Михаил Кедров

С тревогой следил за необычайно счастливой карьерой Берия

старый

коммунист Михаил Кедров. Почему тогда, в двадцать первом,

Дзержинский

оставил без последствий его докладную.

Год 1939 и Берия -- полновластный нарком внутренних дел. В

органах

госбезопасности, в непосредственном подчинении у Деканозова,

работает

младший сын Кедрова Игорь. Однажды он пришел к отцу вместе со своим другом

и

сослуживцем Владимиром Голубевым и рассказал о гнусных

преступлениях

творящихся на Лубянке. Молодые чекисты располагали точными фактами и

у

старшего Кедрова не оставалось сомнений в преступности Берия и

его

подручных. Невдомек было старому коммунисту, кто стоит за спиной Берия,

кто

планирует резню.

По совету Михаила Кедрова Игорь вместе с Голубевым написали и

отнесли

письмо в приемную генсека, а копию передали Матвею Шкирятову,

заместителю

председателя Комиссии партийного контроля. Не знали они того, что

Шкирятов

является ключевым исполнителем массового террора. Что Берия давно стал

ему

братом. Кровным братом.

Кедров старший обратился одновременно к Сталину с письмом, в

котором

сообщал о своей давнишней записке на имя Дзержинского. Кедров

предостерегал

Вождя в отноше нии Лаврентия Берия, который накануне войны истребляет

лучшие

партийные и военные кадры.

У Сталина были с Кедровым старые счеты. В своих воспоминаниях

Кедров

славит Ленина "Повсюду Ильич", "Ни шагу без Ильича", "Вождь Красной

Армии".

Это все -- о Ленине, все о нем, в обход истинного организатора

Советской

власти и Красной Армии.

Игоря Кедрова с товарищем взяли в конце февраля 1939-го. И без

лишних

слов расстреляли. Михаил Кедров

все еще не теряя надежды на справедливость, вновь обратился к

Сталину.

На другой день, 16 апреля, схватили его самого.

Подробности ареста и следствия нам неизвестны. Лишь один

факт,

уникальный, стал достоянием истории: Верховный Суд СССР оправдал

Михаила

Кедрова. Такого с видными коммунистами не случалось ни до, ни после

1939

года.

Берия пренебрег решением суда.

В октябре 1941-го, когда немецкие армии подошли к Москве, из столицы

в

Саратов был отправлен специальный вагон с двадцатью двумя особо

опасными

преступниками. В их числе был и Михаил Кедров. Там, в саратовской тюрьме,

в

конце октября их расстреляли.

Сидя в камере, вспоминал ли большевик Кедров лето

восемнадцатого,

Архангельск, где он силой разогнал городскую думу и арестовал меньшевиков

и

эсеров? Кто из них выжил тогда, кто пережил расстрельные тридцатые?

По приказу особо уполномоченного Совнаркома Михаила Кедрова

в

Архангельске казнили людей, отказавшихся принять новую власть. Позднее

он

скажет: "Я старался убедить себя в том, что подобные лица должны

беспощадно

уничтожаться, хотя бы они служили орудием в руках других. Тем не менее

я

колебался: всю жизнь я боролся против виселиц и расстрелов. Неужели

теперь

нужно прибегать к тем средствам, которые никогда раньше не достигали

цели?

Неужели рабоче-крестьянская власть не может обойтись без казней?"

Летом 1953-го, как только стало известно об аресте Берия, старший

сын

Кедрова, Бонифатий, обратился к Генеральному прокурору Руденко.

Бонифатий

Михайлович уже знал о судьбе двадцати двух этапированных во время войны

в

саратовскую тюрьму. "А мы-то думали-гадали, что это за список? --

сказал

Руденко и достал из сейфа лист бумаги.-- Вот, смотрите: двадцать

одна

фамилия отпечатана, а Кедров добавлен рукой Берия последним".

В декабре 1953-го Прокуратура СССР сообщила об уничтожении

Михаила

Кедрова: "Берия и его соучастники боялись этого человека,

способного

разоблачить их преступную деятельность".

Теперь-то мы знаем, что боялись они только Сталина.

Последнее удобрение

... Он уже освоился на новом месте. Ничего, работать можно. Что,

в

сущности, изменилось? Здесь те же люди, что и в Тбилиси. Так же

исправно

доносят друг на друга, так же покорно садятся в "черные воронки",

терпят

клевету и пытки, предают товарищей и родных, гибнут в тюрьмах и лагерях.

И

славят Вождя.

Все то же, все то же -- на берегах Москвы-реки, на берегах Куры.

И Лубянка, центральная живодерня тех лет, ни в чем не изменилась.

Все

так же пытают-убивают. И те же хлебные фургоны вывозят по ночам трупы

в

крематорий. И те же члены Военной коллегии Верховного Суда СССР

нетерпеливо

заглядывают в глазок металлической двери, за которой в сатанинском

пламени

исчезают останки "врагов народа".

И еще одна подробность. Пепел сожженных коммунистов -- а сколько из

них

оказалось соратников Владимира Ильича Ленина -- вывозили на

поля

подмосковного колхоза имени Ильича.

Последнее удобрение.

Центральный ансамбль НКВД

Московский литератор и художник Михаил Давыдович Вольпин после

отбытия

лагерного срока поселился в 1937 году в Вышнем Волочке, вместе с

другим

ссыльным, сценаристом Николаем Робертовичем Эрдманом. Всего

триста

километров отделяло их от столицы, но визит в Москву бывших врагов

народа

мог обернуться тюрьмой. Предписанный властями режим друзья не

нарушали,

поэтому внезапный вызов в НКВД их весьма озадачил.

В Москве литераторов встретил кинорежиссер Сергей Юткевич. Осенью

1939

года Лаврентий Павлович приказал создать при НКВД эстрадный ансамбль.

Этот коллектив был задуман как грандиозный эстрадный ансамбль --

многожанровый, многочисленный, с привлечением самых громких

имен.

Постановщиками программы стали крупнейшие режиссеры: Сергей Юткевич и

Рубен

Симонов. Художественное оформление Берия поручил не кому-нибудь, а

Петру

Вильямсу. прославленному автору декора

ций Большого театра, хор -- всемирно известному Александру

Свешникову.

Асаф Мессерер заведовал танцевальным цехом. Ему ассистировал

балетмейстер

Касьян Голейзовский. Популярный гитарист Александр Иванов-Крамской

вел

оркестр народных инструментов, симфоническим оркестром дирижировал

Михаил

Бек. Театральную труппу возглавил корифей Московского Художественного

театра

Михаил Тарханов, художественным руководителем своего ансамбля Берия

назначил

брата знаменитого композитора -- Зиновия Дунаевского. Музыку для

ансамбля

НКВД пришлось сочинять и Дмитрию Шостаковичу.

Кто откажет сталинскому наркому?

В угоду Папе Малому и Папе Большому в программу ансамбля были

включены

грузинские танцы. Их ставили специально приглашенные из Тбилиси хореографы.

Как бы там ни было, ансамбль, столь мощно укомплектованный,

оказался

сильным творческим коллективом. Из него вышла целая плеяда

замечательных

деятелей культуры и искусства: народные артисты СССР Юрий Силантьев,

Карен

Хачатурян, а также певец Иван Шмелев, кинодраматург Даниил Храбровицкий...

Лаврентию Берия важно было превзойти популярный ансамбль песни и

пляски

Красной Армии. Да и что такое армия в сравнении с органами кары и сыска?

При

одном упоминании НКВД должны трепетать все -- и маршалы, и

наркомы.

Центральный ансамбль НКВД должен соответствовать могуществу

тайного

ведомства!

Было еще одно обстоятельство, разжигавшее амбиции Берия. 21

декабря

1939 года Хозяину исполнялось 60 лет, и к этой всемирно-исторической

дате

Берия должен выдать в Кремле праздничный концерт. Сценарий представления

был

уже готов, его написал Константин Финн, можно было приступать к

репетициям,

но Юткевич сомневался в достоинствах опуса писателя Финна: эстрада все же

не

его специальность. Вызванные срочно в Москву Вольпин и Эрдман

взялись

составить новый сценарий. Их поселили в пустовавшей квартире

заместителя

наркома, многокомнатной, роскошно обставленной.

Жить в Москве без прописки лишенные прав авторы боялись,

пришлось

органам прописать их временно, на десять дней. Между тем ноябрь подходил

к

концу. Начальство торопило. Вольпин с Эрдманом вынуждены были

выдавать

готовые куски сценария чуть ли нс каждый день, и эти страницы шли сразу же

в

дело. От них нс отходил заведующий литературной частью Иван

Николаевич

Добровольский, но, руководители ансамбля уже поверили в успех. Через

две

недели "пожарные" авторы закончили работу и отбыли в Вышний Волочек.

Ничего

особенного -- обычная штурмовщина, свойственная не только

экономике

сталинской эпохи.

Начальником ансамбля Берия поставил Бориса Тимофеева, человека

серого,

малограмотного, настоящего служаку. Позднее ему будет присвоено

звание

полковника. Раньше он работал полотером, поэтому жест ноги у него перешел

в

руку. Когда он хотел придать своим словам особый вес, начальник махал

рукой

справа налево, будто пол натирал, и в заключение вырывал из носа волосок.

Репетиции ансамбля проходили в клубе НКВД, мрачном здании с

цокольным

этажом, облицованным черным гранитом. Интерьеры украшали бюсты

Сталина,

шесть мраморных портретов, исполненных придворными скульпторами в

стиле

поздней Римской империи.

Однажды начальник вызвал всех к себе в кабинет -- он помещался

на

втором этаже -- для очередного инструктажа. Раздался звонок, хозяин

подбежал

к аппарату.

-- Тимофеев у телефона. Да, Лаврентий Павлович. Слушаюсь. Да. Да.

Будет

исполнено. Есть.

Он бережно положил трубку на место, оглядел свое войско, сел в кресло

и

медленно, растягивая слова, произнес:

-- Ну, а теперь по-го-во-рим...

Подобные сцены повторялись несколько раз. Кто-то заметил, как

будущий

полковник во время этих переговоров манипулировал рукой под столом--

отключал телефон... И все же ансамблю повезло: начальник оказался

человеком

незлобивым, порой даже заботливым. В конце 1941 года, когда немецкие

армии

подошли к столице, он помог эвакуировать из Москвы семьи

участников

ансамбля, а когда Вольпин и Эрдман угодили на фронт, он разыскал их там

и

обеспечил бронью и работой.

В штате ансамбля числился комиссар, а также строевой

лейтенант,

которому участники подчинялись в качестве рядовых солдат.

Когда до выступления в Кремле оставалось не более недели,

начальник

вызвал всех к себе.

-- Имеется важное задание: создать песню о железном наркоме.

Задание

срочное, ответственное. Чтобы тексток и мотивчик сами в ушко ложились.

Сказал и выдернул из носа волосок.

-- Ну, у кого какие предложения? Все переглянулись, наступила

тишина.

Внезапно поднимается писарь:

-- Товарищ начальник, есть и тексток, и мотивчик.

-- Ну, что ж, давай,-- сказал неуверенно полковник. Шею

Бучинского

украшал целлулоидный воротничок, тогда носили такие -- вытер тряпочкой

и

чистый опять. Он

напрягся, шея налилась кровью, и запел:

Цветок душистых прерий,

Лаврентий Палыч Берья-а-а...

Все оцепенели. Полотер вскочил, подбежал к двери, распахнул

ее,

выглянул, захлопнул, вернулся на середину кабинета, опять кинулся к

двери,

снова распахнул, закрыл, повернулся к подчиненным и тихо так сказал:

-- А ну... брысь... брысь все... отсюда!

Кабинет мгновенно опустел, люди собрались на железной

винтовой

лестнице. Смеяться нельзя, да и кто в такой ситуации осмелился

бы

улыбнуться...

Эрдман повернулся к писарю:

-- Т-ты ш-што, сс-у-ма сошел, ш-што ли?..

-- Ребята, вы меня извините, я с утра... взбодрился немного... У

меня

весь день в голове крутится: "Берия-- прерия, прерия -- Берия, Берия --

прерия".

Подошло время генеральной репетиции. В последний момент стало

известно,

что программу концерта будет принимать сам Лаврентий Павлович.

Начальник приказал уложить выступление в 30 минут. Многое зависело

от

конферансье. В этот день в зал никого не впускали. Начальник метался

по

сцене, Зеня (так звали Зиновия Дунаевского, руководителя ансамбля)

стоял

наготове перед хором, томление дошло до предела. Начальник

подозвал

конферансье:

-- Программу будешь вести академечески. С хохмами.

-- Есть!

Через минуту Тимофеев передумал:

-- Будешь вести строго: вышел, объявил номер и по-солдатски четко

ушел.

-- Есть!

В зрительный зал вели шесть дверей -- по две двери справа и слева и

две

-- сзади, напротив сцены. Внезапно все двери распахнулись,

одновременно

распахнулись, появились мальчики в одинаковых демисезонных пальто,

с

поднятыми воротниками, руки в карманах -- и встали у дверей. Еще

несколько

томительных минут, и входит человек -- в таком же пальто, с

поднятым

воротником, руки в карманах. Под кепи, надвинутым на самые брови,

сверкает

пенсне. Человек прошел до середины зала, сел в крайнее кресло, развалился

и

гаркнул: "Начинайте!"

Зеня взмахнул рукой...

Когда все кончилось, тишину взрезал тот же гортанный голос:

-- В Кремль поедет песня о Вожде. Вторая поедет песня обо мне.

Третий

номер -- грузинский танец. И последний поедет молдаванский танец. Там

так

красиво юбки развеваются, ляжки голые видны. Хорошо поставлено. Все!

Берия поднялся и вышел. Исчезли мальчики, закрылись двери.

Полотер

выдержал торжественную паузу и вышел на сцену.

-- Вот это стиль! Учиться надо! -- И выдернул из носа волосок.

1953 год, конец июня. Москва еще не узнала об аресте Берия.

Газеты

молчали, но кое-кто уже пронюхал о случившемся.

В шесть часов утра бывшего писаря Центрального ансамбля НКВД

разбудил

телефонный звонок.

-- Товарищ Бучинский?

-- Да...

-- Вы помните свою службу в ансамбле НКВД и тот случай, когда

вы

предложили полковнику песню о товарище Берия "Цветок душистых прерий"?

-- Помню...

-- А цветочек-то взяли и посадили...

Кроме Центрального ансамбля, в системе НКВД вскоре

начали

функционировать другие эстрадные коллективы. В постоянных заботах

о

поголовье лагерных смертников Берия не забывал о досуге

охранников,

вольнонаемных специалистов и уполномоченных оперчекистских отделов.

По

нарядам ГУЛАГа мобильные эстрадные ансамбли выезжали в отдаленные

лагерные

города и поселки Зоны Малой. На одном из концертов мне

посчастливилось

побывать в 1947 году в поселке при станции Хановей, в тридцати километрах

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10