возможно, к общим законам природы, устанавливая эти законы посредством

наблюдений и экспериментов и, таким образом, делая выводы о причинах и

действиях”.

3

Что касается религиозных взглядов и высказываний Ньютона, он должен был

быть предельно осторожен. Его предупреждал об этом сам архиепископ

Кентерберийский, глава английской церкви. Ему не следовало забывать о

“Акте” 1698 года, призванном подавить богохульство и профанацию и которым

автоматически изгоняли с государственного поста и лишали публичной

должности всякого, кто отрицал божественность троицы: а ведь Ньютон был

как раз одним из этих еретиков.

Ньютон продолжал работать и в других направлениях, написал немало страниц,

доказывая преимущество юлианского календаря перед григорианским, причем

придумывал свой, “симметричный” вариант календаря, разделив год на шесть

зимних месяцев по тридцать дней, пять летних месяцев по тридцати одному дню

и один летний месяц в тридцать дней, который в високосный год мог иметь и

тридцать один день. При этом ощущение реальности ему не изменяло: он писал,

что вряд ли можно будет изменить число дней в месяцах без согласия доброй

части Европы, и поэтому реальный выбор, видимо, будет иметь место между

двумя этими календарями, которые находятся в употреблении. Несмотря на то,

что собственный календарь казался ему самым совершенным, для Англии, по его

мнению, лучше всего было бы принять континентальный календарь. Так, в конце

концов, и поступили.

Подводя итоги научной работы Ньютона в последние годы, нужно признать, что

хотя она и не была чрезмерно активной, но охватывала новые области физики,

еще не освоенные им ранее. Теперь, к концу жизни, он объял всю физику,

механику, теплоту, учение о свете, звуке, молекулярную физику,

электрические и магнитные явления. Он почувствовал, что уже не может с

прежней страстью заниматься наукой.

Ньютон часто говорил, что, отдыхая от занятий физикой и математикой, он

занимался теологией и историей. Этого не скажешь, глядя на каталог

ньютоновской библиотеки, где издания по теологии и истории занимают

поистине львиную часть. А Ньютон был не из тех, кто покупает книги, чтобы

выставлять их напоказ: он с ними работал. И значение, которое Ньютон

придавал своим трудам по теологии и истории, совершенно не соответствует их

современной ценности. Даже современные теологи утверждают, что чтение этих

работ Ньютона можно было практиковать в качестве изощренного наказания.

То, что Ньютон вообще занимался этими вопросами, вовсе не удивительно –

воспитывался он в затхлой кембриджской атмосфере, где именно такие труды

служили доказательством истинной учености. И он увлеченно работал над

подобными проблемами всю жизнь, лишь иногда полностью от них отключаясь,

чтобы написать статьи о свете, или “Квадратуры”, “Анализ”, наконец –

“Начала”, “Оптику”. Во всяком случае, Ньютон ценил свои теологические и

исторические труды никак не меньше, чем “Начала” и “Оптику”.

Ньютон был правомерным протестантом, представляющим его крайнее крыло;

отказываясь от церкви римской, как и все протестанты, он шел еще дальше и

призывал вернуться к доисторическому, примитивному, “истинному

христианству”. Основные принципы этой первичной и когда-то единой для всех

народов религии просты: “вера в то, что мир создан верховным богом и им же

управляется; любовь к нему и почитание его; почет, воздаваемый родителям;

завет любить ближнего своего как самого себя, сострадание даже к диким

зверям – вот древнейшая из всех религий”.

Когда произошло расселение народов, истинная религия была, по мнению

Ньютона, искажена; многие народы стали отождествлять с богами своих царей и

героев. Протестантизм упразднял посредничество между богом и человеком.

Некоторые сектанты, доводя процесс до логического конца, устраняли все, что

было между богом и человеком, включая и троицу – унитарии, арианцы,

социнианцы видели в ней рецидив языческого многобожия.

Уже давно, с Кембриджа, вокруг Ньютона стал складываться кружок его

религиозных единомышленников. Однако Ньютон боялся, что слухи о безбожии

могут сильно ему навредить, и поэтому стремился держаться подальше так же

от своего бывшего друга Фацио Дюийе.

Множество сект протестантизма – тринитарианцы, социнианцы, арианцы,

гуманитарианцы, антитринитарианцы – опирались впоследствии на имя Ньютона.

Он все-таки стал знаменем новой Реформации, хотя и не широкой.

Ньютон, тем не менее, был злейшим врагом папства, католицизма, римской

церкви. Это особенно заметно в его работе “Толкование к Пророчествам

Даниила и Апокалипсису”. Говоря об этом сочинении, Вольтер заметил, что

Ньютон “хотел им утешить род человеческий в том превосходстве, что это

превосходство было не так уж велико”. В то же время нельзя отрицать, что

это сочинение обнаруживает громадную эрудицию Ньютона и подтверждает его

исключительное остроумие, приложенное, правда, к неблагодарному предмету.

Для Ньютона характерна вера в изначальный ясный смысл Библии, но не в ее

текст, искаженный переводчиками. В первичном же тексте, особенно в

пророчествах, Ньютону слышится метафорическая речь самого бога. Образный

язык пророчества он переводит на язык географии и истории.

Основной идеей библейского труда Ньютона было устранение расхождений между

хронологией светской и хронологией Ветхого Завета. Причем за жесткую основу

сопоставления бралась именно Библия. Таким образом, Ньютону нужно было

привести в полное соответствие библейскую историю, насчитывающую до Христа

четыре тысячи лет и светскую историю, насчитывающую, например, для Египта

почти пятнадцать тысяч лет. И Ньютон начинает безжалостно скашивать года

Египту и другим странам. Его основной тезис – все народы сильно

преувеличивают свою древность, стараясь выделиться друг перед другом. “Все

нации, прежде чем они начали вести точный учет времени, были склонны

возвеличить свою древность. Эта склонность увеличилась еще больше в

результате состязания между нациями”.

Чтобы подтвердить свою несуществующую древность, считает Ньютон, египетские

жрецы пошли даже на то, чтобы пустить в ход миф об Атлантиде, смутив им

Платона. Ньютон отказывался верить в то, что во времена египетского

Древнего царства в нем правило чуть ли не триста царей со средней

продолжительностью каждого царства 33года; Ньютон поступает с царями просто

– находит в этом длинном списке похожие имена и сходные жизнеописания,

считает обоих царей за одного и вычеркивает всех промежуточных. Так Ньютон

сократил сразу чуть не сотню царей и убавил Египту древности на несколько

тысячелетий. Он пошел и дальше, приняв за среднюю продолжительность

царствования не 33 года, а 18-20 лет. Это сократило историю еще почти

вдвое. Для того чтобы египетская история стала еще короче, он делает смелый

шаг, отождествляя египетского царя Сесостриса с Осирисом-Вакхом. Тогда

Египетское государство начинается с XI века до нашей эры.

Такими приемами ему удалось жестко совместить библейскую и светскую

историю, найти связующие их имена и исторические события. Здесь со стороны

Ньютона – масса произвола, неточностей и натяжек; но в то время, когда не

знали ценности археологических раскопок, не расшифровали клинописных

табличек, его работа выдавалась среди других благодаря его остроумию, а

также владению им астрономическими, математическими и филологическими

методами и, наконец, в силу страсти, которую он вложил в эти изыскания.

И, тем не менее, методические достижения Ньютона в установлении хронологии

весьма существенны: он использовал астрономические данные, сократил

действительно раздутые царствования, сблизил сходные мифы, использовал

сходство культов и культур и т.п. Он смог снять урожай и с этого

бесплодного поля.

V

Теперь, когда основные враги умерли, важные дела сделаны, болезни еще не

мучили, а слава – тепло грела, Ньютон стал гораздо менее раздражительным и

угрюмым; напротив, он стал приветливым, словоохотливым, с ним стало приятно

беседовать. Исчезла диковатость и постоянная озабоченность юности, колючее

самолюбие зрелого возраста. К нему стекались ученики и посетители,

встречавшие самый радушный прием.

1

В последние годы жизни за Ньютоном стала замечаться склонность к некоторой

сентиментальности. Кондуитт вспоминал: “Печальные истории часто вызывали у

него слезы; его крайне шокировали всяческие акты жестокости к людям или

животным. Сострадание к ним было одной из любимых тем его разговоров, так

же как проблемы доброты и человечности. Свои нередкие слезы он оправдывал

просто: “Господь не зря снабдил человека слезными железами”.

В свои последние годы он много времени проводил с Китти, своей внучатой

племянницей, играл с ней в своем кабинете. Китти через полвека вспоминала о

Ньютоне как о приветливом старичке, читавшем без очков маленькими буковками

и любившем детскую компанию.

В поисках родного тепла он вновь и вновь возвращался в Грэнтэм, к местам

своего рождения и детства. Говорят, попадая на деревенские пиры, он

незаметно садился сбоку и сидел в одиночестве до тех пор, пока его не

узнавали. Он не упускал случая посетить свадьбу любого, даже самого

дальнего своего родственника. Там он освобождался от дум, был свободен,

приятен, ничем не скован.

Теперь Ньютон мог свободно сосредоточиться на Библии. В конце жизни он

решил, наконец, поведать миру о главном откровении господнем, сошедшем на

него, - о своих доселе тайных представлениях о религии и Христе, о

невозможности троицы. Теперь он редко расставался с Библией. Большинство

посещавших его отмечали, что он постоянно заглядывает в нее, читает и

отчеркивает написанное желтым своим старческим ногтем. Обожатель и

родственник Джон Кондуитт так описывает Ньютона в последние его годы:

“В его действиях и внешних выражениях проявляли себя врожденная скромность

и простота. Вся его жизнь была неразрывной цепью труда, терпения,

добродеяния, щедрость, умеренности, набожности, благочестия, великодушия и

других достоинств, без наличия чего-нибудь противоположного. Он был

награжден от рождения очень здоровой и сильной конституцией, был среднего

роста и полноват в его последние годы. У него был очень живой

проницательный взгляд, любезное выражение лица, прекрасные волосы, белые,

как серебро, голова без признаков лысины; когда он снимал парик, он

приобретал необычайно почтенный вид. До последней болезни у него был

здоровый румянец, хороший цвет лица. Он никогда не пользовался очками и ко

дню своей смерти потерял всего один зуб”.

2

Попытка выявить связи юношеских увлечений Ньютона с его научными

достижениями предполагает, что ранее мастерское владение Ньютоном

механическими приспособлениями и его мастерство в рисовании и

проектировании сослужили ему хорошую службу в его экспериментальном пути в

философии и подготовили прочный фундамент для развития его пытливого ума –

его интерес к причинам и следствиям, его проникновенные исследования

метода, который мог бы привести к желаемой цели, его глубокие суждения,

настойчивость в нахождении решений и доказательств и в его экспериментах,

громадная сила ума в построении размышлений, дедуктивные цепи, неустанная

привязанность к вычислениям, неповторимый талант в алгебраических и других

подобных методов анализа. И все это объединилось в одном человеке и было у

него в такой необычной степени, что стало архитектором, воздвигнувшим

здание на фундаменте опыта, и оно будет стоять столь же вечно, сколь и

материальные создания. Механические игрушки, искусство рисования сильно

помогают в проведении экспериментов. Те, кто обладает этим талантом,

понимают идею вещей несравненно более сильно и более точно, чем другие. Это

искусство расширяет их кругозор, они видят глубже и дальше. Этот талант

помогает выпестовать и ускорить их изобретения. Многие философы, тихо сидя

в своих студиях и изобретая гипотезы, мечтали о талантах. Но путь сэра

Исаака – это путь использования экспериментов.

Важно еще одно. Ньютон с детства твердо осознал, что знание – реальная и

необоримая сила, понял, что именно знание дает власть над вещами и даже над

людьми. С другой стороны, Ньютон считал, видимо, что знание – ценность и

капитал. Часто он рассматривал его как божественное откровение, даваемое

лишь ему одному – избраннику Божию. Отсюда его ревнивое отношение к знанию,

его бесконечные секреты, шифрованные языки, скрытность. Он хотел бы

обладать знанием в одиночку, но ему в целях самоутверждения приходилось

время от времени демонстрировать мощь этого знания и тем самым раскрывать

его для других.

За открытием Ньютона стояли не только его талант и одержимость. За ним

стояли практические потребности техники, торговли и мореплавания, механика

Галилея и Декарта, астрономия Коперника и Кеплера, математическое

свободомыслие Кавальери и его последователей. Сделать свое открытие Ньютон

смог, лишь повернувшись спиной к прошлому и находя подтверждение новым

методам не в строгих доказательствах, а в обилии полученных им и

подтверждающих этот метод результатов.

Телескоп, конструкция которого была скрыта Ньютоном под шифровальной

анаграммой, вызвал громадный интерес и в свое время в одно мгновение вознес

Ньютона в число известных и почитаемых людей. Его кандидатуру тут же

выдвинули в Королевское общество. И дело заключалось не только и, может

быть, даже не столько в самом Ньютоне, сколько совсем в ином: Англия в те

времена стремилась демонстрировать всему миру свое величие, в том числе и

научное.

3

Биографы Ньютона до сих пор и, скорее всего, уже никогда не придут к

однозначному выводу о том, что же послужило мотивами творчества великого

ученого.

Можно бесконечно долго спорить и гадать, но настоящие причины, побудившие

Ньютона, как истинного гения, отдать целиком и полностью свою жизнь науке,

так и останутся великой тайной, точно так же, как много лет назад во время

страшной бури никто не знал причин, по которым молодой Исаак выбежал на

улицу. А ведь тогда он совершил свой первый научный эксперимент! Никто

сейчас с уверенностью не скажет, почему молодой Ньютон оставил свою первую

и единственную любовь и тем самым, отказавшись от безоблачного счастья,

избрал тернистый и далеко не светлый путь – поиск научной истины,

оказавшимся, правда, для него самым большим счастьем!

Некоторые исследователи склонны видеть в числе одних из многих причин

творческой личности Ньютона глубокое одиночество, сопровождающее его всю

жизнь. Действительно, именно оторванность от людей, стала следствием его

изначальной обделенности и несправедливости судьбы – отсюда и глубокая

меланхоличность, злоба и недоверие к людям, стремление доказать свое

превосходство. Конечно в ранней юности, такое поведение было неосознанным и

только впоследствии вылилось в решительный отказ от “человеческого

счастья”.

Однако считать одиночество решающим фактором нельзя, что же было еще –

сказать, увы, сложно. Вполне возможно, что даже сам Ньютон до конца не мог

объяснить свой образ жизни. Многое из того, что он сделал совершенно не

имеет мотивов – он делал это только потому, что не мог этого не делать,

ощущая чуть ли не физиологическую потребность, заложенную в него природой.

Ненасытная страсть к науке и новым знаниям подгоняла Ньютона вперед,

остановиться он просто не мог ибо это для него означало смерть. Для его

неутомимого существа вечное движение было пожалуй самым главным, даже выбор

своей будущей судьбы имел меньшее значение и в некотором отношении даже

случаен. Не даром Ньютон в сердцах однажды воскликнул “Лучше бы я стал

поэтом!”

Ньютон был одним из тех немногих людей, кто раз и навсегда разграничил

понятия личного счастья и цели в жизни. Последнее для него значило служить

высшему разуму, идее фундаментальной науки и в какой то степени обществу,

забывая таким образом о себе.

4

О Ньютоне у физиков существует твердое и единодушное мнение: он дошел до

пределов познания природы в такой степени, в какой только мог дойти человек

его времени. И в этом ключ к трагедии последних лет жизни.

Он, который всю жизнь боролся с беспочвенным фантазированием

натурфилософов, он, высмеивавший утверждения без доказательств, верящий

только опыту и математике, вдруг говорит о силе, которая невидимо управляет

движением небесных тел без посредника и которую он не в состоянии назвать

конкретно! Он ввел в науку теорию, которая приписывает природе новое

необъяснимое, загадочное свойство. К чему свелась борьба с

натурфилософами, которые в бессилии вынуждены были ограничиваться

констатацией того, что материи свойственны магнетизм, теплота, подвижность,

и не могли пойти дальше? Свелась к тому, что он, Ньютон, приписал ей,

материи, еще одно, не менее, если не более загадочное свойство притягивать

другую материю на расстоянии! Это было почти возвращение во мрак

невежества....в область чудесного...

Ньютон, как и Декарт, вводит бога в науку, в физическую теорию. В последние

годы жизни Ньютон писал сочинения о пророке Данииле и толковал Апокалипсис.

Он, раньше решительно возражавший против дальнодействия, теперь приписывает

его богу: «...бог пребывает всюду, также и в вещах». «Это он является

посредником между телами, он соединяет воедино составляющие мир тела...»

Человек, который на многие века утвердил в физике царство точного

эксперимента и бескомпромиссность формул, конец жизни отдал самой

голословной, самой ненаучной науке – теологии.

Так угас великий разум...

Литература:

Владимир Карцев “Ньютон”, Москва «Молодая гвардия», 1987, серия

«Жизнь замечательных людей».

Ирина Радунская “Предчувствия и свершения”,

Москва «Детская литература», 1985.

3) Реферат “Творчество и эвристика”, Student BBS (2:5020/240), 1994

Страницы: 1, 2, 3, 4