мало интересовали дворянских представителей.

Между тем обстановка в стране была неопределённая. Давление дворян

уравновешивалось давлением Думы и крестьянства. После роспуска I Думы

ситуация ещё более обострилась. В конце августа 1906 года Столыпин провёл

мероприятия по передаче Крестьянскому банку части государственных земель

для продажи крестьянам. Тем самым он приступил к исполнению своего замысла,

созревшего ещё в Саратове. По существу, выражаясь современным языком, речь

шла о приватизации части государственного имущества.

Эти мероприятия вызвали возражения со стороны Гурко. Он считал, что

казённые земли и так почти всецело в руках крестьян, которые многие годы

снимали их в аренду. У Гурко возникли сильные подозрения относительно

дальнейших намерений Столыпина, когда известный латифундист граф А. А.

Бобринский передал ему слова, сказанные мимоходом главой правительства:

“Вам придётся расстаться с частью своих земель граф.”

У страха, как известно, глаза велики. В действительности Столыпин,

думается, не допускал и мысли о полной ликвидации помещичьего

землевладения. М. П. Бок привела в своих воспоминаниях следующие слова

отца: “Не в крупном землевладении сила России. Большие имения отжили свой

век. Их, как бездоходные, уже сами владельцы начали продавать Крестьянскому

банку. Опора России не в них, а в царе.” Что-то похожее Столыпин, надо

думать, действительно говорил – и это не было сказано случайно, под

впечатлением от нескончаемых крестьянских бунтов. Бунты в конце концов

прекратились, но осталось это убеждение, засевшее глубоко в сознании. В

1909 году, когда обстановка в стране коренным образом изминилась, Столыпин

вновь коснулся этого вопроса – не в беседе с дочерью и не в случайном

разговоре с графом, а в интервью корреспонденту газеты “Волга”: “Вероятно,

крупные земельные собственности несколько сократятся, вокруг нынешних

помещичьих усадеб начнут возникать многочисленные средние и мелкие

культурные хозяйства, столь необходимые, как оплот государственности на

местах”.

В конце 1905 года, когда дела у царского правительства были из рук вон

плохи, главноуправляющий землеустройством и земледелием Н. Н. Кутлер

поставил вопрос о частичном отчуждении помещичьих земель. Но царь после

недолгого колебания решительно отверг кутлеровский проект, а сам Кутлер с

треском вылетел в отставку.

Столыпин, как видно, считал, что в таком проекте нет надобности. Частичное

отчуждение помещичьей земли фактически уже идёт. Многие помещики,

напуганные революцией, продают имения. Важно, чтобы Крестьянский банк

скупал все эти земли, разбивал на участки и продавал крестьянам. Из

перенаселённой общины лишние работники уйдут на банковские земли. Идёт

переселение в Сибирь. Под воздействием определённых правительственных мер

община прекратит все эти свои бесконечные земельные переделы.

Примерно так сложилась у Столыпина общая концепция реформы. В этих рамках

он смирился с проектом Гурко и даже как бы “усыновил” его. Правда, это был

не тот случай, когда приёмное чадо становится похожим на отца. Скорее,

происходило обратное. “Надо вбить клин в общину”, - говорил Столыпин своим

сподвижникам. “Вбить клин”, заставить прекратить переделы, наделать хуторов

и отрубов на общинных землях – все эти идеи подспудно или открыто были

выражены в проекте Гурко. Оттуда Столыпин их и почерпнул.

10 октября 1906 года, когда этот проект рассматривался в Совете министров,

Столыпин сам, без помощи Гурко, его докладывал и защищал.

9 ноября 1906 года проект “Особого журнала” Совета министров был доложен

царю, который написал резолюцию: “Согласен с мнением председателя и 7

членов”. Столыпинской аграрной реформе был дан зелёный свет. Первая статья

указа 9 ноября 1906 года (см. ПРИЛОЖЕНИЯ), наиболее известная и часто

цитируемая, устанавливала, что “каждый домохозяин, владеющий надельною

землёю на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за

собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли”.

Поскольку крестьяне владели землёй чересполосно ( у каждого домохозяина

бывало по 8-10 и более полос в разных местах ), то законодательный акт 9

ноября 1906 года короче и правильнее было бы назвать “указом о

чересполосном укреплении”.

В это время едва ли не главной заботой председателя Совета министров стало

положение, в которое попал Крестьянский поземельный банк. Масштаб его

операций по закупке земли в это время возрос почти в три раза. Многие

помещики спешили расстаться со своими имениями. В 1905-1907 годах банк

скупил свыше 2,7 миллиона десятин земли. В его распопяжение перешли

государственные и удельные земли. Между тем крестьяне, рассчитывая на

ликвидацию помещичьего землевладения в ближайшем будущем, не очень охотно

делали покупки. С ноября 1905 года по начало мая 1907 года банк продал

всего около 170 тысяч десятин. В его руках оказалось очень много земли, к

хозяйственному управлению которой он не был приспособлен, и мало денег.

Деятельность Крестьянского банка вызывала растущее раздражение среди

помещиков. Это проявилось в резких выпадах против него на III съезде

уполномоченных дворянских обществ в марте-апреле 1907 года. Общее

настроение дворянских депутатов выразил А. Д. Кашкаров: “Я полагаю, что

Крестьянский банк не должен заниматься разрешением так называемого

аграрного вопроса… аграрный вопрос должен быть прекращён силой власти”.

В это же время крестьяне весьма неохотно выходили из общины и укрепляли

свои наделы. Ходил слух, будто тем, кто выйдет из общины, не будет прирезки

земли от помещиков.

Только после окончания революции аграрная реформа пошла быстрее. Прежде

всего правительство предприняло энергичные действия по ликвидации земельных

запасов Крестьянского банка. 13 июня 1907 года этот вопрос разбирался в

Совете министров, было решено образовать на местах временные отделения

Совета банка, передав им ряд важных полномочий.

Отчасти в результате принятых мер, а больше того – вследствие изменения

общей обстановки в стране дела у Крестьянского банка пошли лучше. Всего за

1907-1915 годы из фонда банка было продано 3909 тысяч десятин, разделённых

примерно на 280 тысяч хуторских и отрубных участков. До 1911 года объём

продаж ежегодно возрастал, а затем начал снижаться. Это объеснялось, во-

первых, тем, что в ходе реализации указа 9 ноября 1906 года на рынок было

выкинуто большое количество дешевой надельной ( крестьянской ) земли, а во-

вторых, тем, что с окончанием революции помещики резко сократили продажу

своих земель.

Вопрос о том, как распределялись покупки банковских хуторов и отрубов среди

различных слоёв крестьянства, исследован недостаточно. По некоторым

прикидкам, богатая верхушка среди покупателей составляла всего 5-6 %.

Остальные принадлежали к среднему крестьянству и бедноте. Впрочем, это не

исключает того что на банковских землях появились достаточно крепкие

фермерские хозяйства. С этой точки зрения землеустройство на банковских

землях было перспективнее, чем на надельных. Однако, как уже говорилось,

таких хозяйств изначально было немного.

Третьеиюньский государственный переворот коренным образом изменил

обстановку в стране. Крестьянам пришлось оставить мечты о скорой“прирезке”.

Темпы реализации указа 9 ноября 1906 года резко возросли. В 1908 году по

сравнению с 1907 годом число укрепившихся домохозяев увеличилось в 10 раз и

превысило полмиллиона. В 1909 году был достигнут рекордный показатель –

579,4 тысячи укрепившихся. Представители правительства, в том числе

Столыпин, жонглировали этими цифрами в законодательных собраниях и беседах

с репортёрами. Но с 1910 года темпы укрепления стали снижаться. Численность

выделяющихся из общины крестьян стабилизировалась только после выхода

закона 29 мая 1911 года “О землеустройстве”. Однако вновь приблизиться к

наивысшим показателям 1908-1909 годов так и не удалось.

За эти годы в некоторых южных губерниях, например в Бессарабской и

Полтавской, общинное землевладение было почти совсем ликвидировано. В

других губерниях, например в Курской, оно утратило первенствующее

положение. Но в губерниях северных, северо-восточных, юго-восточных, а

отчасти и в центрально-промышленных реформа лишь слегка затронула толщу

общинного крестьянства.

Для доказательства того, что указ 9 ноября 1906 года был издан с целью

возвысить и укрепить немногочисленную деревенскую верхушку, часто

используется речь Столыпина в Думе, где он говорил о том, что правительство

сделало “ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных”. Эти слова

обычно вырываются из контекста речи и подаются вне связи с

обстоятельствами, при которых они были сказаны.

5 декабря 1908 года, когда была произнесена эта речь, в Думе возник вопрос,

признавать ли укрепляемые участки личной или семейной собственностью.

Настроение Думы заколебалось под воздействием многочисленных известий о

том, что некоторые домохозяева пропивают укреплённые наделы и пускают по

миру свои семейства. Но создание семейной собственности вместо общинной не

устраивало Столыпина, ибо большая семья напоминала ему общину. На месте

разрушенной общины, полагал он, должен быть мелкий собственник. Видя угрозу

одному из основных положений своей реформы, Столыпин решил вмешаться в

прения.

Пропивание наделов, доказывал он в своей речи, - это исключительное

явление, удел “слабых”.

“Нельзя создавать общий закон ради исключительного уродливого явления, -

подчёркивал Столыпин, - нельзя убивать этим кредитоспособность крестьянина,

нельзя лишить его веры в свои силы, надежд на лучшее будущее, нельзя

ставить преграды обогащению сильного для того, чтобы слабые разделили с ним

его нищету”. Из всех этих обстоятельств отнюдь не вытекает, что “разумными

и сильными” Столыпин считал лишь богатых крестьян, а “пьяными и слабыми” –

всех остальных. Каждый должен стать “кузнецом своего счастья” ( слова

Столыпина из той же речи ), и каждый такой “кузнец” мог рассчитывать лишь

на крепость своих рук и рук своих ближних, ибо сколько – нибудь

значительной помощи со стороны на переустройство хозяйства не

предполагалось. Ставка делалась почти исключительно на “дух

предпреимчивости”. Это показывает, что и Столыпин при всей своей

практичности, вольно или невольно бывал идеалистом.

История шутит с идеалистами невесёлые шутки, и в реальной жизни из общины

выходит в основном беднота, а также городские жители, вспомнившие, что в

давно покинутой деревне у них есть надел, который теперь можно продать.

Продавали землю и переселенцы, уезжавшие в Сибирь. Огромное количество

земель чересполосного укрепления шло в продажу. В 1914 году, например, было

продано 60% площади укреплённых в этом году земель.

Поскольку столыпинская реформа не разрешила аграрного вопроса и земельное

утеснение продолжало возрастать, неизбежна была новая волна переделов,

которая должна была смести очень многое из наследия Столыпина. И

действительно, земельные переделы, в разгар реформы почти заглохшие, с 1912

года снова пошли по восходящей.

Столыпин, видимо, и сам понимал, что чересполосное укрепление не создаст

“крепкого собственника”. Недаром он призывал местные власти “проникнуться

убеждением, что укрепление участков лишь половина дела, даже лишь начало

дела, и что не для укрепления чересполосицы был создан закон 9 ноября”.

15 октября 1908 года по согласованию министров внутренних дел, юстиции и

главноуправляющего землеустройством и земледелием были изданы “Временные

правила о выделе надельной земли к одним местам”. “Наиболее совершенным

типом земельного устройства является хутор, - говорилось в правилах, - а

при невозможности образования такового – сплошной для всех полевых угодий

отруб, отведённый особо от коренной усадьбы”.

С 1909 года все инструкции по землеустройству стали издаваться Комитетом по

землеустроительным делам, межведомственным органом, находившимся под эгидой

Главного управления землеустройства и земледелия. Аграрные теорети-ки из

Главного управления (А. А. Кофод, А. А. Риштих и др.) мечтали о том, чтобы

разбить на квадратики, наподобие шахматной доски, все крестьянские земли.

При этом в Главном управлении мало считались со столыпинскими мечтами о

“крепком хозяине”. 19 марта 1909 года Комитет по землеустроите-льным делам

утвердил “Временные правила о землеустройстве целых сельских обществ”. С

этого времени местные землеустроительные органы всё более ориентировались

на разверстание наделов целых деревень.

29 мая 1911 года был издан закон “О землеустройстве”. В него вошли основные

положения инструкций 1909-1910 годов. Новый закон устанавливал, что для

перехода к отрубному и хуторскому хозяйству отныне не требуется предварите-

льного укрепления надельных земель в личную собственность. С этого времени

чересполосное укрепление утратило прежнее значение, реформа стала перехо-

дить из рук МВД в руки Главного управления землеустройства и земледелия.

Крестьяне сопротивлялись переходу на хутора и отруба не по темноте своей и

невежеству, как считали власти, а исходя из здравых житейских соображений.

Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в

разных частях общественного надела, крестьянин обеспечивал себе ежегодный

средний урожай: в засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый –

на взгорках. Получив надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти

стихии. Он разорялся в первый же засушливый год, если его отруб был на

высоком месте. Следующий год был дождливым, и очередь разоряться приходила

к соседу, оказавшемуся в низине.

Вообще во всей этой затее с хуторами и отрубами было много надуманного,

доктринерского.

Сами по себе хутора и отруба не обеспечивали подъём крестьянской

агрикультуры, и необходимость повсеместного их введения никем не доказана.

“Нигде в мире не наблюдалось такого практического опыта, - пишет америка-

нский историк Дж. Эйни, - который бы показал, что соединённые в одно целое

поля принесли с собой агрикультурный прогресс, и некоторые современные

исследователи крестьянской агрикультуры фактически отрицают подобную

причинно-следственную связь… С 40-х годов XX века в Западной Европе

прилагались мощные усилия к объединению владений, но система открытых полей

до сих пор широко распространена среди некоторых наиболее продуктивных

хозяйств”. Между тем Столыпин и его сподвижники всё более утверждались в

мысли, что хутора и отруба – единственное универсальное средство, способное

поднять крестьянскую агрикультуру от Польши до Дальнего Востока, от

“финских хладных скал до пламенной Тавриды”.

Такая ортодоксальная приверженность отчасти объяснялась тем, что многие

ведущие деятели реформы, начиная с П. А. Столыпина, были связаны с Западным

Страницы: 1, 2, 3, 4