Смысл жизни как нравственная проблема
Работа на тему:
Смысл жизни как нравственная
проблема
Содержание
Введение. 3
1. Гедонистический
и аскетический смысл жизни. 6
2. Смиренно-стоический
смысл жизни. 10
3. Категорически
- императивный смысл жизни. 12
4. Религиозный
и действенно-гуманистический смысл жизни. 15
Заключение. 21
Список литературы.. 23
Жизнь не имеет никакого, ни мудрого,
ни глупого, ни абсурдного, ни трагического, никакого другого заранее заданного
смысла. Этот ответ представляется более удовлетворительным. Не только более
честным, но и более обнадеживающим, чем какой бы то ни было другой. И этот
ответ не только не нуждается в громоздких обоснованиях, что является видимым
его преимуществом, но и обладает тем неявным, однако чрезвычайно важным для
нас, что предполагает возможность не столько находить смысл, сколько искать
его, не столько открывать его, как нечто уже существующее, но еще не найденное,
сколько созидать, творить и сообщать жизни.[1]
Этот ответ смещает центр тяжести с
вопроса об изначальном смысле, бесплодность которого очевидна, на вопрос об
окончательном смысле, позволяя судить, и о том срединном и промежуточном, где
находимся сегодня мы, и где этот вопрос имеет неотвлеченный смысл, где он,
собственно, и приобретает всю полноту своего значения, где он насущнее, чем
какой-нибудь другой, изначальный или конечный, взятый сам по себе.
Смысл жизни - только человеческий
феномен. Никто из живых существ, кроме человека, не задумывается над смыслом
бытия, не поднимается выше своих физических возможностей.
Проблема смысла жизни реальна только
там, где ставится вопрос о целом, целостности жизни, о взаимосвязи ее начала и
конца и потому - о том, что после жизни. Как проблема, смысл жизни существует
лишь для того, кто задался целью понять до конца свое поведение, свою траекторию
жизни. Иными словами, «зачем» жизни появляется там и тогда, где и когда человек
начинает сопрягать ее «откуда» и «куда».[2]
Смысл жизни - это не только ее
понимание, но и самооправдание: само по себе существование не самодостаточно,
человека оно не удовлетворяет. Под смыслом жизни скрывается убеждение, что
жизнь достойна того, чтобы ее прожить.
И совершенно прав здесь А. Камю:
«Решить, стоит или не стоит жизнь
того, чтобы ее прожить, - значит ответить на фундаментальный вопрос философии.
Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью
или двенадцатью категориями - второстепенно». [3]
В этой работе кратко рассмотрим
проблемы смысла жизни с точки зрения этики.
Смысл жизни, выводимый из опыта
чувств, ассоциируется обычно с теми удовольствиями, которые они, т.е. чувства,
нам доставляют или поставляют. Он поэтому называется гедонистическим (гр.
hedone - наслаждение).[4]
Как концепция гедонистический смысл жизни уходит своими корнями в
древнегреческую культуру.
Впервые он был развернуто
представлен философской школой киренаиков, основанной Аристиппом из города
Кирены. Киренаики видели в чувственном наслаждении цель и смысл своей жизни.
Оговорки насчет разумности наслаждений, благоразумности в удовольствиях мало
что меняли в их общей жизненной установке. Непосредственное физическое
наслаждение, учили киренаики, - единственное и подлинное благо в жизни
человека. Жизнь есть совокупность моментов настоящего, каждый из которых должен
быть наполнен как можно более сильным и острым удовольствием. Будущего в этом
смысле нет.
Для умножения и интенсификации
удовольствий хороши все средства и пути. Именно удовольствие является критерием
добра и зла. Можно манипулировать всем и вся, лишь бы это приносило
наслаждение. Богатство, власть, слава и т.п. - все подчинено наслаждению, его
достижению и продлению. Наслаждение, удовольствие - главный мотив всех
человеческих поступков и деяний.
Смысложизненная доктрина киренаиков
по-своему преломилась в учении Эпикура. Как и Аристипп, Эпикур считал
наслаждение единственным благом, началом и концом счастливой жизни.[5] Между ними
есть, однако, и различия. Если наслаждение у Аристиппа ценно само по себе, уже
одним своим наличием, то у Эпикура оно идет как бы со знаком минус - как
отсутствие страдания. Лучше сразу избежать страдания, чем искать удовольствия,
если оно имеет своим следствием страдание. «Предел величины удовольствия, -
отмечал Эпикур, - есть устранение всякого страдания, а где есть удовольствие,
там, пока оно есть, нет страдания или печали, или нет и того и другого».[6]
Благоразумие, только намеченное в
школе киренаиков, получает у Эпикура дальнейшее развитие. В благоразумии
древнегреческий мыслитель видел корень всех других добродетелей. Нельзя жить
приятно, не живя разумно, пренебрегая рассудительным самообладанием. Можно,
полагал Эпикур, пойти и на страдание, если только за ним последует еще большее
удовольствие.
Высшей формой счастья, идеалом
жизни, по Эпикуру, является атараксия - блаженное состояние свободы от телесных
страданий и душевных тревог, от болезней тела и страхов души.
Гедонистическая концепция смысла
жизни имеет много недостатков или уязвимых точек:[7]
Во-первых, многие удовольствия ведут к отрицательным последствиям, причиняют в
конечном счете страдания. Удовольствие от систематического приема наркотиков,
например, приводит к деградации личности, к расстройству физического и
психического здоровья человека.
Во-вторых, многие удовольствия несовместимы друг с другом, т.е. гедонизм как концепция
внутренне противоречив.
Скажем, наслаждение, испытываемое
человеком от динамизма и полноты своих физических сил, трудно совместить с
удовольствием от плотного ужина, крепких напитков и т.п.
В-третьих, ориентация на поиск одних удовольствий в жизни делает человека рабом
как самих этих удовольствий, так и, в особенности, тех обстоятельств, вещей и
людей, от которых они зависят.
Рабская зависимость от удовольствий
- вряд ли удовольствие. Наконец, что очевидно, в жизни полно малоприятных
вещей, рутинной, грязной работы. Участие в военных действиях по защите
Отечества, уход за физически беспомощным человеком - эти и подобные им ситуации
приятными не назовешь. Но ни отменить их, ни уйти от них в реальной жизни
нельзя.
Гедонистическая линия поведения, таким
образом, вряд ли совместима с достойным человека смыслом жизни. Хотя жизнь без
удовольствий - тоже не жизнь.
В поисках смысла жизни разум
открывает определенные законы, нормы, правила, которым необходимо следовать или
подчиняться. Общая их определенность - долженствование. Иными словами, их
сущность схватывается понятием и принципом долга. Следуя гедонизму как логике
чувств, допустимо, что называется, плыть по течению жизни, не задумываясь, куда
и зачем.
Обоснованного смысложизненного кредо
в этом случае может и не быть. Долг же, будучи логикой не чувств, а разума,
предполагает осмысленный выбор, сознательное решение, целесообразное поведение,
рациональный контроль и дисциплину для недопущения отклонения от намеченной
«линии жизни» и т.д.
Долг - это норма, возникшая на
основе какой-нибудь фундаментальной социальной ценности и являющаяся морально
обязательной для человека.
Смысл жизни, если вести ее «по
разуму», в соответствии с каким-то долгом, может приобретать различные формы.
Аскетизм - одна из них. Он предписывает то или иное подавление чувственных
влечений и желаний человека.
В самой сильной своей версии
аскетизм означает сознательное отрицание всех желаний без исключения, высшее
состояние духа, отрешенного от всех земных привязанностей, забот и страстей.
Буддийская нирвана, пожалуй, может служить здесь конкретным примером. Один из
афоризмов Будды звучит так: «Величайший из победителей - не тот, кто победит
тысячу раз тысячу мужчин, а тот, кто победит самого себя».[8] Переход к
нирване можно сравнить с пламенем, постепенно угасающим по мере иссякания
топлива: желаний, страстей, заблуждений.
В ослабленном своем варианте
аскетизм требует отрицания лишь некоторых телесных и мирских желаний, готовность
страдать, жить в одиночестве и т.п. Монах, отшельник - вот истинные носители
этого образа жизни.
Еще более ослабленная, или
сниженная. версия аскетизма представлена частичным подавлением чувственных
желаний, страстей и эмоций, достигаемым с помощью разумного их контролирования.
На этом пути, как принято считать, тоже открываются большие возможности для
духовного роста, нравственного самосовершенствования человека.
Одно из первых обоснований аскетизма
как смысла жизни находим мы в древнегреческой философской школе киников. Киники
сводили добродетельную, свободную и счастливую жизнь к отказу от большей части
потребностей и желаний, к их предельной - животной минимизации. Они всячески
высмеивали богатство и чувственные наслаждения, превознося бедность, естественность,
простоту.
Роскошь, излишества только
развращают ум, отчуждают человека от природы, органической логики бытия.
Антисфен, основатель этой школы, говорил, что он скорее сойдет с ума, чем
позволит себе испытать удовольствие от чего бы то ни было. А его ученик, Диоген
из Синопа жил в бочке, ел что попало, презирал все традиции, нормы и условности
общественной жизни, богатство, славу. При собачьем образе жизни у него было
одно утешение или наслаждение - презрение ко всякому наслаждению. По легенде,
когда Диоген грелся на солнце в Крании, Александр Македонский, остановившись
над ним, сказал: «Проси у меня, чего хочешь» и услышал в ответ: «Не заслоняй
мне солнце».[9]
Большое внимание уделяли киники тренировке тела и дисциплине ума, без чего,
понятно, аскетизм существовать не может.
Аскетизм приобретает особое значение
в условиях экологического кризиса, требующего как минимум этики ограничения. С
учетом же и других бед современной цивилизации есть все основания говорить о
необходимости «аскетической мировой культуры».
Смирение - еще одна форма смысла
жизни как долга, долженствования. Смирение является не чем иным, как
покорностью, подчинением себя какому-то открытому разумом закону или другой
необходимости. Это упование на характер, внутренние силы и резервы, известная
стойкость перед лицом неизбежности, неотвратимости, неизбывности.
Своеобразным выражением
смысложизненной установки на смирение была греко-римская философская школа
стоицизма. Ее представители исходили из убеждения, что жизнь подчинена судьбе,
что все происходящее не может не происходить так, как оно происходит. Логос -
всеобщая и разумная закономерность, лежит в основе всего существующего. В
сознательном подчинении этой мировой закономерности или необходимости и
состоит, по учению стоиков, свобода человека. Судьба согласного с ней ведет,
противящегося тащит, полагали они.
Свободное подчинение объективной
необходимости мира было у стоиков, однако, весьма специфическим. Активность
человека им вообще-то не перечеркивалась, как могло бы показаться на первый
взгляд. А достигалось это за счет выработки особой бытийной индифферентности к
текущим событиям, внешним влияниям. Понятие неизбежного носило у стоиков
«безразличный» характер. Подчинение через безразличие, индифферентность.
Согласитесь, здесь есть и
определенная доля независимости. События, к которым человек глубоко равнодушен,
не могут иметь полной власти над ним.
Стоицизм, таким образом, нельзя
отождествлять с фатализмом, для которого характерно пассивно-полное принятие
неизбежности или предопределенности всего происходящего в мире, вплоть до
отдельных событий и индивидуальных поступков. Принятие неизбежного в стоицизме
носит в целом сдержанно-мужественный характер. Подчиняясь судьбе, стоик
стремится все же сохранить какую-то внутреннюю свободу. По словам немецкого
протестантского теолога и философа П.Тиллиха, стоицизм - это «мужество быть,
мужество утверждения собственной разумной природы вопреки всему тому, что есть
в нас случайного». Стоик внутренне готов и к альтернативному развитию событий,
к другому миропорядку - просто нет выбора.
Фаталист, напротив, не допускает его
даже в принципе. Фатализм, в свете сказанного, можно считать крайней,
экстремальной формой выражения смысложизненного смирения человека. Стоицизм -
это очень суровое, т. е. строгое и серьезное, существование, способность
сохранять человеческое лицо даже в условиях нечеловеческого существования.
Идея смысла жизни как долга нашла
свое наиболее полное выражение в философии Канта. Цель или смысл жизни, по
Канту, - жить нравственно, т.е. поступать всегда в соответствии с нравственным
законом. Закон же этот, называемый по-другому категорическим императивом, формулируется
следующим образом: «Поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла быть
вместе с тем и принципом всеобщего законодательства».[10] Любой
индивидуальный и конкретный поступок, если только он претендует на нравственное
качество, должен мыслиться под углом зрения этого универсального
законодательства, быть в сущности своей моральным прецедентом или образцом для
всех поступков подобного рода. Иными словами, каждый индивид должен поступать
так, чтобы правило его личного поведения могло стать правилом поведения для
всех.
Нравственно - это когда то, что
делаю лично я, могли бы делать, повторить за мной миллионы других, вообще все
люди, и жизнь при этом не только не расстроилась бы, а, наоборот, сделалась бы
более человечной. Почему, например, следуя кантовскому категорическому императиву,
нельзя лгать? Да потому, что если я стану врать, если вы будете врать, если все
вдруг сделаются лгунами, то человеческая коммуникация окажется невозможной,
совместная общественная жизнь просто развалится.
Категорический императив всеобщ и
необходим. Он не только предшествует нравственному опыту, нравственному
поведению, но впервые только и делает его возможным. Нравственный закон в форме
категорического императива дается человеку его разумом. Он уходит своими
корнями в свободно-творческое волеизъявление человека. У человека есть
фундаментальный долг - быть человеком.
Кантовский категорический императив
имеет также другую формулировку:
«Поступай так, чтобы ты всегда
относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к
цели и никогда не относился бы к нему только как к средству». [11]
Речь идет, таким образом, о важности
и необходимости видеть в каждом отдельном человеке представителя рода человеческого,
признавать в человеке именно человека и не использовать его поэтому в качестве
средства или условия решения узко прагматических задач, достижения определенно
эгоистических целей. Рассматривать того или иного индивида в качестве человека
- значит, уважать в нем его человеческое достоинство, видеть в нем - хотя бы в
тенденции, принципиальной возможности - свободную личность, самоцельное
существо. Человек самоцелен, также как и добро, которое он творит. Добро можно
делать только ради добра, а не в виду какой-то выгоды, пользы, других сторонних
соображений.
Страницы: 1, 2
|