Мюнхен и Штутгарт в Париж. В дороге в Штутгарте, Шопена настигло известие,

еще более потрясшее его: восстание жестоко подавлено, его руководители

брошены в тюрьмы, сосланы в Сибирь, что вызвало у композитора, многие

друзья которого участвовали в этом восстании, тяжелый душевный кризис..

Шопен в отчаянии. Свое горе, гнев, возмущение он излил в музыке в созданных

вскоре этюдах. Трем этюдам было дано название "Революционный" в силу

исключительно драматического характера. Так родилось одно из величайших его

творений -этюд до минор. Размышления о судьбах Польши и патриотический дух

прозвучали позднее в героических полонезах Шопена, а отголоски тоски по

Польше звучат в некоторых мазурках, написанных на Мальорке и в Ноане.

Период творческой зрелости

В период между двумя революциями 1830 и 1848 годов Париж живет в

особом лихорадочном напряжении. Июльская монархия, установившая господство

крупной буржуазии, празднует свою победу, о непрочности которой то и дело

напоминают грозные выступления пролетариата, брожение в массах мелкой

буржуазии, оппозиция со стороны демократической интеллигенции.

Власть банкиров принесла бешеную погоню за наживой, разложение

общественной морали и нравов, придавала специфический характер всему строю

общественной жизни. В наступившем царстве лавочников все служило предметом

торговли: честь и талант, красота и невинность. Удачная биржевая сделка или

торговая спекуляция могли превратить темного дельца и авантюриста в

“уважаемого” финансиста, а продажная пресса - сделать модным и,

следовательно, богатым ловкого виртуоза.

Но одновременно Париж - крупнейший центр западноевропейской

цивилизации и культуры. В этом “городе революции” с его возбужденным

пульсом и кипением политических страстей, с относительной, в сравнении с

большинством государств Европы, свободой создавалось искусство большой силы

и значения. Мир литературы был представлен именами выдающихся писателей:

Бальзака, Стендаля, Гюго, Мериме, Жорж Санд, Мюссе и многих других. В

живописи выдвинулся ряд талантливых художников. Крупнейший из них - Эжен

Делакруа - сделался другом Шопена.

Париж становится местом паломничества свободомыслящей интеллигенции

всех стран. Туда устремляются артисты и писатели, художники и музыканты.

Многие оседают надолго, некоторые обретают в Париже вторую родину и

содействуют блеску парижской культуры. Не в меньшей мере, чем

отечественным, Париж обязан своей славой иноземным художникам - Гейне и

Мицкевичу, Листу и Шопену.

Большого размаха достигает музыкальное искусство Парижа в 30 - 40-х

годах. Наряду с французскими светилами оперно-театрального искусства -

Обером, Галеви, симфонистом-новатором Берлиозом блистают Россини, Мейербер,

Беллини, Доницетти. Бесконечна вереница прославленных оперных певцов,

приезжающих на гастроли и ангажированных постоянно: Паста и Рубини,

Малибран, Нурри, Виардо, Лаблаш и другие. Плеяду выдающихся виртуозов-

пианистов возглавляют Калькбреннер, Герц, Тальберг, Лист; ореол сенсации

окружает концерты Паганини.

Но было и нечто снижавшее художественно-эстетическую ценность

музыкального искусства, расцветшего в эту пору на парижской почве.

Ошеломляющие эффекты и великолепие оперных постановок подчас лишь

прикрывали пустоту самой музыки; коммерческие интересы создавали нездоровую

шумиху вокруг эстрады, часто превращая ее в место состязаний виртуозов всех

мастей и рангов.

Осенью 1831 года Шопен прибыл в Париж. Здесь он прожил до конца своей

жизни. Но Франция не стала второй родиной композитора. И в своих

привязанностях, и в своем творчестве Шопен оставался поляком. И даже свое

сердце после смерти он завещал отвезти на родину.

Шопен “завоевал” Париж сначала как пианист. Первый парижский концерт

26 февраля 1832 года сразу же принес ему огромную популярность. Он сразу же

поразил слушателей своеобразным и непривычным исполнением и покорил

парижские салоны своим блистательным юмором и гением импровизации, быстро

вошел в избранный круг людей искусства. В то время Париж был наводнен

музыкантами из самых различных стран. Наибольшей популярностью пользовались

пианисты виртуозы: Калькбреннер, Герц, Гиллер. Игра их отличалась

техническим совершенством, блеском, ошеломлявшим публику. Вот почему первое

же концертное выступление Шопена прозвучало таким резким контрастом. По

воспоминаниям современников, исполнение его было удивительно

одухотворенным, поэтичным и изящным. О первом концерте Шопена сохранилось

воспоминание прославленного венгерского музыканта Ференца Листа, также

начавшего в то время свой блестящий путь пианиста и композитора: “Нам

вспоминается его первое выступление в зале Плейеля, когда аплодисменты,

возраставшие с удвоенной силой, казалось, никак не могли достаточно

выразить наш энтузиазм перед лицом таланта, который, наряду со счастливыми

новшествами в области своего искусства, открыл собою новую фазу в развитии

поэтического чувства”. Шопен покорил Париж, как когда-то покорили Вену

Моцарт, Бетховен. Подобно Листу, он был признан лучшим пианистом мира.

Выступая в концертах, Шопен большей частью исполнял свои собственные

сочинения: концерты для фортепиано с оркестром, концертные рондо, мазурки,

этюды, ноктюрны, вариации на тему из оперы Моцарта “Дон-Жуан”. Именно об

этих вариациях писал выдающийся немецкий композитор и критик Роберт Шуман:

“Шапки долой, господа, перед вами гений”.

Музыка Шопена, как и его концертные выступления, вызывала всеобщее

восхищение. Выжидали только музыкальные издатели. Они не отказывались

издавать произведения Шопена, но, как и в Вене, бесплатно. Поэтому первые

издания не принесли Шопену дохода. Он вынужден был давать уроки музыки по

пять-семь часов ежедневно. Эта работа обеспечивала его, но отнимала слишком

много времени и сил. И даже впоследствии, будучи композитором, с мировым

именем, Шопен не мог позволить себе прекратить эти так сильно изнурявшие

его занятия с учениками.

Вместе с ростом известности Шопена как пианиста и композитора

расширяется круг его знакомых. В числе его друзей - Лист, выдающийся

французский композитор Берлиоз, французский художник Делакруа, немецкий

поэт Гейне. Но как бы интересны ни были новые друзья, предпочтение он

отдавал всегда своим соотечественникам. Ради гостя из Польши он изменял

строгий порядок своего рабочего дня, показывая ему достопримечательности

Парижа. Часами мог он слушать рассказы о родине, о жизни родных и друзей. С

юношеской ненасытностью наслаждался народными польскими песнями, а к

понравившимся стихам нередко писал музыку. Очень часто эти стихотворения,

превращенные в песни, попадали обратно в Польшу, становились достоянием

народа. Если же пpиxoдил близкий друг, польский поэт Адам Мицкевич, Шопен

сразу садился за фортепиано и играл для него часами. Вынужденный, как и

Шопен, жить вдали от родины, Мицкевич тоже тосковал по ней. И только музыка

Шопена немного ослабляла боль этой разлуки, переносила его туда, далеко, в

родную Польшу.

Встречи с польскими друзьями были особенно дороги композитору и

потому, что своей семьи у Шопена не было. С семьей графов Водзиньских

Шопена связывали еще варшавские годы. Летом 1835 года, в Дрездене, куда

Шопен попал, возвращаясь в Париж, он встретил графиню Водзиньскую и ее дочь

Марию. Со времен варшавского знакомства Мария Водзиньская превратилась в

привлекательную кокетливую девушку, кружившую головы своим поклонникам. Она

не была лишена ума и способностей и в рамках светского любительства

занималась живописью, пела и играла на рояле, сочиняла небольшие

фортепианные пьески.

Вспыхнувшее чувство к Марии глубоко захватило Шопена. По-видимому, его

любовь не оставалась безответной, и их увлеченность вскоре перестала быть

тайной для родных и окружающих. Летом 1836 года Шопен специально приехал в

Дрезден, чтобы свидеться с Марией и сделать ей предложение. Но, когда Шопен

вернулся в Париж, тон писем от Водзиньских заметно изменился. Затем письма

стали приходить все реже и реже, а к концу 1837 года Шопен сам прекратил

эту переписку.

Среди причин, расстроивших желанный Шопену брак, наиболее вероятной

исследователи считают сословные предрассудки польской знати. В эпистолярном

наследии Шопена нет данных, по которым можно было судить о его отношении к

этому событию. Лишь найденный после смерти композитора сверток с письмами

Водзиньских и сделанная на нем рукой Шопена надпись “мое горе” говорит о

глубине переживаний

Перенесенный удар, по-видимому, заставил Шопена о многом задуматься,

многое пересмотреть и заново переоценить. Происходящий внутренний кризис

или перелом внешне почти никак не обнаруживался, но, несомненно, отказ от

некоторых иллюзий молодости, отречение от представлений, внушенных

патриархальной средой и воспитанием, создали почву, на которой мог

возникнуть свободный союз Шопена с Жорж Санд.

Крупная французская писательница Жорж Санд (1804 - 1876) была одной из

передовых женщин своего времени. Она носила мужские костюмы, курила трубку,

была похожа по характеру и складу ума на мужчину. Демократически и

радикально настроенная, она смело подняла борьбу за право женщин на

равенство, на свободу чувства. Не только ее сочинения, но и образ жизни,

поведение, манеры были сознательно и демонстративно брошенным вызовом

буржуазно-аристократическому обществу. На первых порах большая любовь

Шопена к Жорж Санд вызывала в нем радостное воодушевление, создавала яркие

творческие импульсы, но с годами превратилась в источник глубоких душевных

страданий, ускоривших смерть композитора.

Их знакомство, состоявшееся в 1836 году, и первое впечатление,

произведенное Жорж Санд на Шопена, ничем не предвещало будущей любви. “Я

познакомился с большой знаменитостью, - пишет Шопен в Варшаву родным, -

госпожой Дюдеван, известной под именем Жорж Санд; на ее лицо несимпатично и

она мне совсем не понравилась. В ней есть даже что-то отталкивающее”.

В литературных и светских салонах, собиравших цвет интеллектуально-

артистического мира, Шопен и Жорж Санд неоднократно встречались. Большой

талант и ум, оригинальность всего облика известной писательницы в процессе

более длительного узнавания покорили Шопена.

Осенью 1838 года Шопен и Жорж Санд с ее двумя детьми (не от Шопена),

предприняли большое путешествие на остров Майорку и поселились в главном

его городе Пальме. “Я в Пальме, - пишет Шопен, - среди пальм, кедров,

кактусов, олив, померанцев, лимонов, алоэ, фиговых деревьев, гранатов, и т.

п. ... Небо, как бирюза, море, как лазурь, горы, как изумруд, воздух, как

на небесах. Днем солнце, все ходит по-летнему, и жарко; ночью - гитары и

пение по целым часам”. Шопен упоен любовью, жизнью, природой. Но это

продолжалось недолго. Его хрупкий организм, ослабленный непрестанным

творческим горением, с трудом мог переносить неустройство, отсутствие

необходимых условий. Именно с такими обстоятельствами пришлось столкнуться

на Майорке. К этому прибавилась сильная простуда, которая осложнилась

кровохарканьем. Вынужденные покинуть Пальму, Шопен и Жорж Санд с детьми

переселились в старый и заброшенный картезианский монастырь. Его мрачно-

таинственная красота болезненно будоражила воображение. В описании,

сделанном самим композитором, почти зримо можно представить себе вид

монастыря и обстановку тамошней жизни. “...Можешь ли Ты представить меня

между скалами и морем, в огромном заброшенном монастыре картезианцев, в

келье, двери которой больше любых ворот в Париже... Келья имеет форму

высокого гроба, высокие своды запылены, - маленькое окно, под окном

померанцы, пальмы, кипарисы; против окна под филигранной мавританской

розеткой на лямках моя кровать. Возле кровати старый, квадратный,

разваливающийся intouchable [шаткий стол], за которым я еле могу писать, на

нем оловянный подсвечник (здесь это большая luxe [роскошь]) со свечкой...

тишина... можно кричать... и все равно тихо. Словом, пишу Тебе из странного

места”.

С переселением в удаленный от города монастырь возникло много новых

трудностей, усугубляющих тяжелое душевное и физическое самочувствие Шопена.

Ранней весной пришлось спешно покинуть Майорку и направиться в обратный

путь, во Францию.

На некоторое время Шопен и Жорж Санд остановились в Марселе, а лето

провели в имении писательницы Ноане. Здесь здоровье Шопена восстановилось,

и осенью 1839 года они вернулись в Париж.

Дом на улице Пигаль, где поселился Шопен и Жорж Санд, притягивал к

себе людей, живущих интересами искусства, литературы. Среди многочисленных

посетителей этого блестящего салона - Гейне, Мицкевич, Делакруа, Бальзак,

Лист, Берлиоз, Мейербер, представители польской аристократии Чарторыские,

Сапега, Дельфина Потоцкая. Но самых преданных и интимных друзей Шопен

находил среди своих соотечественников -польских интеллигентов. Таков был Ян

Матушиньский, связанный со времен лицея узами дружбы с Шопеном. Композитор

и пианист Юльян Фонтана, также эмигрировавший из Польши в 1832 году,

пользовался особым доверием и любовью Шопена. Общим другом Шопена и Жорж

Санд был Войцех Гжимала.

Этот недолгий период в жизни Шопена приносит радость семейной жизни.

Отношения с Жорж Санд кажутся долговечными, любовь и дружба - крепкими и

надежными. Время проходит в непрестанном труде, размеренно, упорядоченно.

Зимой в Париже Шопен дает многочисленные уроки, часы досуга и отдыха

посвящает встречам с друзьями, светским визитам, театру, концертам. Летом

всем семейством переезжают в Ноан, и там Шопен безраздельно отдается

творчеству.

С годами Шопен давал концерты все реже, ограничиваясь исполнением в

узком кругу друзей. Все свое внимание он направил на творчество. Появляются

его сонаты, скерцо, баллады, экспромты, новая серия этюдов, поэтичнейшие

ноктюрны, прелюдии и по прежнему любимые мазурки и полонезы. Наряду со

светлыми лирическими пьесами все чаще из-под его пера выходят произведения,

полные драматической глубины, а нередко и трагизма. Композитор открывает

все новые и новые выразительные возможности фортепиано.

Такова Вторая соната (с похоронным маршем), принадлежащая к числу

высших достижений композитора, всей польской музыки и романтического

искусства в целом. Юзеф Хоминьский, характеризуя первые две части сонаты,

говорил: "После героической борьбы похоронный марш является уже, очевидно,

последним актом драмы". Шопен рассматривал похоронный марш как

эмоциональный итог, драматически завершающий развитие образов. Мы вправе

назвать эту драму, образы которой развертываются в сонате Шопена,

национальной трагедией.

Страницы: 1, 2, 3