Даждо можно рассматривать и как звательную форму, привносящую в текст элемент стилизации. Справедливо также полагать, что это обращение к силам природы, одушевление сил природы.

Следовательно, при рассмотрении всех элементов архаизации, встречающихся в песнях группы «Калинов Мост», справедливее рассуждать не о простой стилизации славянской традиции текста, но о процессе переосмысления мировоззрения предков современным человеком. Здесь нет полного соответствия в суждениях между поколениями, однако присутствует более важный элемент – переход на новый уровень прежних понятий.

Большая экспрессивная нагрузка ложится на лексемы, являющиеся авторским словотворчеством. Каждый неологизм даёт ёмкий образ-символ. Встречаются новые слова, образованные путём словосложения: догопыт, «благодаря фонетическим созвучиям несущий сложный смысл: догонять – копыт – пытать, пытливый. Образовано бессуфиксальным способом по модели следопыт» [Калинов Мост 2001: 568-569]. Слово синтезирует в себе понятия, выраженные в исходном варианте различными частями речи: глаголом, выражающим динамику, существительным, обозначающим субъекта действия, и прилагательным, несущим описательную функцию. Таким образом, создаётся трёхмерная картина восприятия образа, реализуется семантика охотничьей погони. При словотворчестве используется и способ сложения основ: дароба (дар + оба). Здесь значение дара усиливается за счёт семантики двойственности, появляющейся от слова «оба». Оба – и тот и другой [Ожегов 2002: 424]. Встречается также принцип сложения корней. В строке «в гроздья медарен груди рядил» [Калинов Мост 2001: 513] пример подобного сращения – «медарень» (медаль + дар).

В словообразовании у Д. Ревякина активно работают суффиксы: наиболее распространён «-ень» (бедень, глазень, искрень, крадень, чурень); «-арь», «-ярь» (гожарь, господарь, снеярь); «-ица» (урочица), «-ь» (брысь, вырь, уныль). Задействуются и префиксы (разбрызг, выступ, назой, провидь). Есть и сложные префиксально-суффиксальные словообразовательные модели (выпарень, проторень, уверень, измонь).

Используется и такой приём, когда берётся чистый корень, который активизируется и образует разнообразные производные:

«…в листья зарёван» [Калинов Мост 2001: 513],

«…усмехом заклятым» [Калинов Мост 2001: 261].

Эта техника была открыта В. Хлебниковым и названа «склонение». В начале века А. Кручёных и В. Хлебников утверждали, что поэзия может состоять из одного «самовитого» слова. Известно, что Д. Ревякин высоко ценил поэзию Велимира Хлебникова, а потому обращение к подобным творческим приёмам вполне логично.

В итоге следует отметить, что спектр значений символа дополняется исходя из семантики его контекстного окружения, в котором могут встречаться и другие символы. Таким образом осуществляется взаимодействие символов между собой. Словотворчество также носит символический характер. Здесь сочетаются несколько образов, которые дают слову новые смыслы.

Возможно, также включение просторечно-устаревшей лексики в текст песни:

«Ну, а коли нет слёз,

Путь один – надо петь» [Калинов Мост 2001: 94],

что способно придать песне более доверительный тон.

Тексты исследуемых песен достаточно эмоциональны: встречается обилие как восклицательных, так и вопросительных предложений. Это могут быть обращения к воспринимающему, с помощью которого слушатель становится причастным к событиям, происходящим в песне, он вовлекается в ход повествования:

«Пойдём! Пойдём со мной, бежим со мной…» [Калинов Мост 2001: 107];

«Лови мозоли рун!» [Калинов мост 2001: 250].

Употребление экспрессивных синтаксических средств используется и для выражения остроты чувств, восприятия:

«Не вспомнит степь твоей стопы.

Ох, да мне бы так!» [Калинов Мост 2001: 177].

Эмоциональность раскрывает мотив памяти. Степь и лирический герой противопоставляются. Символ степи выступает в качестве отражения вечного, бесконечного. В отличие от нее лирический герой способен сохранить момент в своей памяти, сделать его реальным и в то же самое время конечным. Таким образом, природа показана пространством, способным поглотить человеческие страсти.

Встречаются также и обращения к силам природы:

«Вейся, радость неба!» [Калинов Мост 2001: 295].

Многие песни заканчиваются многоточием, что указывает на незаконченность синтаксической и смысловой конструкции. Текст воспринимается незаконченным, но этот факт также предполагает либо возможность продолжения повествования, либо невыразимость воплощения в слове полноты идеи:

«Слышишь, помни меня,

Я своё отсмеял,

Отбезумел горячей травой.

Далеко…» [Калинов Мост 2001: 367],

«Прошлое поделом…» [Калинов Мост 2001: 207].

В текстах встречаются топографические реалии, которые создают пространственную организацию внутри текста. Чаще всего это названия сибирских объектов: Ишим, Енисей, Анадырь, Онон, Ока, Обь, Чара, деревня Чоки в Новосибирской области, Сухой Лог (район в Новосибирске). Эти топонимы привносят в текст местный колорит. Той же цели служат и диалектные слова, например: пунец (красный ситец, кумач; яркая ткань), рожон (острый кол, палка), урочить (1. наводить порчу дурным глазом, портить; 2. болеть) и другие. Использование нелитературных элементов языка служит также и средством речевой экспрессии:

«Вызов дерзкий: Дарза!» [Калинов Мост 2001: 179].

Дарза – (диал.) терзать, рвать [Калинов Мост 2001: 568].

Тексты песен группы «Калинов Мост» часто бессобытийны. Символы и различные образы присутствуют в таком количестве, при котором уже нет акцента на динамике, нет чётко выстроенного сюжетного хода:

«Курень не уберёг –

Дрогнул изменой узел.

Бросился поперёк

Струй, где охваты сузил.

В косу грехи заплёл,

Небо зрачком царапал» [Калинов Мост 2001: 423].

В большей мере имеет место выражение чувств, внутренних переживаний субъекта, его размышлений, и в этом смысле это песня в чистом виде, поскольку сюжет не является безусловной особенностью песенного текста.

 «Песней воскресай» [Калинов Мост 2001: 329],

«… просыпаюсь песней» [Калинов Мост 2001: 360].

Символика песни несёт в себе идею перерождения, изменения состояния. Лексема «песня» употреблена в непривычной синтаксической роли обстоятельства образа действия. Песня становится незаменимым атрибутом действия. Таким образом, без неё невозможно начало чего-либо: ни жизни, ни нового дня. Используя такой приём, автор достигает оригинального звучания слова.

Как уже упоминалось выше в I главе, песню отличают повторы. Это необходимый композиционный прием. Часто определенная фраза становится ключевой и обладает наибольшей выразительностью. Например:

«Пойдем со мной, бежим со мной,

Летим со мной, летим» [Калинов Мост 2001: 107].

При этом важен здесь прием градации, органично отвечающий настроению произведения. Побуждение настойчиво звучит на протяжении всей песни, усиливаясь лексемами «скорей», «Пойдем!», «рискни», «преград не зная». Создается четкое ощущение призыва преодоления чего-то, чувства движения и торжества жизни.

Текст обращен к массовому читателю, однако он оказывает сильное эстетическое воздействие на конкретного адресата, вызывая ответную лирическую эмоцию. Предрасполагая реципиента к более интимному восприятию текста, лирический герой использует сразу несколько способов. Он не отделяет себя от слушающего субъекта, что видно из строки, повторяющейся дважды:

«Нам – к ним» [Калинов Мост 2001: 107],

Так читатель включается в пространство художественного произведения наравне с лирическим героем.

Для усиления доверительного звучания при обращении используется слово «приятель»:

«Рискни, приятель, пусть ворон каркал –

Черт с ним» [Калинов Мост 2001: 107].

Символ ворона предстает здесь в качестве предвестника возможной беды, предупредительной силы, доверять которой, однако не стоит. Символика ворона связывается с символом черта, а, следовательно, оба они носят характер отрицательный, поскольку лирический герой бросает вызов и готов переступить через предрассудки, повинуясь лишь своему внутреннему чувству. Символика черта, встречаясь крайне редко, не принимает положительного звучания ни в одном из текстов:

«Да сохрани мой вздох

Чертям назло» [Калинов Мост 2001: 127].

При рассмотрении стилистики текстов песен группы «Калинов Мост» важно выделить обращения не только к читателю, но и обращения к силам природы и просто к явлениям, окружающим лирического героя:

«Горе мое,

Пыль земная, пусти меня.

Небеса голубые, бездонные,

смилуйтесь» [Калинов Мост 2001: 350].

Подобное одухотворение окружающего человека мира было характерной чертой славянского сознания. Прием олицетворения используется достаточно широко. Интересно, что персонифицируются не только объекты природного мира, как, например, солнце, луна, небо, но и собственные чувства. Известно, что такая персонификация у славян нашла свое место в образе такого божества, как Лихо (материализованное или одухотворённое горе, часто избавиться от которого непросто). Обращение к собственному горю заставляет произведение звучать похожим на произведения, сочинявшиеся в общеславянскую эпоху.

Прием олицетворения можно назвать одним из ключевых при рассмотрении символов в текстах песен группы «Калинов Мост»:

«Запомни тех, кого погребли облака» [Калинов Мост 2001: 88],

«Точит путь солёная по скулам разбитым» [Калинов Мост 2001: 90].

Так создается ощущение живого пространства, окружающего лирического героя.

Несомненно, важна эмоционально-оценочная лексика, обогащающая значение того или иного символа.

«Как пропадал в ослепительных снах,

Великанил округами, –

Пух целебный нагрезил

Иерусалим» [Калинов Мост 2001: 350].

Ослепительный – 1. Очень яркий. 2. (перен.) Поразительный по своей красоте [Ожегов 2002: 462]. Целебный – Полезный, способствующий излечению, сохранению здоровья [Ожегов 2002: 873].

Сон воспринимается как нечто иллюзорное, манящее. Он связан с мечтой о спасении себя, а значит, и с надеждой, верой.

Интересен и следующий пример:

«Ранним утром я отправлюсь

В дальнюю дорогу.

Ранним утром я оставлю

Душную берлогу» [Калинов Мост 2001: 105].

Прием анафоры объединяет два противостоящих друг другу образа: дороги и берлоги. Сочетание «дальняя дорога» является достаточно традиционным, давно использующимся как в литературных текстах, так и в песнях. Дорога связывается с движением, потенциалом, который может открыться только при активном действии. Справедливо полагать, что символ берлоги оказывается противостоящим по значению. Слово «душную» характеризует отношение лирического героя к ней. В берлоге нет воздуха, простора, она гнетет. Возможно, что берлогой назван дом, традиционно противопоставляемый символам дороги, пути. Однако слово «берлога» носит более экспрессивную окраску, нежели дом. Например, дом может рассматриваться как позитивное пространство, куда хочется вернуться:

«Я хочу домой» [Калинов Мост 2001: 90].

Берлогой автор называет место, в котором нет жизни. Это место, враждебное человеку:

«Гнев лишает сна

Затхлых берлог» [Калинов Мост 2001: 105].

Эпитет «затхлых» передает символику сна как обмана или самообмана, иллюзии. Символ берлоги связан со статикой, смертью, конечностью существования. Символ сам по себе становится стилистически окрашенным, обладая негативной семантикой.

В других случаях эмоционально-оценочная лексика усиливает звучание символа:

«Точит зубы, скалит пасть

Лютых псов орава» [Калинов Мост 2001: 106].

Лексема «пёс» сама по себе обладает негативной семантикой. Переносное значение данного слова: человек, способный на любые низкие поступки, дела [Ожегов 2002: 516]. Лютый – 1. Злой, свирепый, беспощадный. 2. Очень сильный, тяжкий, причиняющий мучения [Ожегов 2002: 337]. Следовательно, символ собака реализует в данном контексте отрицательную семантику.

Стилистика песен группы «Калинов Мост» интересна тем, что здесь используются устаревшие слова, экспрессивные средства, употребляются диалектная лексика и имена славянских божеств. Всё это придает особый колорит текстам, отсылая к образам, отражающим мировоззрение прошлых эпох.

Выводы по главе

Интерпретация символа является важной проблемой современного исследования. Мы наблюдали над функционированием символов в песенных текстах группы «Калинов Мост». Для раскрытия той или иной характеристики символа выбирались разнообразные подходы.

В использовании окказиональных слов, являющихся авторским словотворчеством, проявляется интересный момент формальной трансформации слова-символа.

Словообразование расширяет возможности сочетаемости символа. Более того, такие лексемы совмещают в себе значения разных символов, в результате чего образуется совершенно новый смысл. Такой вывод подтверждает тезис об органичности категории символа, находящегося в непрерывном развитии.

Исследуя проявление символа в контекстном окружении, можно выделить богатый спектр его значений. Возможны и случаи переосмысления семантики лексем, выражающих символы.

Важную роль при рассмотрении символа играет стилистика текста, где наблюдается своеобразная лексическая репрезентация символов.

Встречаются также и нестандартные случаи лексической сочетаемости символов, посредством чего символ приобретает новые функции. Так происходит смысловое и стилистическое обогащение рассматриваемого понятия.

Художественные тропы также помогают реализации символа. Метафорически осмысляясь, символ не только получает новые оттенки смыслов, но и приобретает особую эстетическую значимость в контексте произведения. Именно благодаря подходу к категории символа с точки зрения его художественной ценности символ представляется наиболее перспективным для выхода за пределы одного определённого текста.

Заключение

Феномен символа является одним из результатов культурной деятельности человека. Это особый знак, через который была когда-то осмыслена действительность, а теперь уже он служит ключом к пониманию. Символ, вообще, условен, многозначен, вбирает в свою структуру общее и единичное, особенное. Символ многогранен, в связи, с чем существуют различные подходы к его изучению: лингвистический, семиотический, литературоведческий, философский, культурологический и т.д. Кроме того, многоаспектность категории символа совмещает в себе свойства аллегории, олицетворения, художественной образа, метафоры, сравнения, а также мифа. Символ органичен и потому не имеет предела семантического объяснения. Общепризнанно, что его смысл можно понять в соотнесении с дальнейшими символическими сцеплениями. Поэтому проблема символа не потеряет своей актуальности до тех пор, пока будут существовать знаковые формы.

Современные песенные тексты представляют широкую перспективу исследования. Более того, интерес к их изучению вызван особым взаимовлиянием песни и общества. Обращение к славянской символике было продиктовано усиливающимся в современном обществе интересом к национальной самобытности. Интерес к прошлой эпохе характерен для творчества группы «Калинов Мост», где заметно обращение к символике, традициям старины. Однако в ходе исследования мы пришли к выводу, что привлечение художественных традиций Древней Руси – это не простая стилизация, но переход на новый уровень переосмысления прежних представлений глазами современного человека. Славянские символы переплетаются с общекультурными символами, создавая единую систему символов. Общекультурные символы употребляются не только в славянской культуре, в тексте они могут приобретать славянскую специфику за счет стилистики.

Целью настоящего исследования было выявить особенности интерпретации славянской и общекультурной символики в песенном тексте.

Славянские символы имеют богатую историю, а, следовательно, и широкий спектр значений, способный проявляться в различных контекстах. Некоторые символы даже обращаются непосредственно к народным легендам. Как прием стилизации встречается устаревшая лексика или архаичные формы слов, имеющие синонимы в современном языке.

Функциями славянских и общекультурных символов можно назвать следующие:

1)                декоративная функция, позволяющая придать текстам песен особое звучание, способное отличить тексты одного автора из других.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10