Китайский город в
первой половине XX в. был, по существу, большой деревней. Широкое
распространение в нем имели землячества, объединявшие выходцев из одной
провинции, и профессиональные цехи. Связи внутри этих землячеств и цехов были
чрезвычайно устойчивыми. Разумеется, в первой половине XX в. такие портовые
города, как Шанхай, Гуанчжоу, Тяньцзинь, значительно отличались по своей
социальной структуре и организации от старых китайских городов; в них уже были
рабочий класс и буржуазия. Однако небольшие провинциальные и уездные города
продолжали во многом сохранять свои старые черты. В них по-прежнему преобладали
ремесленники, мелкие торговцы, рикши, кули, бродяги с присущей им социальной
организацией и психологией. Большинство из них было бедняками, едва сводившими
концы с концами.
Китай в первой
половине XX в. был по преимуществу страной мелких собственников, полулюмпенов и
люмпенов.
Китайская мелкая
буржуазия представляла собой довольно сложный социальный конгломерат. Кроме
крестьян-собственников, т.е. владельцев земли, значительное число которых (44%)
составляли бедняки, в нее входили кустари и ремесленники, владевшие мелкими
предприятиями, основанными главным образом на примитивном, ручном труде, мелкие
торговцы, низшие слои интеллигенции (преподаватели средних и начальных школ,
мелкие чиновники, конторские служащие, мелкие адвокаты и т.д.).
Таким образом,
основным в общественно-экономической жизни Китая первой половины XX в. было
противоречие между новой, капиталистической тенденцией и сохранявшими еще
значительную силу и устойчивость феодальными и полуфеодальными отношениями. Это
противоречие неизбежно вело к возникновению революционно-демократического
движения и революционно-демократической идеологии, которая в условиях
полуколониального закабаления Китая не могла не быть и революционной национально-демократической
[4, c.23].
Маоизм возник и
утверждался в Китае на мелкобуржуазной почве, однако его социальные связи,
разумеется, не ограничивались мелкой буржуазией, но охватывали также и
китайскую среднюю буржуазию. Не случайно она после 1949 г. заняла определенное
место в системе политической власти и в экономической жизни страны. Со всем
этим в значительной мере связана двойственная природа маоизма — его «левая»,
революционаристская форма и правое, оппортунистическое содержание.
Становление
китайской мелкой буржуазии происходило в эпоху общего кризиса капитализма, т.е.
в то время, когда шел процесс краха капитализма во всем его масштабе и рождения
социалистического общества. Как известно, капитализм на рубеже XIX-XX вв.,
когда ускорился процесс развития китайской буржуазии, претерпел качественные
изменения, состоявшие в смене свободной конкуренции господством монополий, т.е.
достиг высшей фазы своего развития — империализма. К этому времени особенно
отчетливо проявились отрицательные стороны капитализма — безудержный рост
богатства одних и нищеты других, периодические кризисы, безработица,
империалистическая экспансия, разорение и поглощение монополиями мелких фирм и
предприятий и многое другое. Развивавшаяся мелкая китайская буржуазия ощущала
на себе все это, видела в монополистическом капитализме, в империализме своего
врага, страшилась его и искала возможность избежать его гнета.
Все черты,
типичные для китайской мелкой буржуазии, так или иначе оказали воздействие на
маоизм еще в период его зарождения и первоначального развития.
Характерно,
однако, то, что в условиях нового общественного строя, уже после 1949 г.,
мелкобуржуазная сущность не только не была утрачена маоизмом, но, наоборот,
проявилась во всей своей полноте: в нем не только усилилось стремление
направить развитие Китая по некоему «третьему пути», но и появилась тенденция
играть роль «третьей», промежуточной силы в международных отношениях; в нем
возросли непоследовательность, колебания и авантюризм, великодержавный шовинизм
и претензии на мировую гегемонию, еще более обострилась его противоречивость и
двойственность.
Из сказанного
следует, что маоизм во время своего зарождения и становления в первую очередь
отражал субъективные интересы и социальную психологию мелкой буржуазии [4, c24].
Связи маоизма с
национальной буржуазией, в том числе и с эмигрантской, привели к тому, что он
отразил и часть ее требований — предоставления ей участия в политической
власти, известной охраны ее экономических интересов, а также воспринял ее
экспансионистскую великодержавную политическую программу и враждебность
научному социализму.
После победы
китайской народной революции в 1949 г. в социальной структуре китайского
общества произошли значительные изменения. Был ликвидирован сначала класс
помещиков, а затем в середине 50-х годов как класс была уничтожена буржуазия в
городе и деревне. Безземельные крестьяне получили землю и из
крестьян-единоличников превратились в крестьян — членов сельскохозяйственных
кооперативов.
Особенно заметные
перемены произошли в китайском рабочем классе, который не только значительно
вырос количественно (в 1949 г. в Китае насчитывалось 3 млн. производственных
рабочих, а в 1958 г. — 25,6 млн.), но и стал изменяться качественно, все более
становясь рабочим классом, связанным с современной крупной промышленностью. Эти
процессы, безусловно, сужали социальную базу маоизма и вызывали у маоистов
беспокойство, поскольку они могли помешать реализации их великодержавных целей.
В связи с этим Мао Цзэ-дун и его сторонники взяли курс на сокращение численности
рабочего класса, раскол его рядов и ослабление позиций в обществе. В результате
к 1966 г. число промышленных рабочих в Китае сократилось до 12-13 млн., в их
среде усилилась социальная дифференциация, а позиции рабочего класса в
политической жизни были основательно подорваны [3, c.91-92].
Кроме того, в
Китае продолжает существовать специфический слой бывшей национальной буржуазии,
хотя и не владеющий более средствами производства, но получающий за них весьма
значительный выкуп, имеющий свои политические партии и тесно связанный с
китайской эмигрантской буржуазией. Логика развития маоизма привела к тому, что
он вынужден был не только считаться с этим слоем, но и все больше отражать его
интересы на международной арене.
С конца 50-х
годов китайская экономика стала ареной разгула экономического волюнтаризма,
субъективизма и левого экстремизма. Народное хозяйство Китая с этого времени
вступило в полосу аритмичного, диспропорционального развития, стержнем которого
стала милитаризация. Целью производства было объявлено стремление в кратчайшие
сроки, любой ценой создать «мощную, процветающую экономику». Речь шла, однако,
не о пропорциональном сбалансированном развитии, направленном на удовлетворение
материальных и культурных потребностей трудящихся, а, прежде всего, о
форсированном наращивании военно-промышленного потенциала в ущерб нуждам
гражданской экономики и потребностям народа. Таким образом, экономическая
система маоистов эволюционирует в сторону деформации социалистических основ,
постепенно вырождаясь в переходное, временное состояние структуры типа
«бункерного социализма». Вина за эти отступления от социализма в экономической
области целиком и полностью лежит на Мао Цзэ-дуне и его окружении, на их
взглядах, концепциях, на всей практической деятельности маоистов [10, c.221].
Было бы ошибкой,
те или иные отступления от «господствующей в рабочем движении марксистской
теории и марксистской тактики» объяснять лишь случайными событиями, ошибками
отдельных лиц или групп; причины их следует искать в социально-экономическом
строе и в характере развития страны. Эта мысль полностью может быть отнесена и
к экономическим воззрениям Мао Цзэ-дуна. Пробуждение к политической жизни и
борьбе в ходе революции гигантских крестьянских масс, огромные
социально-экономические преобразования, покончившие с изжившими себя
полуфеодальными и полуколониальными отношениями, ликвидация эксплуататорских
классов, с одной стороны, средневековая отсталость, истощенная аграрная
экономика, абсолютное преобладание в классовой структуре общества разоренного и
обнищавшего крестьянства, огромное перенаселение, голод, нищета, большие
трудности, возникшие в ходе создания новой экономики, — с другой — вот та
социальная обстановка, в которой формировались экономические взгляды Мао
Цзэ-дуна, являющиеся ненаучным отражением указанных острых противоречий.
Экономические взгляды Мао, нашедшие свое практическое выражение в крупнейших
хозяйственных кампаниях, проводившихся в КНР, основываются на его
националистическом мелкобуржуазном мировоззрении, фальсификаторском толковании
марксизма-ленинизма. Во многом объясняются они и диктаторским характером самого
Мао Цзэ-дуна.
Единственной
специальной работой Мао Цзэ-дуна в области экономической теории является статья
«Вопросы кооперирования в сельском хозяйстве» (1955). Отдельные мысли по данной
проблематике встречаются в его докладах и выступлениях, а также в заметках,
сделанных им в 1960 г. при ознакомлении с советским учебником по политической
экономии. Таким образом, говорить о серьезной разработке Мао Цзэ-дуном вопросов
экономики не приходится.
Словом, всей
своей жизнью, образованием, опытом политической борьбы, практической
деятельностью он не был подготовлен к роли руководителя социалистического
строительства в отсталой и самой многонаселенной стране мира в условиях
развития новой научно-технической революции. Все эти свойства личности
«великого кормчего» оставили тяжелый след на характере его вмешательства в
управление народным хозяйством [10, c.222].
Прежде всего
ограничен сам круг экономических и народнохозяйственных проблем, которыми
занимался Мао Цзэ-дун. Часто на первый план выдвигались хотя и важные, но не
основные вопросы, последние же просто не затрагивались. Характерны в этом
отношении два его программных выступления — «О десяти важнейших
взаимоотношениях» (апрель 1956 г.) и «К вопросу о правильном разрешении
противоречий внутри народа» (27 февраля 1957 г.). В первом докладе из десяти
«важнейших взаимоотношений» к экономике имеют отношение только пять: 1) между
промышленностью и сельским хозяйством; 2) между промышленностью приморских
районов и промышленностью внутренних районов; 3) между экономическим строительством
и строительством обороны; 4) между государством, производственными
предприятиями и непосредственным производителем; 5) между центром и местами. Во
второй работе из экономических проблем автор лишь вскользь касается в разных
местах вопросов кооперирования, единого планирования режима экономии и
индустриализации.
Например, говоря
о «едином планировании и соответствующем регулировании», Мао Цзэ-дун лишь
отмечал: «Составляя планы... мы всегда должны исходить из того факта, что наша
страна имеет шестисотмиллионное население» [10, c.222].
В то же время в
этих документах либо вообще не названы, либо искаженно представлены основные,
определяющие развитие китайского общества противоречия и взаимоотношения
-противоречия между прогрессивными производственными отношениями и низким
уровнем производительных сил, между производством и потребностями, между
возросшими масштабами производства и низким уровнем организации и управления;
взаимоотношения между производством и потреблением, между потреблением и накоплением,
между первым и вторым подразделениями и др. В указанных выступлениях совершенно
не упоминались такие жизненно важные проблемы, как ликвидация безработицы,
повышение производительности и эффективности труда и др. В своих работах и
речах Мао Цзэ-дун не только не подчеркивал значение научно-технической
революции для Китая, а, напротив, неоднократно выступал с проповедью
технического невежества, вызывая недоверие к инженерно-технической
интеллигенции.
На словах он не
отрицал объективного характера экономических законов, тем не менее типичным для
него является волюнтаристский, субъективистский подход к решению основных
социально-экономических проблем. Лучше всего, пожалуй, существо его исходной
позиции выражают любимые им афоризмы: «Все творит сам человек» и «Политика —
командная сила». Эти положения, в их маоистском толковании, никак не могут быть
отнесены к марксистским [10, c.223].
Но в наиболее
грубой и прямолинейной форме экономический волюнтаризм протаскивался Мао
Цзэ-дуном в другом его широко известном постулате: «Политика — командная сила»,
ставшем своего рода универсальным оправданием произвольных действий маоистов в
хозяйственной сфере. Теоретики маоизма всячески старались эту формулу выдать за
подлинно марксистскую, однако в ней нет и следа марксизма. Суть
марксистско-ленинского учения о соотношении политики и экономики заключается в
том, что экономика первична по отношению к политике, определяет ее. По
классическому выражению В. И. Ленина, «политика есть концентрированное
выражение экономики» [77, 278]. В этом качестве политика активно воздействует
на экономику, направляет ее развитие. Важнейшее ленинское требование к
экономическому строительству — необходимость политического подхода при решении
каждого хозяйственного вопроса, т.е. учета соотношения классовых сил как внутри
страны, так и за рубежом, политической и организационной готовности масс. В
этом смысле политика, по выражению В. И. Ленина, первенствует над экономикой,
но ни в коем случае не командует последней.
В указанной же
формуле Мао Цзэ-дуна политика отрывается от экономики, не обусловливается ею и
не вытекает из нее. Положение Мао не выражает и обратного диалектического
воздействия политики на экономику как ее концентрированного выражения,
обобщения и завершения. Более того, в этой формуле политика выступает в виде
чуждой, внешней силы по отношению к экономике [10, c.223-224].
Итак, в обоих
рассмотренных положениях Мао Цзэ-дуна отсутствует указание на материальную
обусловленность как политики, так и деятельности человека, следовательно, и в
том и в другом случае фактически отрицается объективность законов общественного
развития, что открывает широкий простор для произвола.
Наконец, многие
основополагающие «идеи» Мао Цзэ-дуна и его практические действия не могут быть
до конца поняты, если не иметь в виду глубинного содержания маоизма, его
истинного стержня — национализма, не знающих границ геополитических замыслов,
великодержавия.
Исходные
мировоззренческие принципы Мао Цзэ-дуна в полной мере проявились в его подходе
к решению главных социально-экономических проблем становления нового способа
производства в Китае. В теории и на практике он выступил как решительный
противник капитального марксистского положения, согласно которому в ходе
строительства социалистического общества необходимо соблюдать единство в
развитии производительных сил и производственных отношений при ведущей роли
первых, т.е. встал на позиции отрицания экономического детерминизма.
После революции
1949 г. и особенно со второй половины 50-х годов в фокусе забот Мао Цзэ-дуна находились
вопросы скорейшего превращения Китая в первую державу мира. На опыте
строительства социализма в Советском Союзе и странах Восточной Европы он не мог
не видеть, что активное воздействие социалистических производственных отношений
является мощнейшим ускорителем развития производительных сил. И этот момент,
превратно толкуемый Мао Цзэ-дуном, берется на вооружение как важнейшее средство
для достижения поставленной цели. В «Заметках...», сделанных им при чтении
советского учебника политэкономии, он пишет: «Прежде всего надо изменить
производственные отношения, и только потом можно широко развить общественные
производительные силы. Это всеобщий закон» [2, c.115].
Это в принципе
правильное марксистское положение, если его отнести к начальному периоду социалистического
преобразования общества. Социалистические производственные отношения, как
известно, не возникают внутри предшествующей формации. И первые акты
пролетарской власти направлены на подрыв экономических основ эксплуататорских
классов — происходит ликвидация собственности помещиков и капиталистов.
Решительное проведение этой линии является залогом не только будущего развития
производительных сил, но и сохранения самой революционной власти. Поэтому в
первые годы после революции в странах с отсталой экономикой установленные в
ходе национализации основных средств производства новые отношения собственности
по объективным причинам значительно опережают уровень организации производства
и состояние материально-технической базы общества. Ликвидация в Китае после
победы народной революции полуфеодальных и полуколониальных производственных
отношений, создание государственного сектора и различных форм кооперации мелких
производителей явились важнейшими предпосылками для развития производительных
сил.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|