Здесь, на наш взгляд, возникает проблемная ситуации нравственного толка. Правоохранительный орган, выполняя роль гаранта безопасности, должен иметь репутацию стопроцентной надежности.

А могут ли представители названных органов, убеждая свидетеля в том, что ему ничто не угрожает, делать это без лукавства и надежды на «авось», а с полной уверенностью в собственных силах. Думается, что далеко не всегда. Проведенное Л. Бруснициным исследование показало, что 96% опрошенных следователей (253 чел.) отметили, что для обеспечения «безопасности лица, оказывающего содействие следствию... реальной возможности у правоохранительных органов нет».[44]

Возникает вопрос: а нравственно ли давать заведомо не выполнимые обязательства? Не будет ли более гуманным отказаться от услуг такого свидетеля, жизнь которого в данном конкретном случае зависит от того, будет он свидетелем или нет.

Культ ценности свидетельских показаний в уголовном судопроизводстве подминает под себя многие моральные и нравственные установки. К счастью, с недавних пор наметилось некоторое нравственное оздоровление в этой области. В первую очередь, это связано с законодательным закреплением свидетельских привилегий отдельных субъектов.

Статья 51 Конституции РФ установила, что «никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом».

Самое примечательное, что это положение было воспринято как само собой разумеющееся. Не было ни бурных оваций, ни искрометной критики. Следовательно, обновленный порядок отражал истинную потребность правоприменительной практики. До принятия этой нормы «болезненная совесть» работников предварительного расследования и суда находила себе выход через различные уловки. Следственная и судебная практика, учитывая специфическое положение такого рода свидетелей, вносила определенные коррективы в понимание и применение норм уголовного и уголовно-процессуального права.[45]

Вполне можно допустить, что найдутся сердобольные следователи, которые исключат из списка свидетелей «виктимных» (по причине обладания информацией) граждан.[46] Но нарушение закона, даже из самых хороших побуждений, недопустимо. Большие беззакония, случалось, начинались с незначительного отступления от процедурных правил.[47] Необходимо как-то законодательно решить эту проблему. И такая возможность заложена, по нашему мнению, уже в Конституции. Часть 2 ст. 51 Основного Закона предусматривает, что Федеральным законом могут устанавливаться иные случаи освобождения от обязанности давать свидетельские показания.

В отечественном законодательстве эти случаи, как правило, сводятся к установлению свидетельских привилегий для представителей отдельных профессий. Наличие угрозы жизни свидетеля, как уже отмечалось, не является поводом освобождения его от дачи свидетельских показаний.

Вполне очевидно, что формулировка части 2 ст. 51 Конституции имеет в виду установление в законодательстве тех ситуаций, в которых потенциальный свидетель может отказаться от дачи показаний. Таким образом, фактором, освобождающим от «свидетельской повинности», будет рассматриваться норма закона, а не субъект – представитель закона.

А может ли представитель государства решить нравственные коллизии самостоятельно? Будет ли отказ от услуг свидетеля со стороны, например следователя, нарушением действующего законодательства или не будет?

Согласно УПК РФ в качестве свидетеля может быть вызвано любое лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, подлежащие установлению по данному делу. Эту норму вполне можно рассматривать как правомочие следователя по установлению конкретного круга свидетелей.

Вместе с тем это полномочие, на наш взгляд, не предусматривает возможности исключения из числа свидетелей лиц, располагающих относимыми к делу сведениями и не наделенными свидетельскими привилегиями или иммунитетом.[48]

Статья 21 УПК РФ, раскрывающая содержание уголовного преследования, обязывает следователя принять все предусмотренные законом меры и, стало быть, допросить всех известных свидетелей. Отказ от допроса некоторых из них может рассматриваться как нарушение прав других участников процесса, например потерпевшего, гражданского истца и т.д.

Как видим, проблем, касающихся института свидетельствования, много. Все они не могут уместиться в рамки одной статьи. Поэтому автор ставит точку, которая не означает окончания исследования. Заканчивая изложение, автор хочет пожелать себе и читателям еще более внимательно и с нетрадиционных позиций посмотреть на проблему обеспечения безопасности свидетеля, потерпевшего и других, нуждающихся в этом лиц.

С момента принятия УПК РФ его нормы о защите свидетелей и потерпевших уже стали предметом рассмотрения в Конституционном Суде РФ. «Гражданин М.Б. Ермаков в своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации оспаривает конституционность части девятой статьи 166 УПК Российской Федерации, предусматривающей, что при необходимости обеспечить безопасность потерпевшего, его представителя, свидетеля, их родственников и близких лиц следователь вправе не приводить данные об их личности в протоколе следственного действия, в котором участвуют эти лица, а также части пятой статьи 278 того же Кодекса, согласно которой при необходимости обеспечения безопасности свидетеля, его близких родственников и близких лиц суд вправе провести допрос свидетеля в условиях, исключающих его визуальное наблюдение другими участниками судебного разбирательства, о чем выносит определение или постановление.

По мнению заявителя, сохранение в тайне данных о личности свидетеля не позволяет проверить правдивость его показаний, а проведение процессуальных действий в условиях, исключающих визуальное наблюдение свидетеля другими участниками уголовного процесса, не гарантирует обвиняемому его право на защиту в случаях использования оборудования с низкокачественными техническими характеристиками, чем ставит сторону обвинения в преимущественное положение по отношению к стороне защиты, допускает возможность злоупотреблений со стороны лиц, осуществляющих предварительное расследование, и нарушает его конституционное право на равенство перед законом и судом.

Заявителем оспаривается также конституционность части пятой статьи 193 УПК Российской Федерации, согласно которой при невозможности предъявления лица для опознания данное следственное действие может быть проведено с использованием его фотографии. По мнению заявителя, это положение, как позволившее органу, осуществлявшему предварительное расследование по уголовному делу, провести его опознание по фотографии, в то время как он содержался под стражей и ничто, с его точки зрения, не препятствовало следователю обеспечивать его личное присутствие, нарушило его конституционное право, гарантированное статьей 45 Конституции Российской Федерации.

Содержащиеся в части девятой статьи 166 и части пятой статьи 278 УПК Российской Федерации специальные правила проведения процессуальных действий и оформления их результатов относятся к числу правовых средств, используемых государством в целях обеспечения борьбы с преступностью и защиты прав и законных интересов граждан. Международные акты в области прав человека и борьбы с преступностью, предусматривая возможность закрепления в законодательстве такого рода средств, вместе с тем устанавливают, что при этом должны быть приняты меры, обеспечивающие пропорциональность связанных с использованием таких средств ограничений права на защиту и преследуемой цели, а также позволяющие защитить интересы обвиняемого, с тем чтобы был сохранен справедливый характер судебного разбирательства и права защиты не были бы полностью лишены своего содержания (статья 22 Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию, статья 24 Конвенции против транснациональной организованной преступности, статьи 32 и 33 Конвенции против коррупции, принцип IX Руководящих принципов Совета Европы в области прав человека и борьбы с терроризмом).

Положения части девятой статьи 166 и части пятой статьи 278 УПК Российской Федерации не содержат каких-либо изъятий из установленных уголовно-процессуальным законодательством общих правил использования, проверки и оценки доказательств. Предусмотренные ими особенности получения доказательств не лишают суд и участников уголовного судопроизводства, выступающих на стороне обвинения или защиты и обладающих в состязательном процессе равными правами, возможности проведения проверки получаемого таким способом доказательства, в частности путем постановки перед свидетелем вопросов, заявления ходатайств о проведении процессуальных действий, представления доказательств, опровергающих или ставящих под сомнение достоверность этого доказательства (часть третья статьи 278, глава 15 и статья 86 УПК Российской Федерации). Подсудимый и его защитник не лишены также права заявить ходатайство о раскрытии подлинных сведений о дающем показания лице, а равно о признании этих показаний недопустимым доказательством в случае нарушения закона (часть шестая статьи 278 и статья 75 УПК Российской Федерации). В уголовно-процессуальном законе, нормы и институты которого применяются в их единстве и взаимосвязи, наряду с перечисленными содержатся иные механизмы проверки и устранения доказательств, а также способы обеспечения и защиты прав подсудимого.

Не может быть признана обоснованной ссылка М.Б. Ермакова на статью 19 (часть 1) Конституции Российской Федерации в качестве подтверждения неконституционности части пятой статьи 278 УПК Российской Федерации, как нарушающей принцип равенства между свидетелем и обвиняемым: в связи с тем, что эти участники уголовного процесса относятся к различным категориям участвующих в судопроизводстве лиц, отличающимся друг от друга как ролью, так и целями участия, содержание и объем прав, обязанностей и ответственности этих субъектов не могут быть уравнены.

Настаивая на признании неконституционной части пятой статьи 193 УПК Российской Федерации, заявитель, по существу, соглашается с содержащейся в ней нормой и указывает лишь на нарушение его прав в результате ненадлежащего ее применения. Между тем проверка законности и обоснованности применения нормы закона в деле заявителя относится к ведению вышестоящих судов общей юрисдикции и в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации не входит. Не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации и дополнение оспариваемой нормы положением о том, что во всех случаях содержания обвиняемого под стражей он должен быть представлен на опознание лично, – такое решение, вносящее дополнение в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, может быть принято только федеральным законодателем».[49]

Наличие таких обращений означает лишь одно – этот институт имеет не только сторонников, но и противников, не заинтересованных в его полноценном развитии и применении. Однако, Конституционный Суд, будем надеяться, и впредь будет защищать интересы свидетелей и потерпевших.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, подведем итоги. Сегодня можно утверждать, что в российском законодательстве создан полноценный институт государственной защиты участников уголовного судопроизводства. Уже высказываются мнения как «за», так и «против» предусмотренных УПК РФ мер безопасности. Но несомненно одно: эти нормы помогут лучшему исполнению Российской Федерацией конституционной обязанности правового государства – признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина.

Следующим шагом должна стать ратификация Россией Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности от 15 ноября 2000 г. Ее ст. 24 «Защита свидетелей» предписывает каждому государству – участнику принимать, в пределах своих возможностей, надлежащие меры, направленные на обеспечение эффективной защиты от вероятной мести или запугивания в отношении участвующих в уголовном производстве свидетелей (и потерпевших, поскольку они являются свидетелями), которые дают показания в связи с преступлениями, охватываемыми Конвенцией, и в надлежащих случаях в отношении их родственников и других близких им лиц.

В УПК РФ предусмотрены меры безопасности, принимаемые судом, прокурором, следователем, органом дознания, дознавателем в пределах их компетенции при наличии достаточных данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением их имущества либо иными опасными противоправными деяниями (ч. 3 ст. 11).

Меры безопасности таковы:

- для обеспечения безопасности указанных лиц по решению следователя данные о них могут не приводиться в протоколе следственного действия, проведенного с их участием; в этом случае следователь с согласия прокурора выносит постановление, в котором излагает причины принятия такого решения, указывает псевдоним участника следственного действия и образец его подписи, используемые в протоколах следственных действий с его участием; постановление хранится в опечатанном конверте, приобщаемом к уголовному делу (ч. 9 ст. 166 УПК РФ);

- при наличии угрозы насилия, вымогательства и других преступных действий в отношении указанных лиц допустимы контроль и запись их телефонных и иных переговоров – либо по их письменному заявлению, либо, при отсутствии такого заявления, на основании судебного решения (ч. 2 ст. 186 УПК РФ);

- для обеспечения безопасности опознающего опознание может быть проведено таким образом, чтобы опознаваемый не мог видеть опознающего. Понятые присутствуют в месте нахождения опознающего (ч. 8 ст. 193 УПК РФ);

- для обеспечения безопасности указанных лиц на основании определения или постановления суда допускается проведение закрытого судебного разбирательства – всего либо соответствующей его части (п. 4 ч. 2 и ч. 3 ст. 241 УПК РФ);

- для обеспечения безопасности свидетеля, его родственников и близких лиц суд вправе не оглашать подлинных данных о свидетеле и провести его допрос таким образом, чтобы другие участники судебного разбирательства не могли видеть этого свидетеля (ч. 5 ст. 278 УПК РФ).

Указанные меры безопасности – не только один из способов осуществления государством своей конституционной обязанности по защите прав и свобод человека и гражданина, но и средство более эффективного осуществления самого уголовного судопроизводства.

Однако, действующее законодательство не лишено и недостатков, справедливо отмечаемых в научной литературе. Перечислю главные из них: анализ норм УПК РФ и изучение практики позволяют сделать вывод, что использование псевдонима в целях сохранения в тайне данных о личности потерпевшего (свидетеля либо иного участника процесса) не имеет надлежащих гарантий на судебных стадиях процесса; во многих странах задачу государственной защиты лиц, содействующих правосудию, успешно осуществляют специальные государственные органы (подразделения), создание соответствующего специального органа целесообразно и в России; соответствующие изменения в пенсионное, трудовое, жилищное законодательство не внесены, что осложняет применение таких мер безопасности, как замена документов, изменение места работы, переселение в другое место жительства и другие, рассмотренные подробно в главе 2, 3 данной работы.

Очевидно, УПК РФ надо дополнить следующими нормами: 1) личность потерпевшего и свидетеля не раскрывается без их согласия; 2) при выводе суда о необходимости раскрытия подлинных сведений о защищаемом, но при несогласии с этим последнего раскрытие не производится, показания же защищаемого лица суд исключает из исследуемого перечня доказательств (при этом, поскольку исключение не связано с каким-либо нарушением Закона, не могут подвергаться сомнению законность решений об обыске, избрании меры пресечения и другие решения, которые были приняты на основании либо с учетом показаний псевдонимов, допустимость других доказательств, полученных благодаря их показаниям; исключение показаний псевдонимов из совокупности доказательств, исследуемых в рамках судебного следствия, может повлиять лишь на решения, которые суд принимает в ходе следствия и завершая производство в суде первой инстанции).

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Нормативные акты и судебная практика

1.     Конституция Российской Федерации (с изм. от 14.10.2005) // РГ от 25.12.1993, № 237, СЗ РФ от 17.10.2005, № 42, ст. 4212.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7