ВЕДЕНИЕ

С начала действия Уголовного кодекса Российской Федерации у судов возник ряд вопросов при квалификации действий лиц, виновных в совершении краж, грабежей и разбойных нападений.

Пленум Верховного Суда Российской Федерации не раз обращался к этой проблеме, давая судам необходимые разъяснения по применению уголовного законодательства об ответственности за посягательства на чужое имущество.

В 1997 году за совершение этого преступления было осуждено 57187 человек, в 2001 году – 67878, т.е. на 18,7% больше. Наибольшее число грабежей, как и краж, совершено при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 161 УК РФ), причем наблюдается их рост: с 47986 осужденных в 1997 году до 56978 осужденных в 2001 году, или на 18,7%. Почти в два раза увеличилось число судимостей за грабежи, совершенные при особо отягчающих обстоятельствах (с 1284 человек до 3810 человек). Хотя, как отмечено, число осужденных за грабежи возросло, однако по отношению к числу всех осужденных практически не изменилось (5,6%, 5,5%).[1]

Проведенное обобщение показало, что в правоприменительной практике у судов возникало немало неясных и спорных вопросов, связанных с квалификацией действий лиц, открыто посягающих на чужое имущество. Допускались и серьезные ошибки, влекущие незаконное осуждение граждан.

Вполне естественно поэтому, что тема данной дипломной работы остается актуальной, тем более, что в конце 2003 г. Состав преступления, предусмотренного ст. 161 УК РФ был существенно изменен. Некоторые квалифицирующие признаки были исключены из диспозиции этой статьи.

27 декабря 2002 г. Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое», в котором сохранены некоторые разъяснения, содержащиеся в ранее вынесенных постановлениях. В новом Постановлении Пленума разъяснения о применении норм закона по делам указанных категорий направлены на устранение имеющихся ошибок при правовой оценке содеянного лицами, виновными в хищениях чужого имущества, особенно в оценке доказательств, свидетельствующих об обстоятельствах, отягчающих наказание.

В работе автор также будет опираться на судебную практику по делам о грабеже, а также на научные разработки отечественных и зарубежных ученых (Завидова, Лебедева, Винокурова, Есипова и многих других). Будут рассмотрены дискуссионные вопросы об объекте и предмете грабежа, а также проблемы практического применения статьи 161 в правоприменительной практике.

Степень как теоретической, так и практической разработанности данной темы дипломной работы достаточно высока, однако, как показывает практика, суды все равно допускают ошибки при применении ст. 161 УК РФ, связанные как с отграничением данного преступления от смежных составов, так и с неправильным толкованием отдельных признаков состава грабежа. Целью данной работы является выявление причин этих ошибок и указание на возможные пути их решения.

ГЛАВА 1. ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ ГРАБЕЖА

Понятие, систему и отдельные виды преступлений против собственности невозможно правильно оценить без обращения к предшествующему законодательству. Начиная с древнейших времен нормы об имущественных преступлениях наряду с нормами о посягательстве на жизнь и здоровье составляли основу уголовного законодательства на любом этапе его кодификации. Российское законодательство не было исключением. На протяжении веков шло поступательное развитие этой важной группы норм. Определенным итогом данного процесса явилось издание XV тома Свода законов Российской империи, а затем, на его основе, первого российского уголовного кодекса – Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. В нем значительное место занимали нормы об имущественных преступлениях («о преступлениях противу имущества»).

Эти нормы с изменениями, внесенными в 1885 г., применялись до начала советского периода. Однако их излишняя казуистичность, архаичность, отставание от социально-экономического развития России ощущались уже в XIX в. Подготовка реформы уголовного законодательства заняла несколько десятилетий и завершилась принятием Уголовного уложения 1903 г. Этот кодекс в целом отличался высоким уровнем юридической техники, более строгой внутренней структурой, относительно небольшим объемом.

Так и не введенное в действие в большей своей части, Уложение 1903 г. тем не менее, повлияло на последующее развитие российского уголовного законодательства вплоть до наших дней. Многие положения Уголовного кодекса 1996 г., касающиеся преступлений против собственности, соединяет с Уложением 1903 г. своеобразный мост, перекинутый через законодательство советского периода.

В развитии системы имущественных преступлений в Уголовном уложении нашли отражение в первую очередь общие тенденции, характерные для кодификации российского уголовного законодательства на рубеже ХХ в. Стремление избавиться от излишней казуистичности норм, максимально упростить их видно из сопоставления соответствующих норм в старом и новом законодательстве. Так, если в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. имелось около 60 статей, устанавливающих ответственность за различные виды краж, грабеж и разбой, то в Уложении 1903 г. таких норм всего девять.[2] Существенно было сокращено число квалифицирующих обстоятельств в статьях об имущественных преступлениях. Уложение о наказаниях изобиловало такими обстоятельствами: в статьях о корыстных имущественных преступлениях их насчитывалось около 70, а с учетом альтернативных признаков – свыше 100. Уложение 1903 г. ограничивалось всего 17 квалифицирующими признаками.[3] Даже чисто количественное сравнение Уложения 1903 г. с действующим ныне Уголовным кодексом РФ показывает, что тенденция к переходу от чрезмерно казуистических норм к более общим оказалась весьма устойчивой в отечественном уголовном законодательстве.

Другой момент, также соответствующий общим особенностям Уложения 1903 г., относится к построению санкций за имущественные преступления. На фоне общего снижения репрессивности норм об имущественных преступлениях выделялись суровые наказания за насильственные виды похищения (разбой, включающий также насильственный грабеж, и вымогательство). Резко повышалась ответственность за многократный специальный рецидив (ст. 586, 587). Последнее положение в дальнейшем исчезло из отечественного законодательства. В настоящее время аналогичное квалифицирующее обстоятельство закреплено в частях третьих ст. 158-163 и 165 УК РФ, поскольку специальный рецидив в имущественных преступлениях криминологами оценивается как признак профессиональной преступности.

Основу системы санкций за имущественные преступления Уложение 1903 г. составляло лишение свободы различных видов и сроков, однако предусматривался и денежный штраф (пеня).

Одним из недостатков Уложения о наказаниях 1845 г., по мнению редакционной комиссии, были чрезмерно жесткие рамки санкций, не оставлявшие простора для учета индивидуальных особенностей конкретного преступления. Например, в зависимости от того, в который раз совершалась кража, она наказывалась заключением в арестном доме на срок от трех с половиной до четырех лет, от четырех лет до четырех с половиной и т.д.

Профессор В. В.Есипов с удовлетворением отмечал, что с новым Уложением прежняя, чисто механическая, такса наказаний прекратила свое существование. «И совершенно основательно: современное истинно «правовое» государство должно было быть не аптекою, где на аптекарских весах взвешивают проступки и соответствующие им наказания, не таможнею, где взимают строго определенные штрафы за переход границы дозволенного, - оно должно быть прежде всего источником любви и попечения, в котором нравственно нездоровые, порочные члены общества находили бы исцеление и очищение, а не смерть и уничтожение. Ко всему этому, насколько возможно, стремится и наш новый кодекс 1903 года».[4]

В установлении более широких рамок между максимумом и минимумом санкций прогрессивные российские юристы видели расширение возможностей для индивидуализации наказания, большее доверие к суду в деле выбора вида и меры наказания.[5] И в наше время широкие пределы наказуемости имущественных преступлений (главным образом путем применения альтернативных санкций) следует рассматривать в качестве достоинства Уголовного кодекса РФ.

Составители Уложения 1903 г. исходили из наличия родового понятия «похищения» или «имущественного хищничества», близкого к современному общему понятию хищения. В историческом обзоре русского и зарубежного законодательства, вплоть до Уложения 1845 г., отмечалось, что сложившиеся историческим путем различия между отдельными видами похищения покоятся на малосущественных оттенках такой преступной деятельности, в связи с чем в первоначальном проекте предполагалось объединить все случаи похищения чужого имущества «в одно общее понятие имущественного хищничества». Это поддержали многие юристы, в том числе немецкие ученые. Однако в дальнейшем было признано, что подобное решение, «хотя и правильное теоретически, было бы чересчур резким и потому нежелательным уклонением от действующей системы».[6] На этом частном примере видно бережное отношение составителей Уложения 1903 г. к сохранению правовых традиций, стремление избежать ненужной их ломки.

И все же система имущественных преступлений в проекте Уложения 1903 г. подверглась пересмотру, главным образом в направлении ее укрепления и упрощения. «Не подлежит никакому сомнению и подтверждается всеми полученными Комиссией замечаниями, что усвоенное действующим законодательством деление имущественных хищений представляется чересчур дробным и нуждается в возможном упрощении».[7]

Система корыстных имущественных преступлений в Уложении 1903 г. выглядит следующим образом. Центральное место занимают нормы о похищении, которое предполагает, по мнению комментаторов, нарушение права не только собственности на вещь, но и фактического обладания ею.

Видами похищения, согласно гл. 32 Уложения, являются воровство, разбой и вымогательство. Воровством признается тайное или открытое хищение чужого недвижимого имущества с целью присвоения. Похищение имущества посредством насилия над личностью (включая, в частности, приведение в бессознательное состояние) признается разбоем (ст. 589). Таким образом, из законодательства исключено понятие грабежа. К похищению относилось и вымогательство, признаки которого в основном сохранились неизменными до нашего времени. За пределами похищения остались необъявление о находке, присвоение вверенного имущества и злоупотребление доверием, поскольку, по принятой законодателем концепции, указанные деяния не нарушают фактического обладания вещью. В отдельную главу выделялись нормы о мошенничестве, при этом авторы исходили из того, что обманная деятельность может быть средством не только похищения чужого движимого имущества, но и преступного приобретения вообще всяких имущественных прав. Здесь законодатель оказался не вполне последователен, поскольку и вымогательство может быть средством приобретения таких прав и различных выгод имущественного характера, что не помешало объединить его в одну главу с воровством и разбоем.

Закрепленная в Уложении 1903 г. система видов (форм) хищения (похищения) повлияла на все последующее развитие законодательства об имущественных преступлениях.

Представляет интерес решение вопроса о влиянии стоимости похищенного на ответственность. Русская правовая традиция долгое время игнорировала возможность дифференциации уголовной ответственности в зависимости от стоимости похищенного. К моменту создания Свода Законов 1832 г. только один источник – Воинский устав Петра I – знал такое деление (до 20 руб. и более).

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (и последующие редакции) под влиянием германского права разделило кражу на 6 степеней в зависимости от цены украденного (до 1 руб. 50 коп.; от 1 руб. 50 коп. – до 3 руб.; 3 руб. – 4 руб. 50 коп.; 4 руб. 50 коп. – 6 руб.; 6 руб. – 30 руб., свыше 30 руб.). Подобное жесткое и чересчур дробное деление вызывало возражение против самого принципа, компрометировало его. Поэтому в первоначальном проекте Уложения 1903 г. предполагалось отказаться от такого построения норм об имущественных преступлениях. Но, исходя из практических соображений, решено было этот принцип сохранить, но в усовершенствованном виде. «Если не делать различия в наказуемости присвоения и похищения чужого имущества по стоимости последнего, то в таком случае пришлось бы такие посягательства на всякую сумму считать простыми».[8] Применение же наказания за простую кражу при очень крупной сумме хищения представлялось составителям безусловно недостаточным.

В ст. 581 Уложения 1903 г. предусмотрена дифференцированная ответственность за воровство в зависимости от цены похищенного (до 50 коп.; от 50 коп. до 500 руб.; свыше 500 руб.). К сожалению, данный подход не был воспринят первым Уголовным кодексом советского периода, а постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.[9] вообще признало не имеющим значение размер хищения. В последующем законодательстве указанный принцип применялся только в отношении хищения социалистического имущества. Представляется необходимым в дальнейшем дифференцировать ответственность в зависимости от стоимости похищенного имущества, кому бы оно ни принадлежало, как это и было предусмотрено в проекте Уголовного кодекса РФ 1992 г. Не имея возможности здесь подробно рассмотреть квалифицирующие признаки хищений по Уложению, хотелось бы отметить, что наряду с совершением преступления несколькими лицами (обычно в сочетании с другими отягчающими обстоятельствами) закон особо выделял совершение хищения шайкой, признаками которой являлись, по мнению комментаторов, организованность и устойчивость. Таким образом, понятие «шайка» послужило прототипом организованной группы в современном понимании.

Среди особенностей Уложения 1903 г., касающихся имущественных преступлений, обращает на себя внимание введение привилегированного состава воровства: когда «виновный до провозглашения приговора, резолюции или решения о виновности добровольно возвратил похищенное или иным способом удовлетворил потерпевшего» (ст. 581). Придание добровольному возмещению ущерба значения особо смягчающего обстоятельства по делам о хищениях (вплоть до полного освобождения от ответственности) и в действующем российском законодательстве можно было бы использовать для стимулирования виновных к минимизации последствий своего преступления.

Октябрьская революция ознаменовала переход к новому социально-экономическому строю, при котором особое значение придавалось охране и укреплению социалистической собственности. Уже на второй день после переворота Декрет о земле установил: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом».[10] Указание на необходимость борьбы с хищениями государственного имущества мы находим и в других декретах, изданных в 1917 – 1921 гг., т.е. до первой кодификации советского уголовного законодательства. Дела о наиболее опасных имущественных преступлениях обычно изымались из общей подсудности и рассматривались революционными трибуналами и органами ВЧК. Повышенное внимание к охране государственного имущества было обусловлено не только экономическими и идеологическими причинами, но и необходимостью перестройки народного правосознания. В российской народной традиции резко отрицательное отношение к ворам, мошенникам, поджигателям и конокрадам уживалось со взглядом на казенное имущество как на бесхозное, не заслуживающее уважения.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8

Новости

Мои настройки

Наверх