p> Стоит заметить, что Хайек не соглашался со многими мыслителями по
поводу определения свободы. Ему было чуждо представление, которое
присутствует в приписываемом Вольтеру афоризме "Свобода - это когда я могу
делать все, что хочу"; в заявлении Бентама "Всякий закон есть зло, ибо
всякий закон есть нарушение свободы"; в определении свободы Бертраном
Расселом как "отсутствия препятствий для осуществления наших желаний" и в
бесчисленном множестве других высказываний. Хайек утверждает, что всеобщая
свобода в этом смысле невозможна, поскольку свобода каждого будет нарушать
неограниченную свободу (то есть отсутствие ограничений) для всех остальных. Свободой восхищаются, свободу ждут, в свободу верят, в ней видят
ценность жизни. Понятие свободы признается всеми, хотя и понимается каждым
по-разному. Даже в годы массовых репрессий в советском государстве
основополагающим был лозунг: "Свобода, равенство и братство". Однако расхождения наблюдаются не только в определении понятия свободы,
но и в поисках путей ее достижения. Что же считал Хайек? "Вопрос состоит в
том", - писал он, - "как обеспечить наибольшую возможность свободы для
всех. Этого можно достичь, одинаково ограничив свободу всех с помощью
единых абстрактных правил, предотвращающих произвол, дискриминацию или
насилие со стороны одних людей по отношению к другим, препятствующих
вторжению кого бы то ни было в сферу личной свободы каждого человека.
Короче, совместные конкретные цели заменяются едиными абстрактными
правилами. Правительство необходимо лишь для того, чтобы принуждать к
исполнению этих абстрактных правил и тем самым ограждать индивида от
насилия или вмешательства в сферу его личной свободы. В то время как
принудительное подчинение совместным конкретным целям равносильно рабству,
подчинение единым абстрактным правилам (сколь бы тяжким ни казалось их
бремя) обеспечивает простор для самой широкой свободы и разнообразия"[5,
c.111]. Таким образом, мы видим, что свобода, по мнению Хайека, неразрывно
связана с невмешательством государства в жизнь общества (как всегда,
государству отводится роль лишь "ночного сторожа"). От понятия свободы
Хайек плавно переходит к понятию частной собственности. Хайек пишет: "Порядок, служащий достижению множества разнообразных
частных целей, на самом деле мог быть сформирован только на основе, как я
предпочитаю говорить, индивидуализированной собственности. (В английском
языке различают близкие по смыслу понятия "private property" (буквально:
"частная собственность") и "several property" (буквально: "раздельная,
обособленная собственность" или "собственность нескольких лиц"). Термином
"private property" обозначается собственность отдельных индивидов. Понятие
"several property" шире. Оно противоположно понятию государственной
собственности и охватывает, таким образом, любые формы "не казенной"
собственности - не только единоличную, но и семейную, партнерскую,
кооперативную, акционерную и др.). Это - более точный термин Г.С.Мена для
обозначения того, что обычно называют частной собственностью.
Индивидуализированная собственность составляет ядро моральных норм любой
развитой цивилизации"[5, c.54]. Хайек говорит, что появление важного элемента свободы - свободы
каждого преследовать свои цели в рамках имеющихся у них знаний и навыков -
стало возможным благодаря закреплению за конкретными лицами контроля над
средствами производства и благодаря признанию законными испытанных способов
передачи этого контроля. Прежде чем говорить о содержании понятия частная собственность (или, по
Хайеку, индивидуализированная), стоит поговорить об истории возникновения и
развития института собственность. Понятие собственности, в частности, именно индивидуальной
собственности, появилось очень рано. Пример тому - первые ремесленные
орудия. Иногда даже вещи, находившиеся в собственности, отождествлялись с
самим человеком, становились как бы его неотъемлемой частью. Связь между
собственником и вещами была столь крепкой, что эти предметы сопровождали
своего владельца даже в могилу - как это обнаруживается в "толосах" или
купольных гробницах микенского периода. Практически всегда владелец был и
создателем этих ремесленных орудий. Хайек приводит следующий факт:
"Происходит отождествление изобретателя с "законным владельцем", а вслед за
этим появляются и многочисленные вариации этой основной идеи, иногда - в
обрамлении легенды, как в более позднем повествовании о короле Артуре и его
мече Экскалибуре: передача меча происходит в соответствии с "высшим"
законом магии или "небесных сил", а не по человеческим законам"[5, c.55]. Расширение и уточнение понятия собственности было постепенным
процессом, даже сегодня этот процесс вряд ли завершен. Конечно же, это
понятие еще не имело столь большого значения для кочующих племен: любой
член подобного племени, обнаружив источник пропитания или место для
стоянки, тут же сообщает его соплеменникам. Конечно же, он был обязан это
сделать, таковы были неписаные законы, но это было обусловлено объективной
необходимостью: если он не сообщит, то станет изгоем. Изгнание же было
равносильно смерти. Позднее стала появляться индивидуальная собственность на недолговечные
предметы. Она получила свое развитие, когда в больших группах, племенах
стала ослабевать, а ответственность за малые группы, точнее семьи, стала
расти. Также появляется частная собственность на землю. Она вырастает из
групповой из-за необходимости сохранять неприкосновенность плодородных
участков земли. Однако конечно же все эти процессы происходили различно: все зависело
от того, какой образ жизни вело племя - оседлый или кочевой, чем занимались
члены общины - земледелием или скотоводством, на какой территории жило
племя, в каких условиях жило племя и так далее. Сказать, что было так, а не
иначе - будет неверно. Все вышесказанное - лишь предположения. Точно можно
сказать одно: развитие индивидуализированной собственности - это
необходимое предварительное условие развития торговли, а также более
крупных, основанных на взаимном сотрудничестве, структур. Во все времена в разных уголках Земли к собственности относились по-
разному. Однако именно этот институт послужил основой для хозяйственного
развития и процветания народов. Уместно вспомнить слова Генри Самнера Мена,
которые приводит Хайек в качестве эпиграфа к одной из глав своей книги
"Пагубная самонадеянность": "Никто не вправе нападать на
индивидуализированную собственность и говорить, что он ценит цивилизацию.
История обеих неразрывна". Кто же впервые заговорил о традиции собственность? Хайек утверждает,
что это были греки, особенно философы-стоики с их космополитическим
мировоззрением. Эту идею развили римляне. Как относились к собственности древние? Неоднозначно. Например,
спартанцы не признавали индивидуальной собственности, разрешая и даже
поощряя воровство. В последние годы существования республики и первые
столетия империи Рим дал миру прообраз частного права, основанного на
индивидуализированной собственности. Упадок же Рима произошел тогда, когда
центральная власть стала вытеснять частную инициативу. Если проследить историю человечества, а именно, экономическую историю
цивилизаций, то можно увидеть, следующую закономерность - частная
собственность, обладая многочисленными преимуществами, являлась (и
является) необходимым условием процветания народов. В то же время, когда
свобода искоренялась путем отмены института частной собственности (а
точнее, индивидуализированной собственности), цивилизация приходила в
упадок или же ее завоевывали другие народы, более агрессивные и
воинствующие. Эта тенденция сохраняется и на сегодняшний день: если нет в
государстве хозяев, людей, имеющих в своей собственности землю, капитал и
работающих с ними, отвечающих за их эффективное распределение и
использование, то говорить о стабильности подобного государства не
представляется возможным. Хайек обращает внимание на то, что там, "где нет собственности, там
нет и справедливости". В подтверждение этой мысли он приводит слова Джона
Локка: "Положение "Где нет собственности, там нет и справедливости" столь
же достоверно, как и любое доказательство у Евклида; ибо, если идея
собственности есть право на какую-нибудь вещь, а идея, которой дано
название "несправедливость", есть посягательство на это право или нарушение
его, то ясно, что, коль скоро эти идеи установлены таким образом и связаны
с указанными названиями, я могу познать истинность этого положения так же
достоверно, как и того, что три угла треугольника равны двум прямым"[5,
c.61]. Вскоре после этого (а вышеприведенное высказывание датируется 1690
годом) Монтескье пришел к выводу, что именно торговля способствовала
распространению цивилизации и смягчению нравов среди варваров Северной
Европы. Говоря о собственности, Хайек цитирует "Исследование о принципах
морали" Д.Юма, представляющее собой сжатое изложение третьей книги
"Трактата о человеческой природе". Хайек пишет: "Юм отчетливо видел,
насколько эти идеи связаны со свободой и насколько максимум свободы для
всех требует равных ограничений свободы каждого посредством того, что он
называл тремя "основными естественными законами": о стабильности
собственности, о передаче последней посредством согласия и об исполнении
обещаний... Юм не совершил ошибки, позднее столь распространенной, и не
смешал два различных значения понятия свободы: первое, курьезное, которое
предполагает, что живущий в одиночестве индивид в состоянии быть свободным,
и второе, которое подразумевает, свободными могут быть живущие вместе люди,
сотрудничающие друг с другом. С точки зрения более развитых форм подобного
сотрудничества, только абстрактные правила собственности, то есть правила,
имеющие силу закона, гарантируют свободу"[5, c.20]. Итак, Ф.Хайек полностью
согласен с Адамом Фергюсоном, который утверждает: "Должно быть совершенно
очевидно, что собственность - это условие прогресса". На сегодняшний день существует огромное разнообразие форм и объектов
собственности. И нельзя сказать, что они уже прекратили свое развитие. Стоит обратить внимание на еще один аспект, касающийся собственников и
несобственников. Хайек считает: "Социализм приучил многих к тому, что можно
предъявлять права независимо от своей роли, от своего участия в поддержании
системы. В сущности, социалисты, если поглядеть с точки зрения моральных
норм, создавших расширенный порядок цивилизации, подстрекают людей к
нарушению закона"[5, c.259]. Такие взгляды породили тунеядство. Где еще,
как не в социалистическом государстве, возможен лозунг: "От каждого по
способностям - каждому по потребностям". Заметьте, каждому - по
потребностям, а не по труду. Где же тогда хваленая справедливость? Где
стимул для хорошей работы? Где стимул для развития экономики, внедрения
новых идей? В обществе, где царит подобное отношение к собственности и
труду, теряется не просто экономическая эффективность, теряется
элементарное желание работать. Ведь среди людей мало таких, которые будут
просто так, практически за спасибо (а спасибо, они уж точно знают, получат
в любом случае) отдавать свои силы и энергию работе. Зачем же
усердствовать, ведь все всё равно получат свою заработную плату. Социалисты часто выдвигают следующий аргумент против собственности -
институт собственности носит эгоистический характер, то есть это выгодно
только тому, у кого что-то есть. И вообще, социалисты считают, что
собственность искусственно придумали те, кто, приобретя что-то в свое
владение, захотел исключить других из права пользования и распоряжения этой
вещью только из-за эгоистических побуждений и ради собственной выгоды. В
связи с данными положениями стоит упомянуть Жан-Жака Руссо. Этого
мыслителя часто относят к иррационалистам и романтикам. Его идеи имели
огромное влияние на социалистов. Его взгляды были восприняты фактически как
откровение. Руссо говорил о том, что людям хотелось слышать, во что
хотелось верить. Но он забыл и вынудил других забыть о том, что свобода как
политический и экономический механизм возникла не из стремления людей к
свободе в смысле избавления от ограничений, но из их стремления отгородить
какую-то безопасную сферу индивидуальной жизни. Руссо не учитывает того,
что правила поведения - это неизбежное ограничение. Руссо рисовал
идеальными условия жизни дикаря, первобытного человека. Он говорил, что
только тогда человек мог быть свободным и распоряжаться собой, своими
силами, своей энергией и временем, своей жизнью по своему усмотрению. Но
этот вопрос уже затрагивался выше. Абсурдно говорить о свободе того, кто не
вправе, да и не в состоянии, жить отдельно от группы и кто всю жизнь
борется просто за свое выживание. Не за лучшую жизнь, не за какие-то
удобства, а просто за существование. Жизнь первобытного человека была
крайне тяжелой. Все было против него, за все нужно было бороться в прямом и
переносном смысле слова. Если же ты не мог бороться, то ты погибал. Поэтому
времени думать о том, свободен ли ты или нет, просто не было. Да и вообще
этот вопрос не возникал: что такое свобода для того, у кого все силы уходят
на то, что бы выжить? Вот он и не думал о столь высоких материях. Он сыт,
жив, ему тепло - значит, хорошо. Остальное не важно. В этом было счастье
дикаря. Вот к чему, получается, призывает Руссо. Хайек пишет: "Руссо выдал интеллектуальную лицензию на
пренебрежительное отношение ограничениям, налагаемым культурой, на
правомерность попыток обрести "свободу" от ограничений, способствовавших
возникновению самой свободы, и на то, чтобы эти нападки на фундамент
свободы звались "освобождением". После этого собственность становилась все
более подозрительной, и ее уже не всюду признавали ключевым фактором
создания расширенного порядка. Все чаще и охотнее стали высказываться
предположения, что правила, регулирующие разграничение и передачу
индивидуализированной собственности, можно заменить принятием
централизованных решений об ее использовании"[5, c.89]. Почему еще собственность неприменима с точки зрения социалистов? Если в
обществе существует частная собственность, то невозможно планировать жизнь
всего государства, так как нельзя спланировать действия многих людей,
которые неподотчетны одному центральному органу. Но вообще, возможно ли
планирование? По мнению Хайека, "то, что нельзя узнать, нельзя и
планировать". Он говорит о том, что "широко бытовало мнение, будто
централизованная плановая экономика обеспечивает не только "социальную
справедливость", но еще и более эффективное использование экономических
ресурсов. Это представление на первый взгляд кажется в высшей степени
разумным. Однако в нем не учитываются следующие факты: совокупность
ресурсов, которая должна быть отображена в подобном плане, просто-напросто
никому не может быть известно, и потому не поддается централизованному
контролю… Децентрализованный контроль над ресурсами, контроль посредством
индивидуализированной собственности, приводит к выработке и использованию
большого количества информации, чем это возможно при централизованном
управлении" [5, c. 149]. Но вернемся к вопросу об эгоистическом характере собственности. Вот что
по этому поводу думает Хайек: "В этих представлениях не учитывается, что
величина нашего совокупного продукта так значительна только потому, что
рыночный обмен собственностью, принадлежащей отдельным лицам, позволяет нам
при распределении ресурсов, которыми эти лица владеют, использовать широко
рассеянное знание о конкретных фактах. Рынок - это единственный доступный
способ получить информацию, позволяющую индивидам судить о сравнительных
преимуществах того или иного употребления ресурсов, о которых у них имеются
непосредственные знания и, используя которые, они, независимо от своих
намерений, служат потребностям далеких, незнакомых им людей. Рассеянность
этого знания представляет собой его сущностную характеристику, и его
невозможно собрать вместе и вручить властям, вменим им в обязанность
создания продуманного порядка. Таким образом, институт
индивидуализированной собственности не является эгоистическим. Точно также
он и не был и не мог быть "введен" для навязывания воли собственника
остальным людям. Скорее, он выгоден "вообще", поскольку предает функции
управления производством и рук нескольких индивидов (которые, каковы бы ни
были, их претензии, обладают ограниченным знанием) процессу - расширенному
порядку, способному обеспечивать максимальное использование знания всех,
благоприятствуя, таким образом, не владеющим собственностью почти в той же
мере, в какой и тем, кто и ею владеет"[5, с. 136]. Итак, из всего вышесказанного видно, что общество, отвергающее
индивидуализированную собственность, не принимающее ее основных принципов и
морали, отвергает и свободу, и возможность процветания всех и каждого в
отдельности. Именно поэтому господство государственной собственности в
социалистическом обществе не привело (да и не могло по сути своей привести)
ни к чему хорошему.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|