захвачен неприятелем с ходу.

ВОЕВАТЬ НЕЧЕМ

Царская Россия сильно отстала от других держав в промышленном

производстве, во всем хозяйстве. Нарезное оружие, к примеру, было

изобретено русскими, а раньше вооружили им свои армии англичане и французы,

да еще турок снабдили. Первый военный пароход «Скорый» тоже русские

сделали, а к началу Крымской войны на Черном море было у русских всего

шесть пароходофрегатов. В огромной стране порох делали три завода. Чугуна

Россия производила в 10 раз меньше, чем Англия. Потом, когда начнутся у

Севастополя ожесточенные артиллерийские дуэли, русские из-за нехватки

снарядов смогут на десять выстрелов противника отвечать только одним.

Поставим перед собой такой вопрос: если бы царь и его правительство

заранее узнали о размерах опасности, грозящей Севастополю, Крыму, всей

России, могли бы они вооружить русскую армию и флот так же хорошо, как был

вооружен неприятель? Что-то было бы лучше, конечно. Но коренной разницы не

было бы. Для коренного изменения военных дел нужно было изменить в корне

политическую и социальную основу жизни всего народа. И первое, что нужно

было сделать,—это отменить крепостное право — право помещиков иметь в

собственности людей, распоряжаться ими, как вещами. И на заводах работали

люди, находившиеся в собственности капиталистов. Труд, что в городе, что в

деревне, был рабским трудом, следовательно, малопроизводительным. В Англии

и Франции давным-давно закончилась эпоха феодализма, в России же

господствовали феодальные отношения.

Но разве мог царь по доброй воле изменить существующие порядки?

Наоборот, он всячески укреплял их: это ведь были порядки его, а не чьи-

нибудь. Он сам был богатейшим помещиком. Каково ему было расстаться со

своей собственностью? И разве мог он обидеть свою опору — русских

помещиков?

Мы говорили, что флот на Черном море возглавляли Корнилов и

Нахимов. Правильнее, точнее было бы сказать, что они больше всех делали для

флота. А должности их были не такие уж главные — первый был начальником

штаба Черноморского флота, второй — начальником 5-й флотской дивизии. Над

ними стояло много вельмож, титулы которых были настолько пышные, насколько

убогими были их военные способности. Оба адмирала имели ограниченные

права, свои приказы и распоряжения обязаны были согласовывать,

утверждать; они тратили много сил, чтобы доказать выгодность и

необходимость какого-либо дела. Только нечеловеческая энергия, святая

преданность Отечеству давали им силы воевать с неприятелем и одновременно

с вельможным начальством.

ПЕРВЫЕ БОИ У СЕВАСТОПОЛЯ

Неприятельские войска двигались от Евпатории к Севастополю. 8 сентября

на реке Альме им преградила путь русская 35-тысячная (вдвое меньшая по

численности) армия. Произошло кровопролитное сражение. Потери с обеих

сторон были очень большие. Главнокомандующий генерал-адмирал князь

Меншиков приказал своим войскам отступить к Бахчисараю. И Севастополь

остался один, город должен был защищаться сам — силами небольшого

гарнизона и тем, что мог дать флот.

Остается только гадать, как решилась бы судьба города, если бы

союзники сразу после сражения двинулись на Севастополь. Имея хорошую

орудийную защиту со стороны моря и укрепления на северной стороне, город

был беззащитен на суше с юга. Но союзники долго не могли прийти в себя от

понесенных потерь, они даже не преследовали отступавшую русскую армию. Это-

то и дало возможность в кратчайший срок возвести на южной стороне города

линию оборонительных сооружений. Когда англичане, французы и турки, обойдя

северные укрепления города, вышли к южной стороне, они неожиданно для себя

наткнулись на непреодолимую полосу редутов и бастионов.

Флот неприятеля тоже был остановлен, он не смог войти в

Севастопольскую бухту: у входа в нее моряки затопили пять старых линейных

кораблей и два фрегата. Жалко было топить свои корабли, все они были

прославлены во многих сражениях. Но иного выхода не было.

Союзное командование, как и предполагал Меншиков, боялось оставить

свои войска в окопах на зиму. Только проблему эту оно намеревалось решить

иначе, чем представлял себе Меншиков, — решительным штурмом взять

Севастополь и закончить войну до холодов.

5 октября союзники, пользуясь большим превосходством в артиллерии,

начали ожесточенную бомбардировку города с суши и моря. После этого начался

штурм укреплений. Защитники Севастополя сражались с невиданным мужеством.

Штурм они отбили, при этом уничтожили много неприятельских орудий и

повредили несколько кораблей. И опять потери в людях с обеих сторон были

очень большие, повторить штурм в ближайшее время противник не мог.

Севастопольцы воспользовались передышкой для совершенствования своей

обороны.

Умер раненный на Малаховом кургане адмирал Владимир Алексеевич

Корнилов. С того тяжелого дня все заботы о защите Севастополя легли на

Павла Степановича Нахимова и его давнего соратника адмирала Владимира

Ивановича Истомина.

РАССКАЗЫВАЮТ ДОКУМЕНТЫ

14 сентября 1854 года. Приказ П. С. Нахимова

«Неприятель подступает к городу, в котором весьма мало гарнизона; я в

необходимости нахожусь затопить суда вверенной мне эскадры и оставшиеся на

них команды с абордажным оружием присоединить к гарнизону. Я уверен в

командирах, офицерах и командах, что каждый из них будет драться как

герой: нас соберется до трех тысяч; сборный пункт на Театральной площади.

О чем по эскадре объявляю».

Из записок неизвестного унтер-офицера

«В Севастополе везде кипела работа; все бегало, суетилось. Почти все

полки были вооружены лопатами, кирками, мотыгами и другими орудиями,

необходимыми при постройке укреплений. Рабочие таскали землю в корзинах, в

мешках, в полах шинелей, во всем, в чем было можно. Всюду возили и носили

бревна, доски, станки и орудия, снятые с потопленных кораблей. Работали не

только солдаты, но даже женщинам была дана работа: они построили

батарею...»

20 ноября 1854 года. Из письма артиллерийского офицера Л. Н. Толстого брату

«Город осажден с одной стороны, с южной, на которой у нас не было

никаких укреплений, когда неприятель подошел к нему. Теперь у нас на этой

стороне более 500 орудий огромного калибра и несколько рядов земляных

укреплений, решительно неприступных. Я провел неделю в крепости и до

последнего дня блудил как в лесу, между этими лабиринтами батарей.

Неприятель уже более трех недель подошел в одном месте на 80 сажен и не

идет вперед; при малейшем движении вперед его засыпают градом снарядов. Дух

в войсках выше всякого описания. Во времена древней Греции не было столько

геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо «здорово, ребята!» говорил:

«Нужно умирать, ребята, умрете?» — и войска отвечали: «Умрем, ваше

превосходительство, ypa!» И это не был эффект, а на лице каждого видно

было, что не шутя, а взаправду, и уже 22000 исполнили это обещание.

...Бомбардирование 5-го числа останется самым блестящим, славным

подвигом не только в русской, но и во всемирной истории. Более 1500 орудии

два дня действовали по городу и не только не дали сдаться ему, но и не

заставили замолчать и одну двухсотую наших батарей...»

Из дневника участника обороны

«...Мальчики от 10-летнего возраста являются на бастионы, где с

необыкновенным самоотвержением под самым сильным неприятельским огнем

остаются на батареях, помогая артиллерийской прислуге, поднося заряды и

снаряды; так, сын матроса 37-го флотского экипажа Максим Рыбальченко,

мальчик 12 лет, во время самого сильного бомбардирования города, в

продолжение 5, 6 и 7-го чисел октября, собирал ложившиеся в Аполлонову

балку ядра и носил их на бастион Корнилова... В настоящее время Максим

Рьпбальченко находится на батарее Камчатского люнета и исполняет

обязанности нумера, подающего снаряды к орудию. Товарищ Рыбальченки, сын

матроса 30-го флотского экипажа, Кузьма Горбаньев [14 лет] с первых

дней осады Севастополя явился на бастион № 4 и просил командовавшего там

определить его в число артиллерийской прислуги. 2 апреля Кузьма Горбаньев

ранен и после перевязки возвратился к своему месту.

Максим Рыбальченко и Кузьма Горбаньев за храбрость награждены

медалями на Георгиевской ленте».

12 октября 1854 года. Из письма капитана второго ранга М. М. Коцебу М. Ф.

Рейнеке

«Уважаемый любезный Михаил Францевич!

Па[вел] Степ[анович] третьего дня был на нашей стороне и просил передать

вам, что кроме незначительной царапины от штуцерной пули, пролетевшей мимо

его уха, он здоров.

Сам же скажу, что П[авел] С[тепанович] как бы ищет смерти, разъезжая

под самым убийственным огнем; недавно матросы без церемонии сняли его с

лошади и отнесли в место, более безопасное. Он один теперь ездит по линии,

воодушевляя своим присутствием и матрос, и солдат».

Из письма М.Ф. Рейнеке П.С.Нахимову 19 октября 1854 года

«...Вести из Севастополя сильно беспокоят меня — не столько опасным

положением города, которое при помощи божьей может поправиться, сколько

твоя отчаянная отвага... С твоим именем и при твоих понятиях об

обязанностях начальника иначе и быть не может. Но для чего без нужды

пускаться в самые опасные места и подвергать себя убийственному огню? К

чему искать смерти? Рассуди хладнокровно и увидишь, что эта отвага для

главного действующего лица не только бесполезна, но даже и вредна и

опасна общему делу: тебя убьют, и дух чинов, имеющих доверие и надежду

единственно к тебе, упадет. Хорошо еще, если найдется человек, который не

допустит пасть духу войска до отчаяния и сумеет возбудить в них за потерю

любимого начальника месть к врагам. Но есть ли такой человек при тебе?..

Ради бога, мой добрый друг, береги себя для общей пользы! Только ты

еще можешь поправить или хоть поддержать дела Севастополя...»

Будучи каждый день готовым к смерти, Нахимов вовсе не искал ее: врага

мертвые не одолеют, победа только во власти живых. Он думал именно так, и

это подтверждает его приказ, в котором он подчеркивает, что победа «при

большой потере со своей стороны не есть еще полное торжество». Дальше он

говорит: «...и поэтому-то я считаю долгом напомнить всем начальникам

священную обязанность, на них лежащую, а именно: предварительно

озаботиться, чтобы при открытии огня с неприятельских батарей не было ни

одного лишнего человека не только в открытых местах и без дела, но даже

прислуга у орудий и число людей для неразлучных с боем работ было

ограничено крайней необходимостью. Заботливый офицер, пользуясь

обстоятельствами, всегда отыщет средство сделать экономию в людях и тем

уменьшить число подвергающихся опасности».

Тогда почему же все-таки сам Павел Степанович ежедневно на протяжении

девяти месяцев (из одиннадцати осады) бывал в самых опасных местах? Почему

он, человек высокого роста, не сменил, как другие адмиралы и генералы, свой

черный сюртук с золотыми эполетами на солдатскую шинель и был виден издали

и своим и неприятельским войскам? Еще раз вспомним слова генерала русской

армии, теоретика военного дела Драгомирова: «Работают у того, кто сам

работает, и на смерть идут у того, кто сам ее не сторонится». Оборонa

Севастополя — сплошная чреда героизма и самопожертвования. А начало этой

чреды было в поведении Корнилова, Нахимова, Истомина. Нахимов пережил своих

товарищей адмиралов. Владимир Иванович Истомин был убит ядром на Камчатском

люнете в марте 1855 года. И Павел Степанович уже один «не сторонился

смерти». Видя это, зная это, не боялись смерти другие.

А как нелегко ему было изо дня в день — долгие месяцы — служить

примером неустрашимости. Он ведь был самым обыкновенным человеком, и

здоровье его было плохим.

Из воспоминаний врача X. Я. Гюббенета

«...Он неоднократно говорил мне в искренней беседе, что, пережив

двукратное бомбардирование Севастополя, третьего пережить не в состоянии!

[Адмирал пережил пять бомбардирований!] В последнее время он страдал

различными припадками — болями в желудке, рвотою, головокружением, даже

обмороком. Сам он всегда говорил мне откровенно о своем положении, которое

тщательно старался скрывать от всех прочих, но уверял, что о лечении теперь

и думать нечего; стоит ему прекратить сегодня обычный круг деятельности,

чтобы впасть завтра в совершенное изнеможение. «Да, — присовокупил он к

этому, — если мы сегодня заключим мир, то я убежден, что, наверное, завтра

же заболею горячкою: если я держусь еще на ногах, то этим я обязан моей

усиленной, тревожной деятельности и постоянному волнению». И в самом деле,

деятельность его, не прекращавшаяся до самой последней минуты, возрастая

почти до лихорадочного состояния и держа его целых девять месяцев в

беспрерывной тревоге, переступала почти границы естественного...»

Одна храбрость не дает победы над неприятелем. Нужно еще и искусство

воевать.

Формулу победы великолепно точно выразил Александр Васильевич Суворов:

«Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но

единственно смешанное с оною военное искусство».

Мы не чтили бы так Нахимова, если бы он был только примером храбрости.

Он был знаток военного искусства и сам творил его. Изучив в ежедневных

поездках свою оборону, Павел Степанович делал, что было в его силах, чтобы

на пути возможного движения неприятеля стояли надежные заслоны.

В начале 1855 года он был очень озабочен защитой входа в

Севастопольскую бухту. Штормовые ветры и волны разрушили преграду из

затопленных кораблей, неприятель мог воспользоваться этим и ввести свою

эскадру на рейд. Отбить такую атаку было бы невозможно, так как береговые

батареи были здесь недостаточно сильны, а на русских кораблях почти не

осталось ни орудий, ни людей — все было свезено на берег. Предположив в

своих размышлениях, что союзники прорвутся на рейд, Нахимов увидел и

события, которые за этим непременно последовали бы, — штурм города с южного

берега бухты. Защитники Севастополя не выдержали бы его, ведь им в спину

били бы орудия англофранцузской эскадры.

Увидев опасность, Нахимов придумал, как усилить защиту рейда. И это

при остром недостатке людей, орудий, пороха, снарядов. Павел Степанович

написал обстоятельный доклад главнокомандующему сухопутных и морских сил

Крыма князю Меншикову. В докладе излагалось, как и за счет чего усилить

корабли, оставшиеся незатопленными, где и в каком количестве добавить

береговые батареи. Несколько дней спустя Нахимов посылают князю еще

докладную записку. В ее конце нескрытое волнение, даже отчаяние: Нахимов

Страницы: 1, 2, 3