей эта задача заменяется

догматическим изложением учений, господствующих в данное время в данной

партии (все это, конечно, под маркой самой строгой научности), или же

сообщением разрозненных знаний из разных областей. При этом сказывается

сильнейшим образом и вся наша общая некультурность, недостаток школ,

учебных пособий и, прежде всего, отсутствие простой грамотности. Во всяком

случае, задача просвещения в интеллигентском смысле ставится впереди

первоначального обучения, т. е. сообщения элементарных знаний или просто

грамотности. Для интеллигентских просветителей задачи эти связываются

неразрывно с политическими и партийными задачами, для которых поверхностное

просвещение есть только необходимое средство.

Все мы уже видели, как содрогнулась народная душа после прививки ей в

значительной дозе просвещения в указанном смысле, как прискорбна была ее

реакция на эту духовную опустошенность в виде роста преступности сначала

под идейным предлогом, а потом и без этого предлога. Ошибочно думает

интеллигенция, чтобы русское просвещение и русская культура могли быть

построены на атеизме как духовном основании, с полным пренебрежением

религиозной культуры личности и с заменой всего этого простым сообщением

знаний. Человеческая личность не есть только интеллект, но прежде всего,

воля, характер, и пренебрежение этим жестоко мстит за себя. Разрушение в

народе вековых религиозно-нравственных устоев освобождает в нем темные

стихии, которых так много в русской истории, глубоко отравленной злой

татарщиной и инстинктами кочевников-завоевателей. В исторической душе

русского народа всегда боролись, заветы обители преп. Сергия и Запорожской

сечи или вольницы, наполнявшей полки самозванцев, Разина и Пугачева. И эти

грозные, неорганизованные, стихийные силы в своем разрушительном нигилизме

только по видимому приближаются к революционной интеллигенции, хотя они и

принимаются ею за революционизм в собственном ее духе; на самом деле они

очень старого происхождения, значительно старше самой интеллигенции. Они с

трудом преодолевались русской государственностью, полагавшей им внешние

границы, сковывавшею их, но они не были ею вполне побеждены.

Интеллигентское просветительство одной стороной своего влияния пробуждает

эти дремавшие инстинкты и возвращает Россию к хаотическому состоянию, ее

обессиливающему и с такими трудностями и жертвами преодолевавшемуся ею в

истории. Таковы уроки последних лет, мораль революции в народе.

Отсюда понятны основные причины глубокой духовной распри, раздирающей

Россию в новейшее время, раскол ее как бы на две несоединимые половины, на

правый и левый блок, на черносотенство и красносотенство. Разделение на

партии, основанное на различиях политических мнений, социальных положений,

имущественных интересов, есть обычное и общераспространенное явление в.

странах с народным представительством и, в известном смысле, есть

неизбежное зло, но это разделение нигде не проникает так глубоко, не

нарушает в такой степени духовного и культурного единства нации, как в

России. Даже социалистические партии Западной Европы, наиболее выделяющие

себя из общего состава "буржуазного" общества, фактически остаются его

органическими членами, не разрушают цельности культуры. Наше же различение

правых и левых отличается тем, что оно имеет предметом своим не только

разницу политических идеалов, но и, в подавляющем большинстве, разницу

мировоззрений или вер. Если искать более точного исторического уподобления

в истории Западной Европы, то оно гораздо больше походит на разделение

католиков и протестантов с последовавшими отсюда религиозными войнами в

эпоху Реформации, нежели на теперешние политические партии. Достаточно

разложить на основные духовные элементы этот правый и левый блок, чтобы это

увидеть. Русскому просвещению, служить которому призвана русская

интеллигенция, приходилось бороться с вековой татарщиной, глубоко въевшейся

в разные стороны нашей жизни, с произволом бюрократического абсолютизма и

государственной его непригодностью, ранее с крепостным правом, с институтом

телесных наказаний, в настоящее время с институтом смертной казни, с

грубостью нравов, вообще бороться за лучшие условия жизни. К этому сводится

идеальное содержание так называемого освободительного движения, трудность и

тяжесть которого приняла на свои плечи интеллигенция и в этой борьбе

стяжала себе многочисленные мученические венцы. Но, к несчастью для русской

жизни, эту борьбу она связала неразрывно с своим отрицательным

мировоззрением. Поэтому для, тех, кому дорого было сокровище народной веры

и кто чувствовал себя призванным его охранять -- прежде всего для людей

церкви, -- создалась необходимость борьбы с интеллигентскими влияниями на

народ ради защиты его веры. К борьбе политических и культурных идеалов

примешалась религиозная распря, всю серьезность которой, вместе со всем ее

угрожающим значением для будущего России, до сих пор еще не умеет в

достаточной степени понять наша интеллигенция. В поголовном почти уходе

интеллигенции из церкви и в той культурной изолированности, в которой

благодаря этому оказалась эта последняя, заключалось дальнейшее ухудшение

исторического положения. Само собою разумеется, что для того, кто верит в

мистическую жизнь церкви, не имеет решающего значения та или иная ее

эмпирическая оболочка в данный исторический момент; какова бы она ни была,

она не может и не должна порождать сомнений в конечном торжестве и для всех

явном просветлении церкви. Но, рассуждая в порядке эмпирическом и

рассматривая русскую поместную церковь как фактор исторического развития,

мы не можем считать маловажным тот факт, что русский образованный класс

почти поголовно определился атеистически. Такое кровопускание, конечно, не

могло не отразиться на культурном и умственном уровне оставшихся церковных

деятелей. Среди интеллигенции обычно злорадство по поводу многочисленных

язв церковной жизни, которых мы нисколько не хотим ни уменьшать, ни

отрицать (причем, однако, все положительные стороны церковной жизни

остаются для интеллигенции непонятны или неизвестны). Но имеет ли

интеллигенция настоящее право для такой критики церковной жизни, пока сама

она остается при прежнем индифферентизме или принципиальном отрицании

религии, пока видит в религии лишь темноту и идиотизм?

Церковная интеллигенция, которая подлинное христианство соединяла бы с

просвещенным и ясным пониманием культурных и исторических задач (чего так

часто недостает современным церковным деятелям), если бы таковая

народилась, ответила бы насущной исторической и национальной необходимости.

И даже если бы ей и на этой череде пришлось подвергнуться преследованиям и

гонениям, которых интеллигенция столько претерпевает во имя своих

атеистических идеалов, то это имело бы огромное историческое и религиозно-

нравственное значение и совершенно особенным образом отозвалось бы в душе

народной.

Но пока интеллигенция всю силу своей образованности употребляет на

разложение народной веры, ее защита с печальной неизбежностью все больше

принимает характер борьбы не только против интеллигенции, но и против

просвещения, раз оно в действительности распространяется только через

интеллигенцию, -- обскурантизм становится средством защиты религии. Это

противоестественное для обеих сторон положение, обострившееся именно за

последние годы, делает современное состояние наше особенно мучительным. И к

этому присоединяется еще и то, что борьбой с интеллигенцией в защиту

народной веры пользуются как предлогом своекорыстные сторонники реакции,

аферисты, ловцы в мутной воде, и все это сплетается в один исторический и

психологический клубок, вырабатываются привычные ходы мысли, исторические

ассоциации идей, которые начинают рассматриваться и сторонниками и

противниками их как внутреннеобязательные и нерасторжимые, 0ба полюса все

сильнее заряжаются разнородным электричеством. Устанавливаются по этому

уродливому масштабу фактические группировки людей на лагери, создается

соответствующая психологическая среда, консервативная, деспотическая. Нация

раскалывается надвое, и в бесплодной борьбе растрачиваются лучшие ее силы.

Такое положение создалось всем нашим духовным прошлым, и задача времени

состоит в том, чтобы преодолеть это разделение, возвыситься над ним, поняв,

что в основе его лежит не внутренняя, идеальная необходимость, но лишь сила

исторического факта. Пора приступить к распутыванию этого Гордиева узла

нашей истории.

VII

Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская

жизнь, и противоречивые чувства в себе возбуждает. Нельзя ее не любить, и

нельзя от нее не отталкиваться. Наряду с чертами отрицательными,

представляющими собою симптом некультурности, исторической незрелости и

заставляющими стремиться к преодолению интеллигенции, в страдальческом ее

облике просвечивают черты духовной красоты, которые делают ее похожей на

какой-то совсем особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой

историей; как будто и сама она есть тот "красный цветок", напитавшийся слез

и крови, который виделся одному из благороднейших ее представителей,

великому сердцем Гаршину.

Рядом с антихристовым началом в этой интеллигенции чувствуются и высшие

религиозные потенции, новая историческая плоть, ждущая своего

одухотворения. Это напряженное искание Града Божия, стремление к исполнению

воли Божией на земле, как на небе, глубоко отличаются от влечения мещанской

культуры к прочному земному благополучию. Уродливый интеллигентский

максимализм с его практической непригодностью есть следствие религиозного

извращения, но он может быть побежден религиозным оздоровлением.

Религиозна природа русской интеллигенции. Достоевский в "Бесах" сравнивал

Россия и; прежде всего ее интеллигенцию с евангельским бесноватым, который

был исцелен только Христом и мог найти здоровье и восстановление сил лишь у

ног Спасителя. Это сравнение остается в силе и теперь. Легион бесов вошел в

гигантское тело России и сотрясает его в конвульсиях, мучит и калечит.

Только религиозным подвигом, незримым, но великим, возможно излечить ее,

освободить от этого, легиона. Интеллигенция отвергла Христа, она

отвернулась от Его лика, исторгла из сердца своего Его образ, лишила себя

внутреннего света жизни и платится, вместе с своей родиной, за эту измену,

за это религиозное самоубийство. Но странно, -- она не в силах забыть об

этой сердечной ране, восстановить душевное равновесие, успокоиться после

произведенного над собой опустошения. Отказавшись от Христа, она носит

печать Его на сердце своем и мечется в бессознательной тоске по Нем, не

зная утоления своей жажде духовной. И эта мятущаяся тревога, эта нездешняя

мечта о нездешней .правде кладет на нее свой особый отпечаток, делает ее

такой странной, исступленной, неуравновешенной,, как бы одержимой. Как та

прекрасная Суламита, потерявшая своего жениха: на ложе своем ночью, по

улицам и площадям искала она того, кого любила душа ее, спрашивала у

стражей градских, не видали ли они ее возлюбленного, но стражи, обходящие

город, вместо ответа, только избивали и ранили ее (Песнь песней, 3,1 -- 31;

4,1). А между тем Возлюбленный, Тот, о Ком тоскуют душа ее, близок. Он

стоит и стучится в это сердце, гордое, непокорное интеллигентское сердце...

Будет ли когда-нибудь услышан стук Его?..

Литература.

1. Культуралогия. История мировой культуры. Под редакцией Марковой А.Н.

– Москва: Изд-во «Культура и спорт», 1995.

2. История с древнейших времен до наших дней. Под редакцией Симоновской

Л.В. – Москва: Изд-во «Наука», 1974.

3. Никифоров В.Н. Всемирная история. – Москва: Из-во «Наука», 1977.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6