университета на молодого Ньютона.

4.1

Трудно представить себе двух более различных по научному стилю

исследователей, чем Ньютон и Гук. Романтически настроенному, легкому на

открытия и изменение направления мысли Гуку противостоял несколько

медлительный, но пронзительно-зоркий и основательный Ньютон.

Будущему неизбежному конфликту Ньютона и Гука способствовало и их различное

положение: изолированно живущий в научной пустыне Кембриджа, ничем, кроме

науки, не озабоченный Ньютон, имеющий возможность погрузиться в самые

глубокие слои научного исследования, способный сосредоточиться на любом

факте и явлении, покуда они не становились для него кристально ясны, пока

он не мог объяснить их с помощью выдвигаемых им основных гипотез, пока он

не мог подтвердить свои прогнозы с помощью специально поставленных

экспериментов. Все, что он делал, он делал основательно, точно, раз и

навсегда.

В написанном Гуком продолжении “Новой Атлантиды” Бэкона есть строки о его

научном идеале. Он хотел бы сделать как можно больше новых научных открытий

с целью их немедленного практического применения. У Ньютона же практические

применения открытий всегда были укутаны легкой дымкой перспективы. Даже

занятия Гука принципом тяготения имели четкую практическую направленность:

с его помощью он хотел решить проблему определения точной долготы на море.

Ньютон же, решая загадку тяготения, больше думал о Системе Мира.

Ньютон – упорный труженик – никогда не отвлекался от темы, пока не

исчерпывал ее до конца. Если он и думал в это время о чем-то другом, он

считал это для себя отдохновением, дивертисментом.

4.2

Научные работы Ньютона и Гете не нужно долго сравнивать, чтобы понять: один

– профессионал, другой – дилетант. Гете, больше вдохновенный мечтатель,

философ, чем физик, много вольно выдумывал, домысливал, фантазировал, не

проверяя свою мысль экспериментом.

Гете больше играл в науку, украшал себя ею. Ньютон жил наукой, считал себя

ее слугой. Его научное мировоззрение было глубоко материалистическим, он

знал, что настоящее понимание природы складывается не из пустых

рассуждений, а из трудного процесса познавания, из опыта.

Теория, отражающая действительность, - это комплекс законов, вытекающих из

опыта и проверенных опытом. Ньютон победил по праву. Века подтвердили

справедливость его научного кредо. Его законченные работы – это слепок с

законов природы. А рассуждения Гете о происхождении цветов лишь живопись

импрессиониста, видящего природу в дымке субъективных представлений, такой,

какой ему хочется ее видеть: поэтичной и несколько растрепанной.

IV

С 1689 года Гемфри Ньютон стал основным помощником и переписчиком трудов

великого сородича. Именно он оставил после себя воспоминания, рисующие

Ньютона в 1685-1689 годах, то есть во время создания “Начал” и

непосредственно после их выхода.

По его словам, Ньютон в те годы был весьма скромным, любезным и спокойным

человеком. Он никогда не смеялся и никогда не раздражался. Все его

существование заполнялось работой. Она была его единственным увлечением.

Работая, он забывал обо всем – о друзьях, о сне. Он в те годы спал не более

четырех-пяти часов в сутки, причем засыпал иной раз лишь в пять-шесть утра.

Не только “Начала” были тогда предметом его увлеченных занятий. Нет,

отнюдь! Скорее наоборот. “Начала” он создавал как бы из-под палки, по

необходимости, под давлением Галлея, подвигаемый маячившим на горизонте

очередным спором и приоритете. Впрочем, не будь Гука, не будь его ревности

и нападок, не будь его прозрений и намеков, Ньютон, возможно, никогда не

собрался бы написать эту книгу. Именно желание доказать всему миру

подлинное авторство великих законов мира двигало им наряду с понуканиями

Галлея....Главное же внимание свое, заботы свои и труд свой обращал он на

алхимические занятия.

Ньютон был человеком своего времени. Одной из главных его целей, скажем это

открыто, было превращение металлов, и золото оставалось постоянным героем

его непрерывных поисков. Точно так же, как эликсир жизни – универсальное

лекарство и гарантия бессмертия. Точно так же, как и великая тайна строения

матери...

Он жил тогда в одиночестве. У него не было ни учеников, ни друзей. Нельзя

сказать, что живое общение с людьми ему заменяли книги, - он редко

пользовался своей обширной библиотекой. Размышляя, он погружался в себя;

натыкаясь на мебель, ходил по комнате. Даже к смерти он был тогда

безразличен и не боялся ее – однажды он заболел и тяжко страдал, но ни разу

страх смерти не испортил настроения ни ему, ни тем, кто посетил его во

время болезни, - он оставался абсолютно безразличен к тому, умрет он или

останется жив. Он не знал иного отдыха кроме перемены занятий. Никогда не

ездил верхом, не пользовался своим законным правом на игру в шары на

кембриджских зеленых лужайках, не играл в кегли и не занимался каким-либо

видом спорта или гимнастикой. Всякий час, оторванный от занятий, считал

потерянным.

Жизнь Ньютона после издания “Начал” резко изменилась. Если до этого бывали

случаи, когда он месяцами не разговаривал с людьми, не выходил из комнаты,

посвящая время лишь размышлениям, когда он забывал, казалось, обо всем и

вся, о суетном и мирском, о сне и еде, когда он переходил для отдыха от

математики к химии, от астрономии к физике, от физики к богословию, когда

вся жизнь его была наполнена решением великих загадок, которые доверены

были ему господом, и решения навеяны им, и силы для решения – от него, то

теперь Ньютон был на виду – он попал в центр научной жизни. Он стал

известен, более того, в каком-то смысле – знаменит. Вместе с этим он стал и

открыт, уязвим для критики, лишился защитных створок своей раковины. Он

изменился, но и мир изменился, хотя лишь мудрецы, такие, как Вольтер,

смогли вникнуть в суть медленно происходящих и внешне неявных событий.

Главная черта Ньютона, которая упорно всплывает в воспоминаниях и

документах его кембриджских лет жизни, - это рассеянность. Однажды,

пригласив гостей и усадив их за стол, он пошел в чулан за бутылкой вина.

Там его осенила некая мысль, и он к столу не вернулся. Гости не раз

уходили, не попрощавшись, не желая тревожить его, близоруко уткнувшегося в

бумаги.

Он не знал иного времяпрепровождения, кроме научных занятий. Он не посещал

театров и уличных зрелищ, не ездил верхом, не гулял по живописным

кембриджским окрестностям, не купался. Он не особенно жаловал литературу и

совсем не любил поэзию, живопись и скульптуру; коллекцию римских статуй

лорда Пемброка – одного из влиятельных членов Королевского общества – он

называл не иначе как “каменными куклами”. Все дни его проходили в

размышлениях. Он редко покидал свою келью, не выходил в Тринити-холл

обедать вместе с другими членами колледжа, за исключением обязательных

случаев. И тогда каждый имел возможность обратить внимание на его

стоптанные каблуки, спущенные чулки, не застегнутые у колен бриджи, не

соответствующую случаю одежду и всклоченные волосы. В разговорах за

“высоким столом” он обычно участия не принимал и, в крайнем случае, отвечал

на прямые вопросы. Когда его оставляли в покое, он безучастно сидел за

столом, глядя в пространство, не пытаясь вникнуть в разговор соседей и не

обращая внимания на еду – обычно блюда уносили до того, как он успевал что-

нибудь заметить и съесть.

Экономя время, он теперь редко ходил на утреннюю службу, предпочитая ей два-

три часа плодотворных утренних занятий. Так же, впрочем, он поступал и по

отношению к вечерней службе, поскольку любил заниматься и вечером. Зато в

воскресенье он обязательно ходил в церковь святой Марии.

Викторианские биографии Ньютона много места уделяют его умеренности, в

частности в еде, представляют его отшельником, живущим на воде и овощах.

Что действительно мало трогало Ньютона – так это лондонские развлечения.

Кондуитт писал, что он вообще никогда не интересовался музыкой или

искусством. Это не вполне точное замечание, потому что известен отзыв

Ньютона, рассказывавшего о своем посещении оперы: “Первый акт я прослушал с

удовольствием, во втором акте мое терпение истощилось, а с третьего я

сбежал...”

Интерес его к живописи и скульптуре был скорее утилитарного толка – он

смотрел на них лишь как на предметы, предназначенные украшать жилище. В

библиотеке Ньютона нет следов более или менее современной ему литературы, в

частности английских классиков – Чосера, Спенсера, Шекспира и Мильтона.

Поэзия отсутствовала начисто. Это свидетельствовало об определенной позиции

– Ньютон считал поэзию хотя и исполненной благородства, но наивной чепухой.

И все же он позавидовал своему сочлену по Королевскому обществу поэту Джону

Донну, сумевшему сказать великие слова о том, что человек – не остров:

“Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе”. Однажды в

сердцах он сказал: “Лучше бы я стал поэтом!” Его главным увлечением по-

прежнему оставалась наука, а любимым занятием – посещения Королевского

общества.

Каким был Ньютон в глазах современников? Невысокий плотный человек с

густыми седыми волосами. Большей частью он бывал погружен в свои думы.

Улыбался чрезвычайно редко. Он мог часами сидеть среди приглашенных им

людей в молчаливом и глухом размышлении. Некоторые даже считали, что он в

это время молится. Говорил он немного, но каждое слово его было взвешено,

продумано и попадало точно в цель.

Страсть к научным занятиям не покидала его и в поздние лондонские годы.

Хотя творческий возраст его давно уже миновал, он строго соблюдал раз и

навсегда установленный им для себя режим занятий. Никто и никогда не видел

его без работы. Работа служила ему бальзамом от душевного беспокойства.

Когда он действительно не знал, чем заняться, он переписывал старый текст.

1

В результате "Славной революции" на английский престол сел Вильгельм

Оранский, который тут же стал нещадно преследовать якобитов, папистов,

еретиков. Положение Ньютона было непростым. Бывало, что его поддерживали

те, чьи имена сейчас были под запретом. Сам Ньютон был под подозрением в

связи с безбожными идеями "Начал". Он боялся, что кто-то выдаст его тайный

еретический арианизм, особенно нетерпимый в колледже Святой Троицы. Как

можно было служить святой троице и не верить в троицу? Для еретиков

наступало время ужасов и бедствий. Пострадали десятки тысяч иноверцев.

Вступление Ньютона в общественную жизнь, его парламентское сидение на

скамьях вигов тоже делало его слишком заметным, непривычно незащищенным! Он

чувствовал страшное беспокойство; сон пропал, работа не спорилась, Ему

казалось, что его хотят убить, хотят разграбить его лабораторию, украсть

его труды. Причины могли быть самые разные – зависть, ревность, месть,

религиозный фанатизм, политический расчет. Точной причины он не знал, но

знал, что его преследуют... Временами ему казалось, что он сходит с ума.

Впрочем, это казалось не ему одному.

Некоторые исследователи творчества Ньютона связывают его временное душевное

нездоровье с происшедшим в 1691-1692 годах пожаром в его лаборатории, при

котором якобы сгорели ценные рукописи по оптике и алхимии. Ньютон впал в

апатию, снова решил покончить с философией и заняться производством сидра.

Затем снова пробуждается бешеная энергия: он вдруг начинает бурно

переписываться с Бентли; темы – исключительно богословские. Темп переписки

все возрастает. Конец 1692 года – апатия, сонливость, перемежающиеся с

мучительной бессонницей. Начало 1693 года – глубокая меланхолия,

бессвязность мыслей. К концу 1693 года он постепенно выздоравливает, а

через некоторое время начинает понимать свои же собственные “Начала”

Наступление у Ньютона депрессии связано с наступлением некоторого

критического возраста – ее признаками являются нарушение сна, потеря

аппетита, меланхолия, тревожные видения. Обычно эта болезнь проходит

безвозвратно за год-два. На эти обстоятельства у Ньютона могли наложиться

пожар, выборы в парламент, неблагоприятные внешние обстоятельства.

Болезнь знаменует серьезный душевный перелом Ньютона. Не случайно в письмах

встречаются фразы о "месте". Ньютон всерьез задумывается о смене своей

научной деятельности на административную. Здесь и влияние Монтегю, и

парламентские сидения Ньютона, и его временное помутнение сознания, и,

возможно, ощущение того, что главные научные открытия уже позади.

Вестфалл считает, что в целом Ньютон стоял в моральном плане выше общества,

в котором он жил, общества, в котором "овцы поедали людей". И все же при

всей его мирской отрешенности был он человеком своего круга, своего

времени, которому время от времени приходилось делать моральный выбор,

лежавший в совершенно иной плоскости, чем главное занятие его жизни -

наука. Он оказался довольно гибким политиком, склонным и способным ко

многим компромиссам. Епископ Бэрнет сказал как-то, что он ценит Ньютона "за

нечто более ценное, чем его философия. А именно за то, что он является

самой чистой душой, которую он когда-либо знал, самым непорочным

человеком". Вряд ли епископ был прав. Ньютон был человеком из плоти и

крови. Бури, которые сеяла в его душе наука, порой сметали непорочные в том

веке моральные препятствия. Вряд ли он смог бы стать лидером новой

Реформации, вторым Лютером, о чем мечтали многие его ученики, а возможно, и

он сам.

2

После смерти Гука в марте 1703 года, Общество стало испытывать особенную

нужду в Ньютоне. Дальновидные члены Общества понимали, что без должного

научного руководства оно быстро придет к окончательному упадку. Так в конце

ноября 1703 года Ньютон был избран президентом Общества.

Ньютон в своей обычной обстоятельной манере сначала внимательнейшим образом

изучил историю Королевского общества, пока еще насчитывающую только

полвека, перелистывал все протоколы и “Философские труды” – печатный орган

Общества. После чего уже полностью был готов к тому, чтобы взвалить

нелегкую ношу на плечи.

И первое, что он решил сделать, - лично вести все заседания совета. Затем

он решил доказать Обществу, что обладает способностью не только говорить,

но и кое-что делать своими собственными руками. Он часто приносил в

Общество изготовленные им приборы.

Видя, что главный недостаток в работе Общества заключается в пустопорожней

болтовне, Ньютон решил разработать “Схему укрепления Королевского

общества”. Здесь Ньютон четко сформулировал, какого сорта дискуссии должны

вестись в Обществе и какие – нет. “Натуральная философия, - писал Ньютон, -

заключается в раскрытии форм и явлений природы и сведении их, насколько это

Страницы: 1, 2, 3, 4