Вот почему справедливая во многом критика меркантилизма             сопровождается в трудах У.Петти и некоторыми тенденциозными             соображениями. Он, например, совершенно предвзято отрицает участие             торговли и торгового капитала в создании национального богатства,             настаивая даже на сокращении значительной части купцов. Последних             У.Петти сравнивает с «игроками», занятыми распределением «крови» и             «питательных соков» государства, под которыми имел в виду продукцию             сельского хозяйства и промышленности.

            Доходы предпринимателей и землевладельцев охарактеризованы У.Петти   посредством унифицированного им, по существу, понятия «рента». В             частности, называя рентой с земли разницу между стоимостью хлеба и           издержками на его производство, он подменял им такое понятие, как           «прибыль фермера». В другом примере, рассматривая суть происхождения             ссудного процента, У.Петти вновь прибегает к упрощению, заявив, что             этот показатель должен быть равен «ренте с такого-то количества  земли, которое может быть куплено на те же данные в ссуду деньги при  условии полной общественной безопасности». Еще в одном примере У.Петти ведет речь об одной из форм проявления   земельной ренты, обусловленной местоположением земельных участков и  рынка. При этом он заключает, что поблизости населенных мест, для пропитания населения которых нужны большие районы, земли не только приносят более высокую ренту, но и стоят большей суммы годичных     рент, чем земли совершенно такого же качества, но находящиеся в более отдаленных местностях. Тем самым У.Петти затронул еще одну    проблему, связанную с определением цены земли.

В XVII в. земля еще основной объект приложения   человеческого труда. Поэтому для Петти прибавочная стоимость выступает   исключительно в форме земельной ренты, в которой скрывается и промышленная   прибыль. Процент он далее также выводит из ренты. Торговая прибыль мало интересует Петти, что резко отличает его от толпы современников-меркантилистов. Примечательно и выражение о таинственной   природе ренты. Петти чувствует, что он стоит перед большой научной  проблемой, что внешность явления здесь отличается от сущности.  Далее идет знаменитое, неизменно цитируемое место. Предположим, что некто    (этот некто будет далее не только героем арифметических задачников, но и       экономических трактатов!) занимается производством зерна. Часть    произведенного им продукта вновь пойдет на семена, часть будет потрачена  на удовлетворение собственных потребностей (в том числе путем обмена), а  “остаток хлеба составляет естественную и истинную земельную ренту”. Здесь    намечено деление продукта, а следовательно, создающего его труда и     стоимости на три основные части: 1) часть, представляющую возмещение       затраченных средств производства, в данном случае семян; 2) часть, необходимую для поддержания жизни работника и его семьи, и 3) избыток, или  чистый доход. Эта последняя часть соответствует введенным Марксом понятиям   прибавочного продукта и прибавочной стоимости.    Далее Петти ставит вопрос: “...какому количеству английских денег может       равняться по своей стоимости этот хлеб или эта рента? Я отвечаю: такому   количеству денег, которое в течение одинакового времени приобретает за  вычетом своих издержек производства кто-нибудь другой, если он всецело   отдается производству денег, т. е. предположим, что кто-нибудь другой   отправляется в страну серебра, добывая там этот металл, очищает его,       доставляет его на место производства хлеба первым, чеканит тут из этого    серебра монету и т. д. Предположим далее, что этот индивидуум в течение   того времени, которое он посвящает добыванию серебра, .приобретает также   средства, нужные для своего пропитания, одежды и т. д. Тогда серебро одного должно быть равно по своей стоимости хлебу другого; если первого       имеется, например, 20 унций, а последнего 20 бушелей, то унция серебра    будет представлять собой цену бушеля хлеба”.   В последнее время в экономику прочно вошло понятие модели,       распространяется метод экономического моделирования. Модель — это мыслимая   картина экономических связей, содержащая некие исходные условия и  предположения. Может быть, описанная Петти ситуация — одна из первых  экономических моделей в истории науки.     Очевидно, что приравнивание по стоимости частей зерна и серебра,   представляющих собой прибавочный продукт, равносильно приравниванию всего   валового продукта. Ведь эти последние 20 бушелей зерна ничем не отличаются  от остальных, скажем, 30 бушелей, которые возмещают семена и составляют  пропитание земледельца. Это же относится и к 20 унциям серебра, о которых  выше идет речь. В другом месте Петти выражает идею трудовой стоимости в   чистом виде: “Если кто-нибудь может добыть из перуанской почвы и доставить       в Лондон одну унцию серебра в то же самое время, в течение которого он в   состоянии произвести один бушель хлеба, то первая представляет собою   естественную цену другого...”.

      Итак, Петти, по существу, формулирует закон стоимости. Он понимает, что этот закон действует крайне сложным образом, лишь как общая тенденция. Это   выражается в следующих поистине удивительных фразах: “Я утверждаю, что   именно в этом состоит основа сравнения и сопоставления стоимостей. Но я   признаю, что развивающаяся на этой основе надстройка (superstructure)   очень разнообразна и сложна”.

      Между меновой стоимостью, величина которой определяется затратами труда, и     реальной рыночной ценой — множество посредствующих звеньев, которые  безмерно усложняют процесс ценообразования. С этим, кстати сказать,   постоянно сталкиваемся и мы, стремясь использовать закон стоимости для  конкретных целей ценообразования. Более того, с необычайной прозорливостью Петти называет некоторые ценообразующие факторы, с которыми приходится  считаться современным экономистам и плановикам: влияние       товаров-заменителей, товаров-новинок, мод, подражания, традиций   потребления.

      Петти делает первые шаги на пути анализа самого труда, создающего   стоимость. Ведь каждый конкретный вид труда создает только конкретное  благо, потребительную стоимость: труд земледельца — зерно, труд ткача —    полотно и т. д. Но как уже говорилось, в любом виде труда есть что-то   общее, делающее все виды труда сравнимыми, а эти блага — товарами,  меновыми стоимостями: затрата рабочего времени, как такового, затрата    производительной энергии работника вообще.    Петти был в истории экономической науки первым, кто стал прокладывать путь   к идее абстрактного труда, которая легла в основу марксовой теории   стоимости.   Было бы странно искать у зачинателя и первооткрывателя какую-то стройную и     законченную экономическую теорию. Опутанный меркантилистскими    представлениями, он еще не может отделаться от иллюзии, что труд в добыче     драгоценных металлов — это все же какой-то особенный труд, наиболее    непосредственно создающий стоимость. Петти не может отделить меновую  стоимость, которая наиболее наглядно воплощается в этих металлах, от самой  субстанции стоимости — затрат всеобщего человеческого абстрактного труда.    У него нет сколько-нибудь ясного понятия о том, что величина стоимости    определяется затратами общественно необходимого труда, типичными и  средними для данного уровня развития хозяйства. Затраты труда, превышающие  общественно необходимые, пропадают даром, не создают стоимость. Многое с точки зрения последующего развития науки можно признать у Петти слабым и     прямо ошибочным. Но разве это главное? Главное в том, что Петти твердо   стоит на избранной им позиции — трудовой теории стоимости — и успешно   применяет ее ко многим конкретным проблемам.   Мы уже видели, как он понимал природу прибавочного продукта. Но там речь    шла о простом товаропроизводителе, который сам присваивает произведенный   им же прибавочный продукт. Петти не мог не видеть, что в его время    значительная часть производства велась уже на капиталистических началах, с   применением наемного труда.

      Он должен был прийти к мысли, что прибавочный продукт производится не     только и не столько для себя, сколько для владельцев земли и капитала. О   том, что он пришел к этой мысли, свидетельствуют его соображения о  заработной плате. Заработная плата работника определяется и должна   определяться, по его мнению, только необходимым минимумом средств   существования. Он должен получать не более, чем необходимо, “чтобы жить,       трудиться и размножаться”. Петти понимает в то же время, что стоимость,   создаваемая трудом этого работника,— это совершенно иная величина, и, как  правило, значительно большая. Эта разница и является источником прибавочной стоимости, которая у него выступает в виде ренты.

      Хотя и в неразвитой форме, Петти выразил основное научное положение   классической политической экономии: в цене товара, определяемой в конечном  счете затратами труда, заработная плата и прибавочная стоимость (рента,   прибыль, процент) находятся в обратной зависимости. Повышение заработной   платы при одном и том же уровне производства может происходить лишь за  счет прибавочной стоимости, и наоборот. Отсюда один шаг до признания

      принципиальной противоположности классовых интересов рабочих, с одной     стороны, и землевладельцев и капиталистов — с другой. Таков последний   вывод, который сделает классическая политическая экономия в лице Рикардо.       Петти ближе всего подходит к такому взгляду, пожалуй, не в “Трактате”, а в    написанной в 70-х годах знаменитой “Политической арифметике”, хотя и там  мысль эта имеется лишь в зародыше. Но в целом увлечение политической арифметикой как-то помешало Петти     углубить свою экономическую теорию, понимание коренных закономерностей     капиталистической экономики. Многие гениальные догадки “Трактата” остались     неразвитыми. Цифры теперь увлекали его, они казались ключом ко всему. Еще   в “Трактате” есть характерная фраза: “Первое, что необходимо сделать,— это  подсчитать...” Она становится девизом Петти, каким-то заклинанием: надо   подсчитать, и все станет ясно. Создатели статистики страдали несколько    наивной верой в ее силу.

      Конечно, содержание главных экономических сочинений Петти не исчерпывается      сказанным. Оно гораздо богаче. Сумма его идей — это мировоззрение   прогрессивной буржуазии. Петти впервые исследует само капиталистическое    производство и расценивает экономические явления с точки зрения  производства. В этом его решительное преимущество перед меркантилистами.

      Отсюда его критическое отношение к непроизводительным слоям населения, из     которых он особо выделяет священников, адвокатов, чиновников. Он полагает,   что можно было бы значительно уменьшить число купцов и лавочников, которые    тоже “не доставляют никакого продукта”. Эта традиция критического   отношения к непроизводительным группам населения войдет в плоть и кровь   классической политической экономии.

      Стиль — это человек, как гласит старое французское изречение. Литературный  стиль Петти необычайно свеж и оригинален, даже симпатичен. И не потому,   что он владел какими-то литературными красотами и тонкостями. Наоборот,  Петти лаконичен, прям и строг. Смелые мысли он выражает в смелой,   безоговорочной форме. Он всегда говорит только главное и простыми словами.  Самая объемистая его работа не занимает в русском переводе и 80 книжных   страниц.

      Устав Королевского общества, одним из членов-учредителей которого был   Петти, требовал, чтобы “во всех отчетах об опытах... излагалась только   суть дела, без всяких предисловий, оправданий или риторических украшений”.  Это великолепное правило Петти считал применимым не только к естественным,   но и к общественным наукам и стремился следовать ему. Многие его работы и  напоминают “отчеты об опытах”. Правило это не мешало бы, впрочем, знать и   руководствоваться им также современным экономистам и представителям других  общественных наук.

      Простота не мешает видеть за строчками сочинений Петти его яркую личность,     неуемный темперамент, политическую страстность. Этот богатый помещик, с   его огромным напудренным париком и в роскошном шелковом кафтане (таков сэр  Уильям на одном из поздних портретов), во многом оставался грубоватым  простолюдином и слегка склонным к цинизму медиком. При всем своем  богатстве и титулах, Петти всегда неустанно работал — не только умственно,   но даже физически. Его страстью было кораблестроение, и он без конца       проектировал и строил необычные суда. В чертах его личности отчасти   заключается объяснение его антипатий: он нутром ненавидел бездельников и  паразитов. К самой королевской власти Петти относился строго. Заискивая    перед двором, оп в то же время писал вещи, которые никак не могли   понравиться королю и правительству: короли склонны к агрессивным войнам, и  самый лучший способ удержать их от этого — не давать им денег для ведения    войн.

3. У. Петти о налоговой политике государства.

Предположим, что различные виды государственных расходов снижены как только можно и что жители полностью удовлетворены и согласны платить свою справедливую долю того, что необходимо для управления ими и защиты их, а также для поддержания достоинства их государя и страны. Теперь надлежит показать различные пути и способы, посредством которых эти налоги можно наиболее легко, быстро и безболезненно собрать.

Допустим,  известное число людей, живущих на определенной территории, установили путем подсчета, что для покрытия государственных расходов требуется 2 млн. ф. ст. в год. Или же, подойдя к делу еще мудрее, они вычислили, что двадцать пятая часть дохода всей земли и труда должна составлять Exicisin или ту часть, которую надо выделить и использовать для покрытия государственных потребностей. Эта доля соответствует, вероятно, довольно близко тому, что мы имеем в условиях Англии.

Теперь вопрос в том, как взимать эту долю, исчисленную тем или другим путем. Первый путь, заключается в том, чтобы выделить самую землю в натуре, т.е. выделить из всех 25 млн. акров, имеющихся, как говорят в Англии и Уэльсе, столько земли in specie (в натуре), чтобы максимальная рента с нее достигала 2 млн. ф. ст.; это составит около 4 млн. акров, или около шестой части всей земельной площади. Эти 4 млн. акров следует превратить в коронную землю. Или же выделить в виде налога шестую часть ренты со всех земель. Из этих двух способов второй явно лучше, ибо он вернее обеспечивает доход короля, который в этом случае имеет дело с большим числом ответчиков, если только трудности и издержки по сбору этого универсального налога не перевешивают значительно других его преимуществ.

Этот способ был бы хорош в новом государстве при условии принятия его, как это имело  место в Ирландии, прежде чем люди вообще получили землю во владение. А поэтому кто бы после этого ни покупал земли в Ирландии, отступные ренты, которыми они обременены, так же мало задевают его, как если бы число акров было соответственно меньшим; здесь происходит то же, что с людьми, знающими, что с покупкой земли надо платить десятину. И, действительно, счастлива та страна, в которой по первоначальному соглашению учреждена в качестве резерва такая рента, из которой могут покрываться государственные расходы без непредвиденных и внезапных надбавок, в которых заключается истинная Ratio (причина) тяжести всех сборов и взысканий. Ибо в таких случаях, как было сказано раньше, платит не только собственник земли, но и каждый, кто съест хотя бы одно яйцо или луковицу, полученные с его земли, или кто пользуется услугами какого-либо ремесленника, питающегося от той же земли.

Но если бы это мероприятие предложено было провести в Англии, т.е. если бы у каждого земельного собственника удерживалась или урезывалась из ренты некоторая доля, тогда те земельные собственники, чьи ренты установлены и определены на много лет вперед, главным образом и несли бы тяжесть такого обложения, а другие получили бы от этого выгоду.

Другим способом является Excisium (вычет) из ренты, приносимой домовладениями, которые гораздо неопределеннее, чем рента с земли. Ибо дом имеет двойственную природу; одно дело, когда он является способом и средством производить затраты, и другое – когда он является инструментом или орудием для получения дохода. Ведь лавка в Лондоне, имеющая меньшие размеры и обошедшаяся дешевле при постройке, чем пышная столовая, находящаяся в том же доме, тем не менее будет иметь большую стоимость; то же самое применимо и к подвалу или погребу по сравнению с роскошно отделанной комнатой; ведь в одном случае мы имеем дело с расходом, а в другом – с прибылью. Обложение домов поземельным налогом как бы исходит из природы последнего, обложение же их акцизом – из природы первого.

Страницы: 1, 2, 3