без

остатка интеллигентность вместе с обыкновенной порядочностью.

Берия сразу же оказался своим среди своих Вот он чокается бокалом

вина

с хитроумным Микояном, фотографируется в обнимку с простоватым

Ворошиловым,

с наигранным интересом внимает тугодуму Молотову. Он на удивление быстро

и

естественно вписался в антураж главного кресла. Именно такого человека

не

хватало Сталину для душевного комфорта. Но полного комфорта ему не было

дано

вкусить никогда, так же, как и Берия. То были одинокие волки. И союз их

был

волчий.

... Кампания смягчения террора, объявленная в начале 1939 года, как

она

отозвалась на судьбе миллионов, томившихся в бесчисленных тюрьмах-

лагерях

сталинской земли? Может быть, заключенным после пыток-побоев стали

выдавать

мягкие матрацы или заменили постылую баланду обыкновенными щами с

котлетами?

Может быть, разрешили свидания с родственниками, облегчили режим,

убавили

убийственный труд на благо Хозяина? Нет. На такие материальные и

духовные

траты ни Сталин, ни Берия, люди государственные, не могли согласиться.

Как и все иные политические кампании, эта изошла демагогическим

дымом.

Человек сугубо театральный, Сталин поручил роль чуткого инспектора

члену

Политбюро Андрею Андрееву. И вот этот насмерть запуганный

функционер

приступил к проверке ведомства Берия на предмет невинно арестованных.

Трудно

придумать смешнее ситуацию. Уж не Лаврентий ли Павлович подсказал

Иосифу

Виссарионовичу кандидатуру Андреева[9]

Из дальней области привезли одного низового партработника,

участника

опасной контрреволюционной организации, и предложили здесь, в

кабинете

некоей следственной части НКВД, рассказать "представителю ЦК" всю

правду.

Запутавшийся в собственных показаниях, чуть живой "враг народа",

не

разглядев сразу члена Политбюро в затененном углу, не знал, на что

решиться.

Он уже не раз пострадал от провокаций и, даже узнав Андреева,

боялся

подвоха. "Андреев уйдет, а я останусь тут, в их руках.."--

размышлял

арестант. И он подтвердил свои чудовищные показания и попал под

расстрел

Вместе с "соучастниками"

Эта комедия разыгрывалась на Лубянке в тридцать девятом не раз и не

два

-- в присутствии Андреева и сотрудников Берия Только подследственных

менял

режиссер.

Наркоминдел

Народный комиссариат иностранных дел подвергся погрому в одно время

с

остальными наркоматами, в годы 1937--1938, до прихода на Лубянку

Лаврентия

Берия. Сколько старых членов партии -- послов, сколько

советников,

секретарей, атташе полегло тогда Кое-кого удалось спасти Литвинову,

он

настойчиво ходатайствовал перед Политбюро, поручался за сотрудников

перед

Сталиным. Но вот подошла и его очередь

Пытаясь как-то успокоить общественное мнение на Западе, Сталин

разослал

послам крупных государств специальную программу, в которой указал,

что

отставка Литвинова никак не связана с изменением внешней политики

Советского

Союза, а вызвана лишь разногласиями бывшего наркома с Молотовым по вопросу

о

кадрах.

Как всегда цинично-лживый, генсек на сей раз оставил неприкрытым

намек

на полуправду. Литвинов действительно пытался отстоять старые

кадры

дипломатов Но сколько удалось ему спасти за те девять лет (1930 --

1939),

что он возглавлял наркомат[9]

Арестованным работникам НКИД вписывали в протоколы допросов

показания

против Литвинова Ничего особенного. подрыв, измена, троцкистские

связи,

контрреволюция, шпионаж -- привычный набор, повторявшийся на всех

"открытых

процессах" Дело стало за малым -- арестовать изменника.

1 мая 1939 года Литвинов занимал свое привычное место на трибуне

возле

Мавзолея, на виду у иностранных дипломатов.

Берия ожидал команды генсека со дня на день, но Вождь медлил. То ли

он

считал зазорным казнить наркома, сторонника проанглийской политики, в

момент

крутого поворота -- империалистическим акулам только дай пищу для

сенсации.

То ли руку Вождя удерживала память о революционных заслугах Литвинова, то

ли

к старости мягче нравом стал, расслабился Шестьдесят лет --

возраст

почтенный. Пока еще он Хозяин. И может себе позволить такой каприз --

обложить человека со всех сторон и не тронуть.

2 мая 1939-го в кабинете Литвинова собралась комиссия ЦК. Молотов --

председатель, Маленков, Берия, Деканозов -- члены.

Задолго до этого майского дня уполномоченные Сталина и

Молотова

наладили тайные контакты с Гитлером. На втором уровне -- Лубянка и

гестапо

-- происходил активный обмен опытом и людьми. Все это делалось без

ведома

прекраснодушного Максима Максимовича Литвинова.

... Ответственных работников НКИД вызвали в секретариат поздно

вечером.

Они приходили один за другим, ничего еще не ведая, но

встревоженные

настойчивым тоном секретаря Заведующий правовым отделом Плоткин,

управляющий

делами Корженко, недавно присланный из НКВД для укрепления

порядка.

Сотрудник спецотдела Токмаков, ведавший сугубо секретными личными

делами

работников наркомата. Заведующий отделом Прибалтики Бежанов.

Заведующий

отделом печати Гнедин. Некоторых, как Бежанова и Гнедина, вызвали прямо

с

официальных приемов.

... Молотов больше отмалчивался и все время что-то писал Литвинов

тоже

не вмешивался в ход допроса. Формально это называлось -- сделать сообщение

о

работе отдела, на деле же комиссия выпытывала сведения, порочащие наркома,

и

добивалась от допрашиваемых признания во вредительстве на ниве дипломатии.

Картину заседания комиссии воссоздал в своих мемуарах

Евгений

Александрович Гнедин. Ему запомнилась молчаливая, но полная затаенной

угрозы

фигура Берия. Гнедин докладывал о работе своего отдела. Когда он перешел

к

характеристике иностранных корреспондентов, Берия встрепенулся:

-- Об этом мы с вами еще поговорим!

Гнедин посетовал на плохую организацию контрпропаганды за

границей.

Оказывается, даже пропаганда советских достижений была поставлена

плохо.

Настолько плохо, что иностранные корреспонденты вынуждены были обращаться

в

отдел печати за сведениями обыкновенной, незасекреченной

экономической

статистики.

-- Так вы этим и занимались! -- бросил злобно Берия. Он уже

располагал

нужными показаниями о "шпионской деятельности" Гнедина.

Следующая тема оказалась еще острее: Гнедин заговорил о

никчемности

цензуры над сообщениями иностранных корреспондентов Лицо Молотова

надменно

застыло, Маленков взглянул на смертника изумленно и усмехнулся, а

Берия,

вельможно откинувшись на спинку кресла, воскликнул.

-- Вы говорите вещи, которых не решится сказать даже член Политбюро!

Этот вечер тянулся долго, очень долго Из кабинета наркома

Гнедин

поспешил на пресс-конференцию, ответил на все вопросы

иностранных

корреспондентов, завизировал тексты их телеграмм и составил справку

для

комиссии ЦК. Вскоре его вызвали вторично. Литвинова он уже в кабинете

не

застал, остальные были на месте. Берия глядел на Гнедина сквозь

стекла

пенсне в упор, с откровенной неприязнью и злорадством

Молотов отчитал Гнедина резко, грубо Казалось, с ним все кончено.

Но

Гнедин оставался на своем месте еще неделю, до 10 мая В этот день

Деканозов,

новый заместитель наркома иностранных дел, вызвал его на 7 часов вечера.

Тот

вечер стал для многих последним на воле. Действуя по плану, согласованному

с

Молотовым и Берия, Деканозов устроил в здании НКИД нечто вроде

пересыльного

пункта, откуда сотрудников препровождали на Лубянку, во внутреннюю тюрьму

Не

понадобились ни поезда, ни автомобили -- оба здания, НКИД и НКВД,

стояли

vis-a-vis.

Деканозов сидел в кабинете зам наркома Стомонякова Борис

Спиридонович

накануне, в момент ареста наложил на себя руки и скончался в

тюремной

больнице.

Арестованных сотрудников Наркоминдела Берия препору чал своему

давнему

подручному, испытанному костолому Богдану Кобулову.

На первом же ночном допросе Кобулов назвал Гнедина крупным шпионом

В

камеру его отвели под утро, но заснуть так и не дали, вызывали вновь и

вновь

и в сопровождении трех конвоиров повели куда то Одного из конвоиров

он

принял за ответственного работника Верховного Суда, который наблюдал

обычно

за порядком на так называемых открытых процессах Относительно

должности

Гнедин ошибся, это был Миронов, начальник внутренней тюрьмы

НКВД

Подследственного провели в кабинет Берия.

Длинный стол заседаний, на нем -- ваза с апельсинами. У дальней

стены

огромной комнаты -- письменный стол. Когда Гнедина ввели, Берия беседовал

о

чем то с Кобуловым. Разговаривали по грузински, но вот Берия прервал

беседу,

и Кобулов официально доложил "Товарищ народный комиссар,

подследственный

Гнедин на первом допросе вел себя дерзко, но он признал свои связи с

врагами

народа" Гнедин, не ожидая приглашения, заявил, что виновным себя

не

признает, а что касается "связей", то он лишь перечислил

фамилии

арестованных друзей.

Последовал сильный удар в скулу. Кобулов сидел рядом, ему

было

сподручно бить. Гнедин качнулся влево -- удар помощника Кобулова привел

его

в первоначальное положение. Били долго, со знанием дела. Со вкусом.

"Берия сидел напротив и со спокойным любопытством наблюдал " --

вспомнит потом Гнедин

После первой порции начался допрос. Оглушенный разбитый Гнедин все

же

не утратил стойкости духа. Он отказался признать себя

государственным

изменником. По всему было видно, что здесь таких клиентов не любят.

Берия

поднялся и приказал Гнедину лечь на ковер. Тот лег на спину.

-- Не так!-- бросил нетерпеливо хозяин Гнедин лег ногами к

письменному

столу.

-- Не так!

Гнедин лег к столу головой. И вновь не угадал. В кабинете появилось

еще

несколько специалистов Берия приказал им заняться непонятливым

шпионом.

Гнедина раздели, перевернули и принялись бить резиновыми дубинками.

-- Следов не оставлять!-- приказал народный комиссар.

Гнедин давно подозревал, что линия ЦК на исправление допущенных

Ежовым

ошибок, разговоры о соблюдении законности и пересмотре дел -- все

это

очередная кампания, рассчитанная на простаков. Сталин не удосужился

даже

отменить пытки и побои. Ежова сняли, а новый нарком, чем он лучше.

Больнее всего отдавались удары по пяткам. Гнедин кричал, но к

этому

здесь видимо привыкли. Били до тех пор, пока сами не утомились.

Как предполагает Гнедин, Берия в те дни преследовал главную цель --

получить материалы против Литвинова. Бе рия и Кобулов называли его

"бывшего

начальника" обер-шпионом и со злорадством предрекали, что в "том"

кабинете

Гнедину уже не бывать никогда.

Избитого раздетого донага дипломата бросили в холодный карцер.

Через

некоторое время экзекуция в кабинете Бе рия повторилась. На этот

раз

стойкость Гнедина была вознаграждена.

-- Волевой человек, вот такого бы перевербовать -- ска зал с

наигранной

интонацией Берия.

Стандартный провокационный прием придуманный далекими

предшественниками

Лаврентия Павловича.

В камеру к Гнедину бросили переодетого агента, который ловил каждый

его

вздох. Передышки Гнедину не давали, конвейер работал круглосуточно.

Его

таскали из кабинета в кабинет и били, били, били. Особенно свирепо

истязали

в кабинете Кобулова -- сколько раз Гнедин терял там сознание. Может быть

его

готовили к показательному процессу и лишь потому не прикончили.

Технология погрома в НКИД была проста и надежна, ее

испытали

предшественники Берия. Лаврентию Павловичу не пришлось напрягать

свои

ответственный мозг. Весной тридцать девятого взяли первую в том году

партию

сотрудников Литвинова, выбили из них показания на остальных. Когда

на

Лубянку поступила вторая партия, следователи располагали

широким

ассортиментом провокационных показаний. После ареста и гибели зам.

наркома

Николая Крестинского - "главы контрреволюционного заговора" - в НКИД

эту

почетную должность приписали заведующему отделом печати. Арестованный

ранее

Евгений Гиршфельд, советник посольства во Франции, дал

соответствующие

легенде показания, и вот уже Гнедина допрашивают в новом для него

качестве

-- руководителя антисоветского центра в НКИД. Начальник тюрьмы Миронов

вновь

сопровождавший Гнедина на очередной допрос, успел шепнуть ему в

коридоре

"Напрасно упорствуете".

Пыточный конвейер надломил Гнедина, но не сломил. Однако Берия

уже

предвкушал победу и приказал привести его вновь. Он надел

маску

воспитанного, интеллигентного человека и спросил благожелательно понял

ли

Гнедин, наконец, что должен рассказать о своих преступлениях.

Пытаясь смягчить реакцию на свой отказ, Гнедин заявил что до сих пор

не

понимает, чего от него добиваются. Берия порядком надоела эта игра но

он

решил выдержать избранную роль.

-- Такой философией и провокациями вы только ухудшаете свое положение.

Еще одна расхожая сентенция из репертуара следователей времен

Генриха

Ягоды.

Одним из тех кого затравил, а потом и прикончил Берия, был

Алексей

Нейман В 1938 году он возглавлял один из западных отделов НКИД. Это

был

широко образованный человек, душевный, простой в обращении, его

многие

сотрудники называли просто Алешей.

Сеть доносчиков в НКИД не Берия была создана, своих осведомителей

и

провокаторов Сталин внедрил туда при Ягоде и Ежове. Но именно в 1938--

1939

годах они проявили себя зримо. Главным бериевским агентом был

заместитель

наркома Владимир Потемкин, академик, член ЦК с 1939 года.

В деле Гнедина имеется донос Потемкина на бывшего заведующего

отделом

печати. Он называет его немецким шпионом и с прискорбием отмечает,

что

Литвинов напрасно поручился за Гнедина перед Политбюро.

Заведующий одним из западных отделов Ф. С. Ваинберг был особенно

близок

с Потемкиным и с остервенением выявлял "врагов народа" в аппарате НКИД.

На

следствии Ваинберг повторил злобные нападки Потемкина на Литвинова.

Клеветал

он и на Гнедина.

Они старались, очень старались, но Берия не щадил и самых

старательных.

И Ваинберг отсидел свое после реабилитации работал в Политиздате.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10