Чайковский-критик - непонятый Брамс.Сравнительный анализ творчества. Реферат по истории музыки.

Московский Государственный Университет Культуры и Искусств.

Чайковский-критик

- непонятый Брамс.

Сравнительный анализ творчества.

Реферат по истории музыки

студента 343 гр. з/о

Шевцова А. В.

Москва 2004

План:

1. Чайковский - критик.

2. Возраст постижения музыки.

3. Непохожесть судеб.

4. Трагедия человеческого одиночества.

5. Тайны творческой лаборатории.

1

В нелёгкие годы своего музыкального становления Пётр Ильич скорее ради

добы-

вания средств существования, чем из любви к писательству, взялся за труд

музыкаль-

ного критика и в период с 1869 по 1876 год написал более шестидесяти

интересных

и красивых музыкальных фельетонов в основном для «Русских ведомостей».

Этим фельетонам вместе с многочисленными письмами Чайковского мы обязаны

тем, что имеем возможность глубже понять музыкальную натуру и движущие

силы, которые

способствовали его гению в создании бессмертных творений.

Обращает на себя внимание литературный стиль статей Чайковского,

отличающий-

ся удивительным изяществом манеры изложения в сочетании с конкретностью,

ясно-

стью и лаконизмом. Изрядно потрудившись на ниве музыкальной критики ради

хлеба

насущного, Пётр Ильич вынужден был признаться, что честный критик, если он

жела-

ет внести вклад в понимание музыки широкой публикой, не может

руководствоваться

исключительно своим личным мнением, а обязательно должен опираться на

голос ав-

торитетного круга специалистов, к которому принадлежит он сам. Если критик

лишён такой опоры, говорил он, «то вся его критическая деятельность

сводится к дилетант-

ски бесцельной болтовне об искусстве, быть может, и очень милой, но

лишённой вся-

кого серьёзного значения». Его беспокоит нравственная сторона вопроса. «

Читатель должен знать, - пишет критик в первой же статье, - что если

рецензент заблуждается,

то заблуждается честно; он мог н е п о н я т ь, но он должен был х о т е т

ь п о н я т ь».

Это интересное предубеждение против единоличного суждения, как ни ущемляет

оно самолюбие могучих авторитетов, безусловно, справедливо. Оно всякий

лишний раз

подчёркмвает скромность Чайковского и его стремление к достижению истины.

Дей-

ствительно, только в самом себе бывает трудно найти объективное суждение о

новом:

вследствие укоренившейся привычки к сложившимся традициям, всякое новое

далеко не всегда воспринимается должным образом. Что касается музыки, то

Чайковский, бу-

дучи уже сложившимся музыкантом, не стеснялся признавать возможность своих

оши-

бочных суждений о новом. «Только через многократное прослушивание

уясняются ка-

чества и недостатки изучаемого музыкального произведения. Очень часто то,

на что в

первый раз не было обращено достаточного внимания, при вторичном

исполнении вдруг поразит вас и неожиданно очарует. Наоборот, какой-нибудь

эпизод, сначала пре-

льстивший вас и найденный вами наиболее удачным, при дальнейшем изучении

блед-

неет перед вновь открытыми красотами». Отсюда можно заключить, что

Чайковский весьма осторожен в своих оценках, по крайней мере в этих его

высказываниях чувст-

вуется желание быть осторожным и не сделать поспешных похвал или

осуждений. Прекрасный принцип! Но он заставляет с некоторой опаской

использовать музыкаль-

ные фельетоны Чайковского в целях выявления именно его собственных

представле-

ний о тех или иных композиторах или об их произведениях.

Зато на таком сдержанном фоне критики ещё более определённо и беспощадно

про-

является неприязненное отношение к какой-либо музыке. Уж если Пётр Ильич

искал

тщательно взвешенные заключения, то, надо полагать, отрицательные суждения

при его

скромности и щепетильности обдумывались им особенно тщательно. По этой

причине

может вызвать сильное недоумение главная антипатия Чайковского.

Речь идёт о музыке Брамса. Неприязнь и даже вражда к музыке Брамса

представ-

ляет собой образец удивительного и уникального постоянства Петра Ильича в

непри-

язненном чувстве.

Читая высказывания Чайковского о музыке Брамса, иногда ловишь себя на

мысли:

а не упорствовал ли Петр Ильич в своей позиции из принципа, подобно тому

как он

упрямо выражал свою любовь к какому угодно произведению Моцарта, даже

самому

второстепенному, лишь потому, что оно написано Моцартом?

Но нет, из года в год он с разной степенью гнева обрушивался на Брамса,

всё тем

же веским словом подтверждал свою вражду к его произведениям каждый раз,

когда

с ними знакомился. А знакомился он с ними, как это видно из различных

источников,

основательно, проиграв и прослушав фортепианные переложения всех четырёх

симфо-

ний, обоих фортепианных концертов, скрипичного концерта, ряда камерных

вещей. Ес-

ли собрать в один абзац всё самое существенное, что сказал Чайковский о

музыке Брамса в период с 1872 по 1888 год, то вряд ли можно обнаружить

какие-либо пере-

мены настроения:

« Это один из заурядных композиторов, которыми так богата немецкая школа;

он

пишет гладко, ловко, чисто, но без малейшего проблеска самобытного

дарования…без-

дарный, полный претензий, лишённый творчества человек. Его музыка не

согрета истин- ным чувством, в ней нет поэзии, но зато громадная претензия

на глубину… Мелоди-

ческой изобретательности у него очень мало; музыкальная мысль никогда не

досказы-

вается до точки… Меня злит, что эта самонадеянная посредственность

признаётся ге-

нием… Брамс, как музыкальная личность, мне просто антипатичен».

И хотя в этот абзац включены и более откровенные слова из дневника

Чайковс-

кого, неприязнь его не претерпевает заметных падений на более сдержанном

фоне печатной критики. Шестнадцать лет не смягчили его сердце в отношении

Брамса. И ещё год спустя после встречи с Брамсом в Германии, он не изменил

своего мнения

о его музыке: « Слушая его, вы спрашиваете себя, глубок ли Брамс или

только хочет

подобием глубины замаскировать крайнюю бедность фантазии?» К этому

совершенно

не изменённому встречей мнению Пётр Ильич счёл должным добавить лишь

несколь-

ко фраз об учёности, мастерстве, благородстве и возвышенности Брамса и,

как бы спо-

хватившись, что немного увлёкся похвальными сентенциями, заключил: «Но во

всём этом нет самого главного - красоты».

2

Брамс был на семь лет старше Чайковского и на три с половиной года пережил

его. Так что он был в полном смысле слова современником Петра Ильича, а

если го-

ворить о параллельных сроках, то опередил его в своём творчестве

ненамного. Из круп-

ных оркестровых произведений Брамса только Первый фортепианный концерт

появил-

ся раньше капитальных произведений Чайковского. Симфонии Брамса были

созданы в период 1876-1885 годов, Второй фортепианный концерт - в 1878

году. Поэтому все суждения Чайковского о Брамсе относятся к тому времени,

когда Пётр Ильич уже по-

знакомился с важнейшими творениями своего музыкального неприятеля и сам

уже был

зрелым и признанным композитором, создателем четырёх симфоний, знаменитого

фор-

тепианного концерта, нескольких симфонических увертюр и фантазий, оперы

«Евгений

Онегин» и многих других произведений. Так что его отношение к Брамсу

нельзя счи-

тать как случайно возникшую неприязнь, что иногда бывало у Петра Ильича.

Однако

если рассматривать не параллельные сроки творческого развития обоих

композиторов, а их возраст, в котором каждый из них начал постигать

великое искусство музыки, то

здесь обнаруживается весьма существенная разница.

Брамс вошёл в серьёзную профессиональную музыку гораздо раньше, чем

Чайков-

ский. Ещё в самом раннем детстве он получил первые музыкальные познания от

отца,

контрабасиста гамбургского театрального оркестра. В десятилетнем возрасте

он превос-

ходно владел фортепиано и даже выступал в публичном концерте. В

восемнадцать лет

он давал концерты как пианист-виртуоз, и его даже называли «одним из

бешеных лис-

товской школы», хотя такое сравнение с Листом можно отнести только к

виртуознос-

ти игры Брамса, ибо Листа он не любил и к его школе принадлежать не мог. В

два-

дцать лет Брамс отважился посетить Шумана, который, прослушав его,

предсказал ему

великую будущность.

При всей своей скудости и нехватках жизнь в родительском доме, видимо,

внеш-

не была налаженной и вполне респектабельной. Музыкальная одарённость

Иоганнеса

обнаружилась ещё в раннем детстве, и для отца само собой разумелось, что

сын обя-

зательно пойдёт по его стопам. Столь же естественным делом для него было и

при-

влечь сына к работе в каком-нибудь оркестрике, где он сам играл, - если

возникала

такая возможность. Огорчало его, в сущности, лишь то, что мальчишка явно

предпочи-

тал бесхлебное фортепиано практичным оркестровым инструментам, игре на

которых тот мог обучить его сам. О. Ф. В. Коссель, добрейший человек и

неплохой музыкант, вы-

разил готовность давать уроки Иоганнесу и позволил ему заниматься на своём

форте-

пиано, поскольку у Брамсов его не было. Парнишка оказался способным: уже в

десять лет он выступил публично в связи с каким-то общественным

мероприятием. В восемнад-

цать лет он давал концерты как пианист-виртуоз, и его даже называли «одним

из бе-

шеных листовской школы», хотя такое сравнение с Листом можно отнести

только к

виртуозности игры Брамса, ибо Листа он не любил и к его школе принадлежать

не

мог. В двадцать лет Брамс отважился посетить Шумана, который, прослушав

его, пред-

сказал ему великую будущность. Этот визит - в сентябре 1853 года - стал

важнейшим

событием в его жизни, поворотным пунктом, решающим образом определившим и

жи-

тейскую судьбу, и внутреннее развитие музыканта.

Примерно в том же возрасте, когда Брамс уже был образованным и твёрдо

стоящим

на ногах музыкантом-профессионалом, завоевавшим признание и как

исполнитель и как композитор, Чайковский только начал задумываться о

возможности сделать музы-

ку своей профессией. В это время он служил в министерстве юстиции, и

окончатель-

ное решение бросить эту службу у него ещё не созрело. Более того, в

двадцать два

года, когда он подошёл к такому решению, Пётр Ильич вдруг проявил к своей

юри-

дической карьере совершенно не согласующееся с музыкальными перспективами

рве-

ние в надежде занять место столоначальника, что сулило ему существенное

улучше-

ние материального положения. Чайковского, ещё не искушённого во всех

тонкостях чиновничьей карьеры, обошли назначением, и, по свидетельству его

брата Модеста, он

был настолько раздосадован и обижен, что эта неудача могла способствовать

его рез-

кому повороту в сторону музыки. Скорее всего, Модест Ильич преувеличил

значение

этого случая в окончательном выборе жизненного пути Петра Ильича, однако

сам факт служебного усердия его летом 1862 года, доходившего до работы над

министер- скими бумагами дома по ночам, никак не говорит о твёрдом

намерении порвать со службой именно тем летом. Он и сам подтверждает это в

письме к сестре 10 сентя- бря 1862 года, когда уже серьёзно занялся

музыкой и записался в консерваторию: «Службу, конечно, я окончательно не

брошу, пока не буду окончательно уверен в том,

что я артист, а не чиновник».

До поступления в консерваторию музыкальная подготовка Чайковского

ограничива-

лась сравнительно немногим для композитора такого значения, каким он стал

впослед-

ствии. Самые элементарные понятия о музыке он получил от матери: она

немного иг-

рала на фортепиано и пела модные романсы. Это был первый толчок, благодаря

кото-

рому Пётр Ильич научился подбирать на рояле то, что ему доводилось слышать

в ис-

полнении механического органа-оркестрины, привезённого отцом в воткинский

дом из Петербурга. Родители обратили внимание на тягу мальчика к музыке и,

когда ему

было около пяти лет, наняли учительницу для обучения игре на рояле. В

восьмилет-

нем возрасте ученик читал ноты не хуже своей учительницы. Но от Модеста

Ильи-

ча мы знаем, что эта учительница обладала более чем скромными познаниями в

му- зыке, и такой успех её ученика не должен вызывать удивления. Примерно

в это же

время Пётр Ильич неплохо играл некоторые мазурки Шопена. В таких семьях,

какой

была семья Чайковских, это тоже не может рассматриваться каким-то особым

дости-

жжением, хотя, конечно, свидетельствует о наличии музыкальных

способностей. В учи-

лище правоведения Чайковский пел в хоре, которым руководил известный

композитор

русской церковной музыки Г.А.Ломакин. Он видел музыкальность Чайковского,

но в этом отношении всё же ничем особенным его не выделил.

В возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет Чайковский занимался с

домашним

учителем, коим был Рудольф Васильевич Кюндингер, известный педагог и

пианист. Кюндингер приходил к Чайковским только раз в неделю, но за три

года занятий с ним

Пётр Ильич получил от него немало полезного. Впоследствии Кюндингер,

поглощён-

ный многочисленными уроками с именитыми учениками, мало что сохранивший в

па-

мяти о своих занятиях с Чайковским, рассказывал Модесту Ильичу, что ему и

в го-

лову не приходило, с каким музыкантом он имеет дело. И хотя способности

Чайков-

ского, по его мнению, были выдающимися, он не усмотрел в нём не только

будуще-

го композитора, но даже блестящего исполнителя. На вопрос отца, стоит ли

Пете по-

святить себя музыке, Кюндингер ответил отрицательно. Веры в исключительный

талант

Чайковского у него тогда не было.

Не было такой веры ни у родственников Петра Ильича, ни у его друзей.

Словом,

ничто не предвещало в нём великого музыканта, и Кюндингер не был одинок в

от-

сутствии смелых пророчеств, которые могли бы появиться, сверкни Чайковский

огнём

гениальности, как это случалось почти со всеми крупнейшими композиторами в

их детские или юношеские годы. В его талант инстинктивно верил, пожалуй,

только отец,

усилия которого и привели к тому, что Чайковский сумел получить неплохие

практи-

ческие навыки и кое-какие познания в музыке. Это отец нанял ему

учительницу в детстве. Он же потом пригласил Кюндингера и он же

Страницы: 1, 2, 3