Входящий
в эту дверь тоже как бы оказывается в "Стране звезд". В этом смысле
символика звезд "Черной палаты" совпадает с символикой звезд
"Башни Сююмбеки".
Эти башни и
Булгарские мавзолеи имеют квадратные основания, что тоже символично.
"Квадрат, один из распространенных мифологических символов. Мифопоэтическое
использование квадрата акцентирует его особенности как геометрической фигуры.
Из самого широкого круга мифопоэтических источников-церемониалов гадания при
выборе места в архаических строительных ритуалах (например, у хеттов, индийцев,
римлян), "сонников" и сборников примет (от Древнего Востока и до
Мартына Задеки), пифагорейско-орфических текстов, средневековой
"семантической" геометрии, в которой свойства геометрических фигур
соотносились с "добродетелями", геральдики и этикета и т. п., выявляется
связь квадрата с такими отправляющимися от геометрической специфики квадрата
идеями, как число четыре, абсолютное, равенство, простота, прямота,
единообразие, порядок, правота, истина, справедливость, мудрость, честь, земля.
Квадрат или четырехугольник (в более общем варианте), как и соотносимый с ними
круг, образуют горизонтальную плоскость схемы древа мирового, при этом
особенно выделяются углы и середины сторон, обозначающие четыре или восемь
основных направлений".
Исходя из этого,
мы постигаем еще одну суть "Звездного купола". С одной стороны,
восьмиконечные звезды означают "Страну звезд", с другой —
олицетворяют связь с восемью направлениями (сторонами) мироздания, единство
всего и всякого с космосом. Первые три уровня "Башни Сююмбеки" имеют
четырехугольную форму, остальные четыре — восьмиугольную. Если предположить,
что углы Башни показывают направление (сторону), то углы этажей с четвертого по
седьмой ориентированы на восемь сторон света. Поэтому восьмиконечные звезды,
восьмигранные призмы ярусов с восемью окнами (на пятом и седьмом) — не
случайное явление, а традиционная особенность таких сооружений.
Казанский
зиккурат, возведенный последней татарской царицей, занимает особое положение
среди других однотипных сооружений. Обратимся опять-таки к кажущейся простоте
"квадратной" символики.
"Четырехугольная
(обычно именно квадратная) схема совмещает в себе классификационную систему
двоичных противопоставлений, описывающих мир (верх-низ, правый-левый и т. п.),
или основных элементов мира (ср. четырехчленные системы типа "огонь —
вода — земля — воздух") с образом идеально устойчивой структуры,
статической целостности, интегрирующей в себе основные параметры космоса.
Квадрат
служил моделью многих храмовых сооружений (зиккурат, пирамида, пагода,
церковь, чум и т. п.), которые, в свою очередь, рассматривались как образ мира.
Квадратная структура использовалась для описания не только пространственного
состава вселенной (страны света, направления, центр) и основных временных
координат (четыре части суток, четыре времени года, четыре мировых века,
четыре человеческих возраста), но и целого ряда четырехчленных классификаций в
социальной сфере".
Обратим внимание
на еще одну особенность квадрата-символа. Эта геометрическая фигура может истолковываться
как "граница", "рубеж". Круг и квадрат, как мифологические
знаки, отражают идеи ограниченности внутреннего и внешнего пространства1.
"Звездчатый калфак" "Башни Сююмбеки" обещает
раскрыть еще много неизведанного. Мы ограничимся сказанным. Невольно возникает
вопрос: Если, как утверждается в некоторых источниках, Башня была сооружена
для наблюдения "за передвижениями татар", зачем строителям нужно было
учитывать все перечисленные тонкости религиозно-философско-мифологического
характера?
Нет основания утверждать, что "Башню Сююмбеки" с ее широко
распространенной в мире культово-архитектурной традицией воздвигли
зодчие-чужестранцы. Ведь традиция египетских и шумерских зиккуратов могла
самостоятельно существовать как в Италии, так и в тяготевшей к Багдаду
Булгарии. Чтобы понять это, достаточно вспомнить "Черную палату"
Великих Булгар.
Много
тайн можно обнаружить в "Стране негаснущих звезд". В прошлом эти
тайны для науки были закрыты. Разных слухов, версий, голословных утверждений о
"Башне Сююмбеки" и сегодня много. Люди им верили и верят. То, что
долгое время тайна "звездного калфака" оставалась без внимания
говорит о малоизученности этой проблемы.
Объявление
территории Казанского кремля историко-культурным заповедником, принятие решения
о широком научном исследовании и восстановлении памятников говорит о возросшем
интересе народа к своему культурному наследию, в том числе и к "Башне
Сююмбеки". Это значит, что мы можем ожидать новых открытий, новых находок1.
Археологические
раскопки на территории Казанского кремля в 1997 году увенчались интереснейшими
находками.
На южной стороне
башни, внизу, видны два дверных проема, один из которых когда-то был
замурован. В настоящее время там имеется одна узкая дверь, ведущая по лестницам
вверх, на первый ярус. Напрашивается вопрос: куда вела вторая дверь? корее
всего, вторая дверь служила входом в подземную часть "Башни
Сююмбеки". Спустившись по лестнице вниз, возможно, посетитель открывал
следующую дверь, через которую входил в помещение, где находилась могила (или
саркофаг) Сафа-Гирей хана.
Такое
предназначение этого сооружения, естественно, требовало соблюдения ряда
строительно-технологических и санитарно-гигиенических норм. В первую очередь,
в подземной части сооружения необходимо было содержать соответствующий режим
воздухообмена. Для этого, можем полагать, в стенах башни были устроены
специальные вентиляционные шахты, три окошка которых отчетливо видны в картине
Э. Турнерелли. Возможно, что они были симметрично устроены и на
противоположной стене арки Башни.
Важно и то, что
Э.Турнерелли свои картины рисовал "с натуры" и в 1839 году издал их
в Лондоне. Следовательно, еще в начале XIX века " вторая
дверь" и вентиляционные окошки не были замурованы (рис.2).
Известно, что
"Башня Сююмбеки" была использована и как проездная башня при въезде
в государев (губернаторский) двор.
Рис.2. Арка башни Сююмбеки.
Очень возможно, что основными причинами наклонения "Башни
Сююмбеки" могли быть, во-первых, мощные взрывы крепостных стен в 1552
году, во-вторых, — постоянное проникновение сточных вод в фундамент через эти
двери, которые со временем оказались углубленными в землю в результате накопления
вокруг Башни строительного и другого мусора. К тому же, в свое время рядом с
Башней был устроен "коммунальный колодец" для сточных вод1.
Можно надеяться
на то, что при засыпке помещения подземные каменные стены с двух сторон не
были разобраны. Их легко можно обнаружить во время археологических работ путем
проведения раскопок узкой полосой по центру арочного прохода.
Естественно,
данная гипотеза в деталях, может быть, будет иметь некоторые расхождения с
реальностью, но в целом она основана на проверенных фактах и обещает серьезные
научные открытия. Успешные итоги археологических исследований, подтверждающие
нашу гипотезу, могут поставить точку в затянувшихся дискуссиях о "Башне
Сююмбеки".
"Башня
Сююмбеки" в народной памяти имеет и другое название — "Мечеть
хана" В исторической литературе о происхождении названия достаточно
спорного материала, противоречивых суждений. Не вдаваясь в подробности, можно
кратко резюмировать: одни утверждают, что "Башня Сююмбеки"
построена в период Казанского ханства, другие, без убедительных аргументов,
считают, что она возведена после взятия Казани. При этом остаются не выясненными
даже приблизительные годы ее строительства: указываются 17-18 века. Известно,
что об этой башне и в русских архивах нет никаких строительных и финансовых
документов. Нет и сведений об освящении данного сооружения. Не числится
оно и в списках православных культовых зданий. Наоборот, в описях 17 века эта
Башня отмечается как "азийское" сооружение. Ответственные люди
17-18 веков были хорошо осведомлены о таких исторических памятниках и даже в мыслях
не могли допустить возведения этой Башни после взятия Казани. Несмотря на
неопровержимые аргументы, некоторые авторы продолжают повторять голословные
утверждения.
Необходимо учесть и то, что "Башня Сююмбеки" в 1549-1551
годах была построена ускоренно (ожидался поход Ивана Грозного). Ее непривычное
(с арабским словом) название ("Хан межиде") не успело укрепиться в
народных массах, не заняло должного места в документах. Страшная война 1552
года распорядилась иначе. Оставшиеся в живых и кое-что знающие об этом сооружении
только понаслышке стали называть сооружение "Башней Сююмбеки",
"Мечетью хана" ("Хан мечете").
Последующие
поколения переняли эти названия "башни", не вдаваясь в их смысловое
значение. В такой форме они дошли до нас.
Семиярусная
"Башня Сююмбеки" символизирует и семь небесных сфер, и семь раев.
Седьмой рай — "Дарас-Салям" — самый высший и желанный. Такого вознесения
и признания благородных деяний желают Сафа-Гирею его близкие и подданные.
"Башня
Сююмбеки" построена по таким же зодческим традициям, как "Башня
Бабила" ("Вавилонская башня"), и является
"родственницей" древних египетских пирамид, и таких древнеиндийских
сооружений, как в городище Тити-Кань (в Мексике). "Башня Сююмбеки" —
это памятник тех времен, когда человек жил мечтой через свои богоугодные деяния
вознестись в рай — джаннат.
"Башня
Сююмбеки"— это одновременно и модель мира, и компас, и солнечные часы, и
"Страна звезд", и памятник, призывающий к верности гуманистическим
идеалам, и место обращения к Аллаху, и мавзолей-усыпальница великого
государственного мужа. Именно такие архитектурные памятники являются символами
некоторых городов и государств.
К числу наиболее
древних построек кремля принадлежит здание Благовещенского кафедрального
собора, сооруженное в 1556—_ 1562 годах. Строили собор русские зодчие
Постник Яковлев и Иван Ширяй1.
В первоначальном
виде собор был четырехстолпной крестовокупольной постройкой кубической формы,
увенчанной пятью цилиндрическими барабанами с шлемовидными главами.
Сохранившиеся элементы внешнего декоративного убранства носят ярко выраженный
черты, свойственные псковскому зодчеству своеобразная трактовка апсид (алтарных
выступов), аркатурный поясок, каемчатые кирпичные орнаменты, оставшиеся еще на
средней апсиде и центральном (в настоящее время единственном) купольном
барабане.
В течение веков
собор неоднократно перестраивался, расширялся. От первоначального его вида
сохранилось немногое. В XIX веке на месте бывшего ханского дворца архитектором
К. А. Тоном был построен губернаторский дворец.
Крытой галереей
здание соединено с дворцовой церковью, сооруженной в XVII веке на фундаменте
татарской мечети Нур-Али. Другие здания, расположенные в кремле (бывшие
присутственные места — приземистое длинное, однообразное и монотонное в своей
архитектуре сооружение, бывшее юнкерское училище и т. д.), строились в XIX
веке и большой художественной ценности не представляют.
Архитектура
Казани, крупнейшего российского города, губернского центра, сложилась к
середине XVIII в. на основе двух традиций:
русской и татарской. Насколько тесно переплелись две эти культуры, насколько
высока была степень их слияния, пока еще трудно судить, потому что временной
границей нашего исследования является первая половина XVIII в., в то время как истоки культурных
взаимосвязей среды неволжской и русской культур уходят в домонгольскую эпоху,
активно развиваются в золотоордынское время и в период Казанского ханства1.
K моменту присоединения
Среднего Поволжья к Россия в середине XVI в. здесь уже существовала развитая архитектура,
базировавшаяся на богатых местных традициях, насчитывающих к тому времени
более чем пятисотлетнюю историю. Развиваясь на границах мусульманского
мира, своеобразная булгаро-казанская архитектура представляла собой самую
северную ветвь средневекового восточного зодчества. Традиции татарской
архитектуры воздействовали на сложение своеобразной архитектуры Казани, проявившись
в ряде градостроительных, композиционных и декоративных особенностей ее
русской части. В свою очередь, русское зодчество воздействовало
на архитектуру феодальной верхушки татарского общества, находившейся в
тесной связи с русской администрацией. Середина XVIII в. стала переломным моментом, началом качественно нового
этапа развития татарской архитектуры. Его характерной чертой было вступление
в тесный контакт с русской культурой и, как следствие, активное восприятие
элементов прогрессивной западноевропейской культуры. Решающую роль в
формировании стилевого и образного решения зданий стали играть русские
архитекторы, татарам отводилась роль заказчика, в той или иной мере
диктовавшего свои условия и воздействовавшего на творческий процесс
проектирования.
Архитектурное
окружение, национальная принадлежность заказчика и сама земля, где возникали
эти постройки, способствовали выявлению их своеобразия в контексте культуры,
их породившей.
В
определенной степени воздействовали на сознание зодчих и заказчиков также и
сохранившиеся памятники средневековой архитектуры, почитавшиеся местным
населением как священные1. В то же время экономическая и
политическая зависимость татар от России, их активное участие в экономической
жизни страны с неизбежностью разрушали межнациональные перегородки, способствовали
взаимодействию национальных культур.
Произведением
национальной архитектуры можно считать здание, специально для данного народа
предназначенное. Любое талантливое и оригинальное произведение, воздвигнутое
на той или иной национальной почве и социально для данного народа
предназначенное, со временем непременно станет частью данной национальной
культуры, в каких бы взаимоотношениях с местными традициями оно ни
находилось.
Архитектура
татарских байских домов и мечетей обрела стилевые характеристики барокко и
классицизма, сохранив традиционные особенности планировки. В культовой архитектуре
местные традиции проявились в сохранении традиционного типа мечети и
выражения ее отдельных элементов через формы булгарского зодчества.
В
деталях декора частично применялись мотивы татарского народного
искусства. Таким образом, присущие русской архитектуре этого
периода стилевые особенности были восприняты и своеобразно трансформированы
архитектурой татарской одновременно с русской, ступившей на путь
западноевропейской ориентации. Классицизм был принят татарским
обществом в той его части, которая не противоречила его эстетическим и религиозным
чувствам, и частично отвергнут. Образцовый проект 1829 г. на
татарскую мечеть оказался тупиковым путем развития для монументального
зодчества, не прижились в архитектуре домов портики, колоннады,
изображения людей и животных. Совокупность общих, особенных и единичных
признаков содержания и формы элементов городской застроили казанских татар
второй половины XVIII - первой трети XIX в. можно квалифицировать как совокупность
признаков своеобразной городской архитектуры казанских татар этого периода,
своим внешним обликом и внутренней организацией отражавшей сильное русское
влияние и обладавшей более или менее устойчивыми национальными особенностями в
рамках общероссийских архитектурно-художественных направлений того времени.
Широкой публике
неизвестны ни стилистические особенности городских зданий казанских татар, ни
принципы сочетания национальных традиций с привнесенными элементами
европейской культуры. Неизвестны, следовательно, и критерии оценки сохранившихся
архитектурных памятников в условиях современного города, необходимые при
решении, проблем сохранения характерных участков застройки и отдельных
уникальных сооружений.
В прямой
зависимости от правильного решения вопроса о степени национального своеобразия
памятников архитектуры казанских татар находится судьба многих памятников старины.
Решения его ждут архитекторы и художники, от работы которых зависит облик современной
архитектуры Татарстана.
Новые явления,
привнесенные извне, со временем непременно становятся частью данной
национальной культуры. История зодчества есть также история взаимоотношений
людей — архитекторов, заказчиков, строителей с обществом. Эти взаимоотношения
определяли условия работы зодчего в прошлом. Социальные требования татарского
заказчика с неизбежностью диктовали архитектурно-планировочные, образные и
декоративные решения иные, чем в русской архитектуре, что было обусловлено
своеобразием его мировоззрения, в том числе и религиозного.
Историческая
обстановка, когда в Среднем Поволжье в XV—XVVI вв. происходили бурные
исторические катаклизмы и активные военные действия, была крайне
неблагоприятной для памятников архитектуры. Период расцвета средневекового
булгаро-татарского зодчества после разгрома Казанского ханства
сменился временным упадком традиций монументального зодчества.
Новая татарская архитектура формировалась на корнях местных традиций,
вбирая в себя черты культур многих народов Поволжья.
1.
Бобченко
Т., Гарзавина А., Синицына К. Казань: Тат. Кн. Изд-во, 1970. – 207с.
2.
Гафаров
И. А. Перелистывая страницы истории. – Казань: Каз. пед. ун-т, 1996. – 77с.
3.
Казань.
Времен связующая нить / Л. И. Девятых и др. – Казань: Титул, 2000. – 279с.
4.
Памятники
древней истории Волго-Камья. – Казань: АН Татарстана, 1994. – 137с.
5.
Халитов
Н. Х. Памятники архитектуры Казани XVIII-начала XIX в. – М.: Стройиздат, 1991. –
191с.
6.
Ханзафаров
Н. Г. Символы Татарстана (мифы и реальность). – Казань: ФИКЕР, 2001. – 133с.
7.
Ханзафаров
Н. Г. Башня Сююмбеки в свете истории и мифологии // Идель. – 1990. - №9. – с.
12-16.
1 Бобченко Т.,
Гарзавина А., Синицына К. Казань. - Казань: Тат. Кн. Изд-во, 1970. – с.124.
1 Бобченко Т.,
Гарзавина А., Синицына К. Казань. - Казань: Тат. Кн. Изд-во, 1970. – с.124.
1 Бобченко Т.,
Гарзавина А., Синицына К. Казань. - Казань: Тат. Кн. Изд-во, 1970. – с.126.
1 Бобченко Т.,
Гарзавина А., Синицына К. Казань. - Казань: Тат. Кн. Изд-во, 1970. – с.128.
1 Халитов Н. Х.
Памятники архитектуры Казани XVIII-начала
XIX в. – М.: Стройиздат, 1991. – с.82.
1 Ханзафаров Н. Г. Символы
Татарстана (мифы и реальность). – Казань: ФИКЕР, 2001. – с.32.
1 Ханзафаров Н. Г.
Символы Татарстана (мифы и реальность). – Казань: ФИКЕР, 2001. – с.39.
1 Ханзафаров Н. Г.
Башня Сююмбеки в свете истории и мифологии // Идель. – 1990. - №9. – с. 13
1 Ханзафаров Н. Г.
Символы Татарстана (мифы и реальность). – Казань: ФИКЕР, 2001. – с.39.
1 Ханзафаров Н. Г.
Башня Сююмбеки в свете истории и мифологии // Идель. – 1990. - №9. – с. 12.
1 Гафаров И. А.
Перелистывая страницы истории. – Казань: Каз. пед. ун-т, 1996. – с.41.
1 Казань. Времен
связующая нить / Л. И. Девятых и др. – Казань: Титул, 2000. – с.119.
1 Памятники древней
истории Волго-Камья. – Казань: АН Татарстана, 1994. – с.55.
Страницы: 1, 2
|