как у реалистов и Мане. Импрессионисты создали свою концепцию натюрморта,

как бы походя, перенеся на этот жанр принципы пленэра разработанные ими в

области пейзажа. Признав и в натюрморте активным началом лишь свет и

воздух, они превратили предмет в простого носителя световоздушных

рефлексов. Поэтому предмет начинает терять свои объективные свойства,

контуры его расплываются, объем и масса утрачивают свою материальную

ощутимость. Воспринимая мир вещей лишь с одной красочно - живописной

стороны и достигнув определенного прогресса в наблюдении и фиксации

изменчивости освещения в природе, они дошли, наконец, до того, что утеряли

и последнее материальное качество предмета - устойчивость цвета. Эта

дематереализация предмета в искусстве импрессионистов явилась первым

симптомом упадка западноевропейского натюрморта, хотя импрессионизм, с его

культом солнечного света и сверкающей чистыми цветами радуги палитрой, внес

в этот жанр радостные, светлые, оптимистические нотки.

Импрессионизм недолго был ведущим направлением в западноевропейском

натюрморте. Помимо К. Моне и О. Ренуара, весьма немногие среди

импрессионистов создали значительные произведения в этом жанре. Но

отдельные мастера, в том числе даже такие крупные, как П. Боннар, следовали

примеру К. Моне и XX веке. Первой реакцией на импрессионисткую концепцию

изображения предметного мира были натюрморты Сезанна.

Натюрморт был вторым важнейшим жанром, после пейзажа, в творчестве

Поля Сезанна. Работы начала 1870- х годов еще несложны по расстановке

предметов, и в них сквозит какая - то теплота, напоминающая о Шардене. К

этому периоду относится романтический по настроению "Натюрморт с черными

часами"(1869 – 1870, Частное собрание). В нем часы, раковина, ваза, чашка,

лимон - послужили Сезанну мотивом для натюрморта, представляющего собой по

силе выполнения, по простоте, а главное - по пластичности формы,

бесспорно, одну из самых больших удач Сезанна. Выбранные предметы несут

символические ассоциации, но акцент перемещается в область конструктивного

настроения: здесь чувствуется пространство, со всех сторон окружающее вещи,

но вместе с тем подчеркнута и плоскость картины.

Проблема пространства в творчестве Сезанна была решающей, ибо

"продолжать импрессионизм было некуда и незачем. Разве что в тупик к

абстракции. Оставался только один путь спасения искусства, способного

охватить мир в его целостности, - путь создания новейшей системы видения,

которая могла бы вместить в себя как пространство, так и время. Нужно было

пойти на штурм времени, как когда - то Джотто пошел на штурм пространства.

Вот тогда-то и появился Сезанн" (Прокофьев В.Н)

В 1873 году в Овер-сюр-Уаз Сезанн ходит к другу доктору Гаше писать

натюрморты. Доктор Гаше предоставляет в его распоряжение фрукты, кувшины и

кружки, итальянский фаянс, ячеистое стекло и всякую всячину. Цветы,

собранные для него госпожой Гаше, художник ставит в дельфитские вазы.

Сезанн терпеливо, обостряя свое виденье, постигает сложное сочетание

красок, какое дарит ему мир. К этому времени Сезанн - ученик Писсаро -

становится поистине художником - импрессионистом. Однако в силу своей

природной склонности, а может быть, сказывается и привычка к точности и

порядку, Сезанну трудно удовлетвориться простой передачей "впечатлений"; у

него врожденная потребность "организовать" свое полотно, придать ему

стройность, ритм, единство, постичь его разумом. Импрессионизм,

безусловно, научил Сезанна всему или, по крайней мере, существенно важному.

А главное - тому, что в живописи цвет имеет решающее значение. Но есть в

импрессионизме какая - то тенденция к поверхностным впечатлениям, которая

мешает художнику, и которую он более или менее сознательно старается

устранить. Кроме всего прочего, разум тоже должен сказать свое слово.

Импрессионисты с восторгом поэтов ограничиваются тем, что непосредственно

во всей его свежести фиксируют ощущение, вызванное натурой. Но Сезанн

больше не считает это допустимым так просто, без всякого усилия, отдаваться

на волю своего чувственного восприятия. "Художник, - говорит он, - не

должен передавать эмоции, подобно безумно поющей птичке, художник творит

сознательно".

Странная загадка эта живопись! Наблюдая предметы, Сезанн приходит к

выводу, что симметрия, которую мы вносим в изображение, не более чем обман.

В действительности же, если подробно и внимательно изучать форму,

замечаешь, что та сторона предмета, которая освещена с боку, как бы

разбухает, увеличивается, обогащенная тысячью оттенков, в то время как тень

сокращает, уменьшает, словно гасит темную сторону. Выясняет он это с кистью

в руках. Под его мазками бока вазы - "Голубой вазы"(1885 - 1887 года) -

теряют пропорциональность.

Уже давно в живописи Сезанн опередил эпоху. Он устремился в будущее.

Зрело обдуманная и точно построенная, каждая работа Сезанна становится

песней, которую художник насыщает волнующей поэзией и трепетным чувством.

"Залитые светом в фарфоровых вазах, разбросанные на белой скатерти

лежат груши и яблоки, грубоватые, топорные, как будто вылепленные лопаткой

штукатура и поправленные большим пальцем. Если подойти вплотную, перед

вашими глазами - неистовое нагромождение мазков киновари и желтого цвета,

зеленого и синего; отступив на фокусное расстояние, видите плоды, достойные

витрины лучшего магазина", сочные, спелые, аппетитные. И тут вам

открывается то, чего вы до сих пор не замечали: странные и в то же время

реальные тона, цветовые пятна неожиданные в своей достоверности, прелестные

грубоватые тени в складках скомканной скатерти и вокруг разбросанных по

ней плодов. Сравнивая эти полотна с обычными натюрмортами, выполненными в

неприглядных серых тонах и на невыразительном фоне, вы с особой ясностью

ощущаете всю их новизну. Словом, перед нами колорист - предвестник

будущего, который в еще большей мере, чем Мане, способствовал развитию

импрессионизма; "он открыл горизонты нового искусства" - так писал о

натюрмортах Сезанна парижский журналист "Ла краваш" Гюисманс в 1888 году.

К концу 1880-х годов относится натюрморт "Персики и груши" (Москва,

музей им. А. С. Пушкина). Рассматривая его, ощущаешь внутреннюю

напряженность картины. Здесь Сезанн сам задает себе урок, расставляет

посуду, подкладывает мелкие монетки под фрукты, чтобы придать им разный

наклон, выбирает точку зрения.

Простой столик с выдвижным ящиком фигурирует в натюрмортах десятки

раз, но каждый раз он служит площадкой для иного действа.

Предметы не напоминают о частной жизни художника, нет в них никаких

ассоциаций, как было в ранних работах. Сила их и красота в сопоставлении

простых форм и чистых цветов. В этом натюрморте струится волнами салфетка,

смятая на столе, и, сопротивляясь ее движению, лежат тяжелые груши, слегка

накренилась тарелка с персиками, а высокий молочник стоит устойчиво прямо,

указывая своим носиком в левый верхний угол картины. Динамичность в

натюрморте подчеркивает то, что на фоне его видна, идущая под углом к краю

стола, нижняя часть стены с широкой синей полосой по низу. Пространство

веером раскрывается слева направо, обтекая и обволакивая все предметы,

создавая между ними некое напряженное поле. Легко заметить, что в картине

отнюдь не соблюдаются правила прямой перспективы, совмещается несколько

точек зрения - так откровенно этот прием в живописи до Сезанна не

применялся.

В свой краткий импрессионистский период он разглядел и попытался

преодолеть слабые стороны этого течения. Сезанн вернул цвету устойчивый

характер, отказавшись от чрезмерно нюансированного цвета импрессионистов -

цвета, починенного задачам изображения света. Благодаря этому Сезанн вновь

обрел материальный предмет в натюрморте. Любое цветовое пятно в зрелых

произведениях художника ложится строго по форме предмета, свидетельствует о

его реальном цвете, подчеркивает его контур и объем.

Импрессионисты - приверженцы оптического, поверхностного, и в

буквальном и в переносном смысле слова, восприятия предмета - начисто

забыли о существовании материальной субстанции вещей, об их внутреннем

содержании и структуре. В поиске этих качеств Сезанн несколько перегибает

палку. Стремление вернуть предмету вес, костяк и объем приводит его к

попыткам утвердить неизменные, как бы изначальные формы предметов,

прообразы которых он видел в основных простейших фигурах стереометрии -

шаре, цилиндре, пирамиде. Композиции его натюрмортов получают устойчивость

и почти классическую уравновешенность, но мир, воссозданный по законам его

искусства, выглядит лишенным подлинной жизни - статичным. Так

односторонность импрессионистского восприятия предмета только лишь

мимолетном моменте беспрерывного, не знающего покоя движения сменяется у

Сезанна другой крайностью - восприятием его в момент абсолютного, ничем не

нарушенного покоя вечности. В произведениях последнего периода творчества

Сезанн в известной степени преодолевает этот свой недостаток - его

композиции становятся динамичнее, эмоциональнее, подавляемое раньше чувство

природы чаще находит себе единственный выход.

Русский натюрморт XIX века.

Русская культура на рубеже веков имеет самое непосредственное

отношение к истории импрессионизма. А Москва, наряду с Парижем и Нью-

Йорком, является третьим городом мира, где перед первой мировой войной была

сосредоточена лучшая часть импрессионистического наследия. Это заслуга

представителей двух старинных купеческих фамилий – Щукиных и Морозовых,

обогативших нашу столицу в начале века уникальными коллекциями новейшей

французской живописи, от Моне до Пикассо.

В творчестве русских реалистов середины и второй половины XIX столетия

натюрморт был явлением сравнительно редким. И только на рубеже прошлого и

нынешнего веков он вырос в художественное явление мирового значения.

Особенный интерес к натюрморту в русской живописи начинает

пробуждаться в 80- х годах прошлого века. Одно из главных мест принадлежит

здесь работам И. И. Левитана (1860 - 1900). Они не велики по размеру,

скромны по замыслу. Эти работы Левитана, в сущности, еще традиционны:

букеты взяты изолированно от окружающего их пространства комнаты, на

нейтральном фоне. Задача здесь ясна и проста: по возможности более

убедительно передать неповторимую прелесть выбранной натуры. Однако в эти

годы в творчестве К. К. Коровина (1861 - 1939) и В. А. Серова (1865 - 1911)

можно ощутить новые веяния.

Характер новых тенденций можно определить, как стремление художников

связать натюрморт - сюжетно и живописно - с окружающей средой. "Мертвую

натуру" выносят на пленэр, то есть на воздух, под открытое небо, связывают

с пейзажем или же, напротив, органически соединяют с интерьером комнаты. В

натюрморте хотят увидеть отражение мироощущения конкретного человека, его

жизненного уклада, наконец - его настроения.

Одно из ранних полотен Коровина прекрасно иллюстрирует эти новые

тенденции. Речь идет об изображении дружеского общества на даче художника

В. Д. Поленова - "За чайным столом" (1888, музей-усадьба В, Д, Поленова).

Картина написана почти в пленэре - на террасе загородного дома. За столом

сидит жена художника, рядом мирно беседуют ее сестра и сестра самого

Поленова - обе молодые талантливые художницы. Целью живописца было передать

ощущение теплого летнего дня, прелесть непринужденной дружеской беседы.

Бодрящая свежесть, исходящая от солнечной зелени, от молодых лиц, в большей

мере создается и натюрмортом - этим зрелищем красных спелых ягод в белой

тарелке, белизной свежей скатерти, молоком, налитым в высокие прозрачные

стаканы. Внутреннее, эмоциональное единство, в котором находится все

изображенное на картине, достигается, прежде всего, чисто живописным

решением полотна. И фигуры людей, и пространство природы, и предметы

сервировки накрытого стола - все написано с учетом той световоздушной

среды, которая их окружает. Пронизана солнцем зелень сада, отбрасывает

зеленоватый свет на лица людей. Зеленоватыми и золотыми бликами искрится

самовар в центре стола. Мягко поблескивает стекло стаканов, отражая и

вместе с тем пропуская свет. Легкие холодные тени лежат на скатерти, на

белой, тщательно отглаженной блузе молодой женщины; в свою очередь, свет,

отраженный от блузы, от скатерти, еще более высветляет те немногие легкие

тени, которые есть в картине.

В этой работе Коровин положил начало дальнейшему развитию натюрморта.

Стремление художника расширить границы натюрморта, теснее связать его с

человеком, с окружающим миром приводит во многих случаях к органичному

слиянию этого жанра с портретом, пейзажем, интерьером и бытовой живописью.

Изображение "мертвой натуры" становиться здесь более многозначительным,

превращается в активное средство раскрытия образа. И это характерно не

только для начальных этапов, но и для всего периода развития натюрморта

конца XIX- начала XX веков. Особенно связь натюрморта с пейзажем

прослеживается в творчестве К. А. Коровина и Э. Грабаря.

И. Э. Грабарь – художник не только другого поколения, но и несколько

другого направления, чем К. Коровин, но его также причисляют к лучшим и

типичным представителям русского импрессионизма.

Но К. Коровина и Грабаря можно объединять, лишь слишком широко и общо

понимая импрессионизм как искусство впечатления и, так сказать, оптического

восприятия и трактовки природы. Но за этим общим начинается существенное

различие и в самом конкретном восприятии.

Именно в творчестве этих художников много работ, которые можно

назвать натюрмортом в чистом виде. Именно в их искусстве новые тенденции

нашли свое наиболее отчетливое выражение: натюрморт становиться выразителем

настроения человека, он органически соединяется - и по содержанию и чисто

живописно - с той жизненной средой, в которой существует этот человек.

В работах Грабаря всегда ощущаешь отражение чьей-то жизни. Вспоминая

свои работы, Грабарь рассказывает, что большинство из них было почти

целиком "увидено" им в реальной бытовой обстановке, в загородном имении его

друга художника Н. В. Мещерина, где очень любили цветы, и где

разнообразнейшие букеты ставились круглый год. Там были созданы "Цветы и

фрукты на рояле" (1904, Русский музей), "Сирени и незабудки" (1904, Русский

музей). Они потребовали, по свидетельству самого художника, совсем

незначительной компоновке, подсказанной к тому же натурой.

Как позволяют судить воспроизведения, очень интересна одна из ранних

работ этой группы - полотно "Утренний чай" (1904, Национальная галерея,

Рим). "Стояло дивное лето, - пишет художник. - Для утреннего чая стол с

Страницы: 1, 2, 3, 4