не подавал виду; более того, стал демонстративно оказывать Сперанскому

знаки своей “благосклонности”, а это, как знали по собственному опыту

придворные, служило верным признаком приближавшейся опалы. 1 января 1812 г.

тот был удостоен ордена Александра Невского. А 17 марта 1812 г. он был

вызван на аудиенцию к императору. После двухчасового конфиденциального

разговора Сперанский вышел из кабинета императора “в великом смущении”.

Дома он застал министра полиции А. Д. Балашова с помощником, которые

опечатывали его бумаги. У дома уже стоял возок для отправки Сперанского в

ссылку. Сначала его отправили в Нижний Новгород, но затем по новому доносу

перевели в более далекую ссылку — в Пермь.

Падение Сперанского вызвало в придворных кругах бурю восторга.

Некоторые даже удивлялись “милосердию” царя, не казнившего этого

“преступника, изменника и предателя”. Уверяли, что “этот изверг хотел

возжечь бунт во всей России, дать вольность крестьянам и оружие для

истребления дворян”. Разумеется, все это было чистейшим вздором. Сам

Александр I был убежден в невиновности ссыльного, но решил принести его в

жертву, чтобы погасить растущее недовольство дворянства. Сперанский считал,

что “первой и единственной” причиной его опалы явился слишком смелый план

преобразований.

На следующий день после удаления Сперанского Александр говорил А. Н.

Голицыну: “Если бы у тебя отсекли руку, ты наверно кричал бы и жаловался,

что тебе больно; у меня прошлой ночью отняли Сперанского, а он был моею

правою рукою!” Как вспоминал Голицын, “все это было сказано со слезами на

глазах”. Позже графу К. В. Нессельроде Александр объяснял: “Обстоятельства

заставили меня принести эту жертву общественному мнению”. Через четыре года

Сперанский был “прощен”, назначен сначала пензенским губернатором, а в 1819

г. — генерал-губернатором Сибири, где провел ряд административных реформ. В

1822 г. он был возвращен в Петербург, назначен членом Государственного

совета, получил значительные земельные пожалования. Николай I сначала

относился с подозрением к Сперанскому за его “былые либеральные увлечения”

и за “связи” с декабристами, но после “нашел в нем верного и

исполнительного слугу”. Сперанский был введен в состав Верховного

уголовного суда над декабристами, в котором играл видную роль, провел

кодификацию законов Российской империи, за что был возведен в графское

достоинство.

Начало XIX века в Европе было ознаменовано полосой наполеоновских войн,

в которые были вовлечены все европейские страны и народы, в том числе и

Россия. В 1803 г. началась подготовка Наполеона к вторжению в Англию.

Британское правительство энергично сколачивало новую европейскую коалицию

против Франции, чем помогли и вызывающие действия самого Наполеона. По его

приказу в 1804 г. в Бадене был схвачен и затем расстрелян принадлежавший к

французскому королевскому дому герцог Энгиенский, подозревавшийся в

заговоре против Наполеона. Это событие вызвало взрыв негодования всех

европейских монархов, однако лишь Александр I заявил официальный протест. В

Петербурге был демонстративно объявлен траур, а Наполеону направлена нота

протеста против “пролития венценосной крови”. Наполеон ответил вызывающим

посланием, в котором говорилось, что и в самой России была пролита

“венценосная кровь”, и пусть Александр I позаботится схватить и наказать

убийц своего отца. Это было прозрачное и публичное обвинение самого

Александра.

Военные действия против Франции протекали неудачно для коалиции, в

которую входили Англия, Австрия и Россия. После поражения союзных войск при

Аустерлице 2 декабря 1805 г. Австрия капитулировала и заключила

унизительный мир с Наполеоном. Русские войска были отведены в пределы

России, а в Париже начались русско-французские переговоры о мире. 8 июля

1806 г. был заключен мирный договор между Россией и Францией, однако

Александр I отказался его ратифицировать, и Россия формально продолжала

оставаться в состоянии войны с Францией. Летом 1806 г. Наполеон захватил

Голландию и западногерманские княжества. Осенью образовалась четвертая по

счету коалиция против Франции (Пруссия, Англия, Швеция и Россия), однако

воевать пришлось только Пруссии и России. В начале октября 1806 г. прусские

войска в двух сражениях подверглись полному разгрому. Прусский король

Фридрих-Вильгельм III бежал к границам России. Почти вся Пруссия была

оккупирована французскими войсками. Русской армии пришлось одной в течение

последующих семи месяцев вести упорную борьбу против превосходящих сил

французов.

Наполеону удалось оттеснить русские войска к Неману, но и французская

армия понесла столь значительные потери, что Наполеон не решился тогда

войти в пределы России. 25 июня (7 июля) 1807 г. в Тильзите между Россией и

Францией были заключены мирный и союзный договоры. По настоянию Александра

I Наполеон согласился сохранить самостоятельность Пруссии, хотя территория

ее была сокращена наполовину. Неблагоприятные для России условия

Тильзитского мира и союзного договора вовлекали ее в фарватер политики

Наполеона, ограничивали самостоятельность Александра I в международных

делах, вели к внешнеполитической изоляции. Особенно тяжелые последствия

вызвало присоединение в 1808 г. России к континентальной блокаде Англии,

что причинило существенный ущерб экономике страны, поскольку Англия была ее

главным торговым партнером.

Тильзитский мир наносил серьезный удар по международному престижу

России, уязвлял патриотические чувства русских общественных кругов.

Популярность Александра I резко упала. Поднялся всеобщий ропот. “Вообще

неудовольствие против императора более и более возрастает, — доносил

шведский посол Стединг своему королю, — и на этот счет говорят такие вещи,

что страшно слушать”. По свидетельству русского современника, “от знатного

царедворца до малограмотного писца, от генерала до солдата, все, повинуясь

[царю], роптало с негодованием”. Французский посол в Петербурге герцог Рене

Савари писал: “Видна оппозиция решительно против всего, что делает

император”. В 1807 г. распространялся в списках “Проект обращения”

дворянства к императору с требованием проявлять твердость во

внешнеполитических вопросах. Поговаривали даже о возможности дворцового

переворота и возведении на престол умной и энергичной сестры Александра I

Екатерины Павловны, жившей в Твери. По материалам французского историка

Альбера Вандаля, усердно собирал и распространял слухи о “заговоре” против

русского царя герцог Савари.

Александр внимательно следил за настроением различных кругов и собирал

об этом сведения. Еще в 1805 г., уезжая на войну, он создал Временный

комитет высшей полиции для наблюдения за общественным тлнением, тел среди

публики. После Тильзитского мира этот комитет был преобразован в Комитет

общественной безопасности, которому вменялась в обязанность и перлюстрация

частных писем.

В правящих кругах, однако, прекрасно понимали, что тильзитские

соглашения 1807 г. знаменовали лишь передышку перед новым военным

конфликтом с наполеоновской Францией. “Тильзитский мир для Франции, — писал

Сперанский, — всегда был мир вооруженный. Вероятность новой войны между

Россией и Францией возникла почти вместе с [этим] миром, самый мир заключал

в себе все элементы войны”. Наполеон откровенно заявлял свои притязания на

мировое господство, на пути к которому стояла Россия.

Ни к одной из войн Наполеон не готовился так тщательно, как к походу на

Россию, прекрасно отдавая себе отчет в том, что ему предстоит иметь дело с

серьезным противником. Под ружье он поставил 1200 тыс. солдат. Около 650

тыс., составивших так называемую Большую армию, были двинуты к русским

границам. В России знали о всех деталях подготовки Наполеона к войне.

Русский посол в Париже князь А. Б. Куракин начиная с 1810 г. регулярно,

дважды в месяц, доставлял точные данные о численности, вооружении и

дислокации французских войск; ценные сведения он за крупные денежные суммы

получал от Та-лейрана — министра иностранных дел в наполеоновском

правительстве.

В России знали и примерные сроки вторжения французской армии — июнь

1812 г. Распространенное в литературе мнение о внезапности нападения

Наполеона несправедливо. Неверно также и утверждение, будто вторжение

произошло “без объявления войны”. Как установлено в последнее время,

объявление войны России Наполеон сделал официально 22 июня (за два дня до

вторжения) через своего посла в Петербурге Жака-Александра Лори-стона,

который вручил управляющему министерством иностранных дел А. Н. Салтыкову

надлежащую ноту. Но Россия к этой войне не была готова, хотя с 1810 г.

полным ходом шло перевооружение русской армии, укрепление ее западных

границ, строительство крепостей, устройство складов боеприпасов, фуража и

продовольствия. Однако тяжелое финансовое положение страны не позволило

выполнить эту программу. Архаическая рекрутская система не могла

подготовить необходимые резервы. Численность русской армии была значительно

меньше французской, хотя по боевой выучке солдат и техническому уровню

вооружений она нисколько ей не уступала.

Александр I не блистал военными талантами. Современники отмечали

характерную закономерность: там, где непосредственно он находился, его

войска терпели неудачи. Во время тильзитской встречи Наполеон прямо сказал

Александру: “Военное дело — не Ваше ремесло”. В сущности такого же мнения

придерживались и трезво мыслящие русские военные и государственные деятели

и даже члены царской семьи.

В преддверии войны Александр имел долгую беседу со Сперанским и в

частности спросил, что он думает о предстоящей войне и принимать ли ему,

императору, непосредственное руководство военными действиями. Сперанский

советовал Александру не брать командование лично на себя, а созвать

“Боярскую думу” и ей поручить вести войну, при этом “имел дерзость”

расхваливать “воинственные таланты” Наполеона, чем сильно уязвил самолюбие

царя. “Что ж я такое? Разве я нуль?” — возмущенно говорил Александр.

Первая акция Александра при известии о вторжении французских войск —

предложение Наполеону мира; с письмом императора к Наполеону был направлен

генерал А. Д. Балашов. Впрочем, Александр не верил в успех этой миссии,

надеясь лишь выиграть время. Присутствие царя в армии сковывало действия

русского командования. Александру недвусмысленно указывали на “неудобство”

такого присутствия. И он нашел в себе мужество внять доводам влиятельных

лиц и членов царской семьи, но его отъезд из армии преследовал и другую

цель — возложить ответственность за первые неудачи и отступление русских

войск на своих генералов. Не мог Александр не прислушаться и к голосу

общественности, требовавшей назначить главнокомандующим М. И. Кутузова,

которого он особенно не жаловал после Аустерлица. “Общество желало его

назначения, и я его назначил, — сказал он генерал-адъютанту Е. Ф.

Комаровскому. — Что же касается меня, то я умываю руки”. При этом Александр

сетовал, что в молодости не отдали его к Суворову или Румянцеву: “Они меня

научили бы воевать”.

Находясь в столице, Александр был в курсе всего, что происходило в

действующей армии, отнюдь не довольствуясь официальными донесениями ее

командующих. Верный своему принципу противопоставлять одних лиц другим,

Александр, передав командование М. Б. Барклаю де Толли, начальником штаба

назначил его соперника генерала А. П. Ермолова с правом личного доклада

императору; назначив затем главнокомандующим Кутузова, начальником штаба

поставил личного его недруга генерала Л. Л. Беннингсена, доносившего царю о

всех шагах Кутузова.

Обычно одно-два генеральных сражения решали судьбу всей кампании,

которую вел Наполеон. И на этот раз, используя свое численное превосходство

в силах, он рассчитывал разбить рассредоточенные русские армии поодиночке в

нескольких приграничных сражениях. Но этот расчет не удался. Русские войска

с боями, организованно и в полном боевом порядке отступали. Еще до подхода

к Смоленску Наполеон убедился, что предстоит длительная и изнурительная

кампания. Из Смоленска он отправил пленного генерала П. А. Тучкова к

Александру I с предложением мира, но оно осталось без ответа. Позже

Наполеон, находясь в Москве, несколько раз обращался к царю с подобными

предложениями, но все они были отвергнуты. Перед началом войны, видя ее

неизбежность, Александр заявил: “Я не начну войны, но не положу оружия,

пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России”. Когда

война разразилась, он неоднократно заявлял о своей готовности “истощить все

силы империи, дойти до Камчатки”, но не заключать мира с Наполеоном. Узнав

о взятии Москвы, Александр сказал: “Я отращу себе бороду и лучше соглашусь

питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор

своего Отечества”.

Война 1812 г. явилась поистине всенародной, освободительной, и это

обеспечило победу над агрессором. 25 декабря 1812 г. был издан царский

манифест, возвестивший об окончании Отечественной войны. Россия явилась

единственной страной в Европе, способной не только противостоять

наполеоновской агрессии, но нанести ей сокрушительное поражение. Была

разгромлена громадная, закаленная во многих сражениях армия,

предводительствуемая выдающимся полководцем. Но победа досталась дорогой

ценой: огромными людскими и материальными потерями, разорением десятков

губерний, бывших ареной военных действий, сожжением и разорением Москвы,

Смоленска, Витебска, Полоцка и других древних российских городов. Но

победоносное окончание кампании 1812 г. еще не гарантировало Россию от

новой агрессии Наполеона. Сам Наполеон считал, что война против России еще

не закончена. Но теперь военные действия были перенесены уже за пределы

России. Советские историки обычно рассматривают заграничные походы русской

армии 1813 — 1814 гг. как продолжение Отечественной войны 1812 года.

Александр I расценивал продолжение войны за пределами России как достижение

своей цели — низвержения Наполеона. “Не заключу мира, пока Наполеон будет

оставаться на престоле”, — открыто заявил он. Он также добивался и

восстановления “легитимных”, т. е. абсолютистских режимов в Европе.

Военные успехи России сделали Александра вершителем судеб Европы. С

лихвой было удовлетворено и его самолюбие. После решающей битвы при

Фершампенуазе (под Парижем) он с гордостью говорил Ермолову: “Ну что,

Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге;

меня считали за простачка”. И далее: “Двенадцать лет я слыл в Европе

посредственным человеком: посмотрим, что она заговорит теперь”. В 1814 г.

Сенат преподнес Александру I титул “Благословенного, великодушного держав

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6