Императрица Екатерина Вторая
ИМПЕРАТРИЦА ЕКАТЕРИНА II 
      Манифест Екатерины II от 6  июля  1762  г.  возвестил  о  новой  силе, 
имевшей впредь направлять государственную жизнь России. Доселе  единственным 
двигателем этой жизни, признанным в единственном основном законе империи,  в 
уставе Петра Великого о престолонаследии, была  всевластная  воля  государя, 
личное  усмотрение.  Екатерина  объявила  в  манифесте,  что   самодержавное 
самовластие само по  себе,  без  случайной,  необязательной  узды  добрых  и 
человеколюбивых качеств есть зло,  пагубное  для  государства.  Торжественно 
были обещаны законы, которые указывали бы всем  государственным  учреждениям 
пределы  их  деятельности.   Как   проводилось   в   государственную   жизнь 
возвещенное начало законности, в этом интерес царствования  Екатерины  II  и 
ее преемников; как случилось, что именно Екатерине  II  пришлось  возвестить 
это начало, в этом интерес ее личности, ее судьбы и характера. 
      Июньский перевор от 1762 г. сделал Екатерину II самодержавной  русской 
императрицей. С самого начала XVIII в. носителями  верховной  власти  у  нас 
были люди, либо необычайные, как Петр Великий, либо случайные,  каковы  были 
его преемники и преемницы, даже те из них, кого назначала на престол в  силу 
закона Петра 1 предыдущая случайность, как было с ребенком Иваном  VI   и  с 
Петром III. Екатерина II замыкает  собою  ряд  этих  исключительных  явлений 
нашего во всем не упорядоченного XVIII в.: она была  последней  случайностью 
на русском престоле и провела продолжительное  и  необычайное  царствование, 
создала целую эпоху в  нашей  истории.  Далее  пойдут  уже  царствования  по 
законному     порядку     и     в     духе      установившегося      обычая. 
                              Ее происхождение. 
Екатерина по матери принадлежала к  голштейн-готторпскому  княжескому  роду, 
одному из многочисленных княжеских родов Северной Германии, а по  отцу  -  к 
другому тамошнему  же  и  еще  более  мелкому  владетельскому  роду-ангальт- 
цербстскому. Отец Екатерины, Христиан Август  из  цербст-дорнбургской  линии 
ангальтского дома, подобно многим  своим  соседям,  мелким  северогерманским 
князьям, состоял на службе у  прусского  короля,  был  полковым  командиром, 
комендантом, а потом губернатором города Штеттина,  неудачно  баллотировался 
в курляндские герцоги  и  кончил  свою  экстерриториальную  службу  прусским 
фельдмаршалом возведенный в это  звание  по  протекции  русской  императрицы 
Елизаветы. В Штеттине и родилась у него (21  апреля  1729  г.)  дочь  Софья- 
Августа, наша Екатерина. Таким образом,  эта  принцесса  соединяла  в  своем 
лице  два  мелких  княжеских  дома  северо-западной  Германии.  Эта  северо- 
западная Германия представляла в XVIII в. любопытный  во  многих  отношениях 
уголок Европы. Здесь средневековый немецкий феодализм  донашивал  тогда  сам 
себя, свои последние династические регалии  и  генеалогические  предания.  С 
бесконечными фамильными делениями и подразделениями, с принцами  брауншвейг- 
люнебургскими и брауншвейг-вольфенбюттельскими, саксен-гомбургскими, саксен- 
кобургскими,        саксен-готскими        и         саксен-кобург-готскими, 
мекленбургшверинскими,    мекленбург-стрелицкими,     шлезвиг-голштейнскими, 
голштейн-готторпскими и  готторп-эйтинскими,  ангальт-дессаускими,  ангальт- 
цербстскими   и   цербст-дорнбургскими   это   был   запоздалый   феодальный 
муравейник, суетливый и в большинстве  бедный,  донельзя  перероднившийся  и 
перессорившийся, копошившийся в тесной обстановке со скудным  бюджетом  и  с 
воображением, охотно улетавшим за пределы тесного  родного  гнезда.  В  этом 
кругу все жило надеждами на  счастливый  случай,  расчетами  на  родственные 
связи  и  заграничные  конъюнктуры,  на   желанные   сплетения   неожиданных 
обстоятельств. Потому здесь всегда сберегались в потребном запасе  маленькие 
женихи, которые искали больших невест,  и  бедные  невесты,  тосковавшие  по 
богатым женихам, наконец, наследники и  наследницы,  дожидавшиеся  вакантных 
престолов.  Понятно,  такие  вкусы  воспитывали  политических  космополитов, 
которые думали не о родине, а о карьере и для  которых  родина  была  везде, 
где удавалась карьера. Здесь жить в чужих людях  было  фамильным  промыслом, 
служить при чужом  дворе  и  наследовать  чужое-династическим  заветом.  Вот 
почему  этот  мелкокняжеский  мирок-  получил  в   XVIII   в.   немаловажное 
международное значение: отсюда не раз выходили  маленькие  принцы,  игравшие 
иногда крупные роли в судьбах больших европейских  держав,  в  том  числе  и 
России.  Мекленбург,  Брауншвейг,   Голштиния,   Ангальт-Цербст   поочередно 
высылали и к нам таких политических  странников-чужедомов  в  виде  принцев, 
принцесс и простых служак на жалованье. Благодаря тому что одна  из  дочерей 
Петра Великого вышла за герцога голштинского, этот дом получил значение и  в 
нашей истории. Родичи Екатерины  по  матери,  прямые  и  боковые,  с  самого 
начала XVIII в. либо служили на чужбине, либо путем браков искали  престолов 
на стороне. Дед ее (по боковой линии) Фридрих Карл, женатый на сестре  Карла 
XII шведского, в начале Северной войны сложил голову в одном  бою,  сражаясь 
в войсках своего шурина. Один ее двоюродный дядя, сын этого Фридриха  Карла, 
герцог Карл Фридрих женился на старшей дочери Петра 1 Анне и имел  неудачные 
виды на шведский престол. Зато сына его, Карла Петра Ульриха, родившегося  в 
.1728 г. и  рождением  своим  похоронившего  мать,  шведы  в  1742  г.,  при 
окончании  неудачной  войны  с  Россией,  избрали  в  наследники   шведского 
престола, чтобы этой любезностью задобрить его тетку,  русскую  императрицу, 
и смягчить условия мира; но Елизавета уже перехватила племянника для  своего 
престола, а вместо него навязала шведам не без ущерба для русских  интересов 
другого голштинского принца  -  Адольфа-Фридриха,  родного  дядю  Екатерины, 
которого русское правительство прежде проводила уже в  герцоги  курляндские. 
Другой родной дядя Екатерины из голштинских  -  Карл  был  объявлен  женихом 
самой Елизаветы, когда она была  еще  цесаревной,  и  только  скорая  смерть 
принца помешала ему стать ее  мужем.  Ввиду  таких  фамильных  случаев  один 
старый каноник в Брауншвейге мог,  не  напрягая  своего  пророческого  дара, 
оказать матери Екатерины: "На лбу вашей дочери я вижу по  крайней  мере  три 
короны". Мир уже привыкал видеть в мелком немецком  княжье  головы,  которых 
ждали чужие короны, остававшиеся без своих голов. 
терина уговорила родителей решиться на эту поездку.  Однажды  ее  пригласила 
Елизавета. И  вот,  окутанные  глубокой  тайной,  под  чужим  именем,  точно 
собравшись на недоброе дело, мать с дочерью спешно пустились в  Россию  и  в 
феврале представились в  Москве  Елизавете.  Весь  политический  мир  Европы 
дался диву, узнав о таком выборе русской императрицы. Тотчас  по  приезде  к 
Екатерине приставили учителей закона божия, русского языка и  танцев  -  это 
были три основных предмета высшего образования при  национально-православном 
и танцевальном дворе Елизаветы. Еще не освоившись с русским  языком,  заучив 
всего    несколько    расхожих    фраз,    Екатерина    затвердила,     "как 
попугай",составленное для нее исповедание  веры  и  месяцев  через  пять  по 
приезде в Россию при  обряде  присоединения  к  православию  произнесла  это 
исповедание в дворцовой церкви внятно и  громко,  нигде  не  запнувшись;  ей 
дано былоправославное имя Екатерины Алексеевны в честь  матери  императрицы. 
Это было первое торжественное ее выступление на придворной сцене,  вызвавшее 
общее одобрение и даже слезы умиления у зрителей, но сама  она,  позамечанию 
иноземного посла, не  проронила  слезинк  и  держалась  настоящей  героиней. 
Императрица пожаловала  новообращенной  аграф  и  складень  бриллиантовый  в 
несколько сот тысяч рублей. На другой день, 29 июня 1744 г., чету  обручили, 
а в августе 1745 г. обвенчали отпраздновав свадьбу 10-дневными  торжествами, 
перед которыми померкли сказки Востока. 
                          Образ действий Екатерины. 
 Это был минутный упадок духа перед невзгодами жизни. ^Но Екатерина  явилась 
в Россию со значительной подготовкой ко всякщ 
житейским невзгодам. В  ранней  молодости  она  много  видела.  Родившись  в 
Штеттине, она подолгу живала на попечении  бабушки  в  Гаадбурге,  бывала  и 
Брауншвейгев Киле и в самом Берлине, где видела двор прусокого  короля.  Все 
это помогло ей собрать обильный запас наблюдений и  опытов,  развило  в  ней 
житейскую сноровку, прв 
вычку распознавать людей, будило  размышление.  Может  быть,  эта  житейская 
наблюдательность и вдумчивость при ее природной живости была причиной  и  ее 
ранней зрелости: в 14 лет она казалась  уже  взрослой  девушкой  и  поражала 
всех  высоким  ростом  и  развитостью  не  по  летам.   Екатерина   получила 
воспитание, которое рано освободило ее от излишних  предрассудков,  мешающих 
житейским  успехам.  В  то  время  Германия  была   наводнена   французскими 
гугенотами, бежавшими из отечества после отмены Нантского  эдикта  Людовиком 
ХIV.  Эти   эмиггранты   принадлежали   большею   частью   к   трудолюбивому 
французскому мещанству; они скоро захватили в свои  руки  городские  ремесла 
Германии и начали овладевать воспитанием детей  в  высших  кругах  немецкого 
общества. Екатерину обучали закону  божию  и  другим  предметам  французский 
придворный проповедник патер Перар, ревностный служитель  папы,  лютеранские 
пасторы Дове и Вагнер, которые презирали папу, школьный учитель 
кальвинист Лоран, который презирал и Лютера и папу, а когда она  приехала  в 
Петербург, наставником ее в греко-российской вере назначен был  православный 
архимандрит Симон Тодорский, который  со  своим  богословским  образованием, 
довершенным в немецком университете, мог только равнодушно  относиться  и  к 
папе, и к Лютеру, и к Кальвину,  ко  всем  вероисповедным  делителям  единой 
христианской истины. Можно понять,  какой  разнообразный  запас  религиозных 
миросозерцаний  и  житейских  взглядов  можно   было   набрать   при   столь 
энциклопедическом подборе  вероучителей.  Это  разнообразие,  сливавшееся  в 
бойкой  15-летней  голове  в  хаотическое  религиозное  безразличие,   очень 
пригодилось Екатерине, когда  в  ней,  заброшенной  к  петербургскому  двору 
ангальт-цербст-годштинской судьбой и собственным честолюбием, по ее  словам, 
среди непрерывных огорчений "только надежда или виды не на  небесный  венец, 
а именно на венец земной поддерживали дух  и  мужестве".  Для  осуществления 
этих видов понадобились все наличные средства, какими ссудили ее  природа  и 
воспитание и  какие  она  приобрела  собственными  усилиями.  В  детстве  ей 
твердили, и она сама знала с семи лет, что она очень некрасива, даже  совсем 
дурнушка, но знала и то, что она очень  умна.  Поэтому  недочеты  наружности 
предстояло восполнять усиленной разработкой духовных качеств. Цель, с  какой 
она 
ехала в Россию, дала своеобразное направление этой работе. Она  решила,  что 
для осуществления  честолюбивой  мечты,  глубоко  запавшей  в  ее  душу,  ей 
необходимо всем нравиться, прежде всего  мужу,  императрице  и  народу.  Эта 
задача сложилась уже п 15-летней голове в целый план, о котором она  говорит 
приподнятым  тоном,  не  без  религиозного  одушевления,  как  об  одном  из 
важнейших дел своей  жизни,  совершавшемся  не  без  воли  провидения.  План 
составлялся, по ее признанию, без чьего-либо участия, был плодом  ее  ума  и 
души и никогда не выходил у нее из виду:  "Все,  что  я  ни  делала,  всегда 
клонилось к этому, и вся  моя  жизнь  была  изысканием  средств,  как  этого 
достигнуть". Для этого .она не щадила ни своего ума,  ни  сердца,  пуская  в 
оборот все средства  от  искренней  привязанности  до  простой  угодливости. 
Задача облегчалась тем, что она хотела нравиться людям независимо как от  их 
достоинств, так и от своего внутреннего к  ним  отношения;  умные  и  добрые 
были благодарны ей за то, что она их понимает и ценит, а  злые  и  глупые  с 
удовольствием замечали, что она считает добрыми и умными; тех и  других  она 
заставляла думать о ней лучше,  чем  она  думала  о  них.  Руководясь  такой 
тактикой, она обращалась со всеми как можно лучше и старалась снискать  себе 
расположение всех вообще, больших и малых,  или  по  крайней  мере  смягчить 
неприязнь людей, к ней не расположенных, поставила себе за  правило  думать, 
что  она  во  всех  нуждается,  не  держа  никакой  партии,  ни  во  что  не 
вмешивалась,  всегда  показывала   веселый   вид,   была   предупредительна, 
внимательна и вежлива со всеми, никому не  давая  предпочтения  и  оказывала 
великую почтительность матушке,  которую  любила,  беспредельную  покорность 
императрице, над  которой  смеялась,  отличное  внимание  к  мужу,  которого 
презирала,  -   "одним   словом,   всеми   средствами   старалась   снискать 
расположение  публики",  к  которой  одинаково  причисляла  и   матушку,   и 
императрицу, и мужика. Поставив себе за правило нравиться  людям,  с  какими 
приходилось жить, она усваивала их образ действий, манеры, нравы и ничем  не 
пренебрегала, чтобы хорошенько освоиться с обществом,  в  которое  втолкнула 
ее  судьба.  Она  вся  превратилась,  по  ее  словам,   в   зрителя   весьма 
старательного, весьма  скромного  и  даже  видимо  равнодушного,  между  тем 
прибегала  к  расспросам  и  обслуги,   обоими   ушами   слушала   россказни 
словоохотливых каммер-фрау, знавшей  соблазнительную  хронику  в  придворных 
русских фамилий со времен Петра Великого  и  даже  раньше,  запаслась  отнес 
множеством  анекдотов  весьма  пригодившихся  ей  для  познания  окружавшего 
общества, наконец, не брезговала даже подслушиванием. 
Во время продолжительной  и  тяжкой  болезни  вскоре  по  приезде  в  Россию 
Екатерина  привыкла  лежать  с  закрытыми  глазами;  думая,  что  она  спит, 
приставленные к ней придворные женщины, не стесняясь,  делились  друг-другом 
россказнями,  из  которых  она,  не-разрушая  заблуждения,  узнавала   много 
такого, чего никогда не узнала бы без такой уловки. "Я хотела быть  русской, 
чтобы русские ме-ия любили". По усвоенному ею способу нравиться это  значило 
и  жить  по-русски,  т.е.  как  жили  пресмыкавшиеся   перед   ней   русские 
придворные. В первое вредмя ее словам, она  "с  головой  окунулась"  во  все 
дрязги двора, где игра и туалет наполняли день, стала много 
заботиться о нарядах, вникать в придворные сплетни,азартно играть  и  сильно 
проигрываться,  наконец,  заметив,  что  при  дворе  все  любят  подарки  от 
последнего лакея до великого  князя-наследника,  принялась  сорить  деньгами 
направо и налево; стоило кому похвалить при 
ней что-нибудь, ей казалось уже стыдно этого не подарить. Назначенных ей  на 
личные расходы 30 тыс. руб. не хватало,  и  она  входила  в  долги,  за  что 
получала обидные выговоры от императрицы. Она занимала десятки тысяч даже  с 
помощью английского посла, что уже было близко к политическому подкупу, и  к 
концу жизни Ели- 
заветы довела свой кредит до такого истощения, что не  на  что  стало  сшить 
платья к рождеству. К тому времени по ее смете, не  считая  принятых  ею  на 
себя долгов матери, она задолжала свыше полумиллиона не менее  3  млн.  руб. 
на наши деньги-"страшная сумма", "кото- 
рую я выплатила  по  частям  лишь  по  восшествии  своем  на  престол".  Она 
прилагала  свое  правило  и  к  другой  хорошо  подмеченной  ею  особенности 
елизаветинского  двора,  где  религиозное  чувство  сполна  разменялось   на 
Страницы: 1, 2, 3 
   
 |