Мы видели, что налоги на сырые материалы и на прибыль фермера падают на потребителей сырых материалов. Если бы фермер не мог вознаградить себя путём повышения цены, то прибыль его понизилась бы вследствие налога в сравнении с общим уровнем прибыли, и он был бы вынужден перейти со своим капиталом в какую-нибудь другую отрасль. Мы видели, кроме того, что он не может посредством вычета из ренты переложить этот налог с себя на землевладельца, так как фермер, который не платит никакой ренты, будет так же затронут налогом, как и арендатор лучшей земли, будет ли этот налог падать на сырые материалы или на прибыль фермера. Рикардо пытался также показать, что, если бы налог был всеобщим и затрагивал одинаково прибыль фабрикантов и прибыль фермеров, он не оказал бы никакого действия на цены товаров или сырых материалов, а непосредственно, да и в конечном счёте, падал бы на производителей. Было отмечено также, что налог на ренту падал бы исключительно на землевладельца и никоим образом не мог бы быть переложен на арендатора.
Налог в пользу бедных соединяет свойства всех этих налогов и при различных обстоятельствах падает на потребителя сырых материалов и промышленных товаров, на прибыль с капитала и на земельную ренту. Это — налог, который с особенной силой падает на прибыль фермера и потому может быть рассматриваем как налог, влияющий на цену сырых материалов. В той мере, в какой он падает одинаково на прибыль в обрабатывающей промышленности и в сельском хозяйстве, он представляет всеобщий налог на прибыль с капитала и не вызывает никаких изменений в цене сырых материалов и промышленных товаров.
Поскольку фермер не может вознаградить себя путём повышения цены сырых материалов за ту часть налога, которая падает специально на него, налог в пользу бедных будет налогом на ренту и будет уплачен землевладельцем.
Поэтому, чтобы определить влияние налога в пользу бедных в течение какого- либо периода, мы должны последовать, затрагивает ли он в это время прибыль фабриканта и фермера в одинаковой пли в неодинаковой степени н может ли фермер при данных условиях повысить цену на сырые материалы.

Некоторые думают, что налоги в пользу бедных взимаются с фермера пропорционально выплачиваемой им ренте, и в соответствии с этим фермер, который платит маленькую ренту или не платит никакой, будет платить небольшой налог или совсем не будет платить его. Если бы это было верно, то налог в пользу бедных, поскольку он выплачивался бы земледельческим классом, падал бы целиком на землевладельца и не мог бы перелагаться на потребителя сырых материалов. Давид думает, что это неверно. Налог в пользу бедных взимается вовсе не пропорционально ренте, которую фермер платит в данный момент землевладельцу,—он всегда пропорционален годовой стоимости его земли, придаётся ли эта годовая стоимость земле с помощью капитала землевладельца или же капитала арендатора.

Если бы два фермера арендовали земельные участки различного качества в одном и том же приходе и один платил бы ежегодно ренту в 100 ф. ст. за 50 акров самой плодородной земли, а другой тоже 100 ф. ст. за 1 тыс. акров наименее плодородной земли, то они платили бы одинаковый налог в пользу бедных, раз никто из них не пытался бы улучшить землю. Но если фермер, арендующий плохую землю, решается в расчёте на очень долгий арендный срок увеличить, несмотря на большие расходы, производительные силы своей земли с помощью удобрения, дренажа, огораживания и т. д., он будет платить налог в пользу бедных пропорционально не ренте, уплачиваемой им в данное время землевладельцу, а всей действительной годовой стоимости земли. Налог мог бы равняться или даже быть больше ренты, но так или иначе ни одна часть налога не была бы уплачена землевладельцем. Фермер предварительно рассчитал бы всё это: если бы цена продукта не была достаточна, чтобы возместить ему все его расходы вместе с добавочным расходом на налог в пользу бедных, он не предпринял бы улучшений. Таким образом, очевидно, что в этом случае налог уплачивается потребителем. Ибо если бы налога не было, то эти улучшения были бы предприняты, и обычная общая норма прибыли была бы получена на затраченный капитал при более низкой цене хлеба.

Ни малейшей разницы не получилось бы и в том случае, если бы землевладелец сам ввёл все эти улучшения и вследствие этого повысил бы свою ренту со 100 до 500 ф. ст. Налог был бы также переложен на потребителя, ибо решение вопроса о том, затратит ли землевладелец большую сумму денег на свою землю, зависело бы от величины ренты — или того, что называется рентой,— которую он получил бы как вознаграждение за землю. А это опять зависело бы от цены на хлеб или другие сырые материалы, т. е. от того, достаточно ли высоки были бы эти цены, чтобы не только покрыть добавочную ренту, но и налог, которым была бы обложена земля. Если бы капитал обрабатывающей промышленности принимал в то же время участие в уплате налога в пользу бедных в той же пропорции, как и капитал, затраченный фермером или землевладельцем на улучшение земли, то налог в пользу бедных превратился бы из специального налога на прибыль с капитала фермера или землевладельца в налог на капитал производителей всех категорий. Он, следовательно, не мог бы быть переложен ни на потребителя сырых материалов, ни на землевладельца. Прибыль фермера была бы затронута налогом не больше, чем прибыль фабриканта, и первый так же мало, как и последний, мог бы ссылаться на налог, как на основание для повышения цены своих товаров. Не абсолютное понижение прибыли удерживает людей от приложения капитала в какой-нибудь отдельной отрасли промышленности, а её относительное понижение: именно разница в прибыли гонит капитал из одной отрасли в другую.

Следует, однако, признать, что при современной организации налога в пользу бедных на фермера падает пропорционально его прибыли более значительная сумма налога, чем на фабриканта; ведь фермер облагается в соответствии с действительным количеством продукта, который он получает, а фабрикант— в соответствии со стоимостью здания, в котором он работает, без всякого отношения к стоимости машин, труда и капитала, которыми он пользуется. Отсюда следует, что фермер имеет возможность повысить цену свонх продуктов на всю эту разность. Так как налог падает неравномерно и падает в особенности на прибыль фермера, то у последнего было бы меньше побуждения посвящать свой капитал обработке земли, и он скорее поместил бы его в какое-нибудь другое предприятие, если бы не повысилась цена сырых материалов. Напротив, если бы налог падал с большей тяжестью не на фермера, а на фабриканта, то последний тоже мог бы повысить цену своих товаров на всю разность на том же самом основании, на каком фермер повысил бы при подобных условиях цену сырых материалов. Следовательно, когда в обществе, которое расширяет своё земледелие, налог в пользу бедных падает с особенной тяжестью на землю, он будет отчасти уплачен теми, кто вложил капитал и чья прибыль понизится, отчасти же потребителями, которые должны платить более высокие цены за сырые материалы. При таком положении вещей налог может даже быть при некоторых обстоятельствах скорее выгодным, чем убыточным, для землевладельцев. Если налог, уплачиваемый теми, кто обрабатывает худшую землю, был бы по отношению к количеству полученного продукта выше, чем налог, уплачиваемый арендаторами более плодородных земель, то повышение цены хлеба, которое распространилось бы на весь хлеб, более чем достаточно вознаградило бы последних за налог. Этой выгодой они пользовались бы в течение всего срока аренды, но затем она пошла бы на пользу землевладельца.
Таковы были бы результаты налога в пользу бедных в прогрессирующем обществе. Что же касается страны, переживающей состояние застоя или упадка, то, поскольку капитал не мог бы быть извлечён из земли при всяком увеличении налога на содержание бедных, та часть его, которая падает на земледелие, уплачивалась бы в продолжение арендного срока фермерами, но по истечении этого срока она почти целиком падала бы на землевладельцев. Если бы во время прежней аренды фермер затратил свой капитал на улучшение земли и эта земля продолжала бы оставаться в его руках, то при новом увеличении налога он был бы обложен пропорционально новой стоимости, которую земля приобрела вследствие улучшения. Он был бы вынужден платить эту сумму в течение всего срока аренды, хотя прибыль его упала бы благодаря этому ниже общей нормы прибыли, потому что затраченный им капитал так тесно сросся бы с землёй, что не мог бы быть извлечён. Действительно, если бы он или его землевладелец (если бы капитал был затрачен последним) мог извлечь свой капитал из земли и уменьшить таким образом её годовую стоимость, то налог упал бы в таком же отношении, а так как количество продукта в то же время уменьшилось бы, то цена его поднялась бы. Он вознаградил бы себя за налог, переложив его на потребителя, и ни одна часть этого налога не упала бы на ренту. Но это невозможно, по крайней мере для некоторой части капитала, и, следовательно, налог будет уплачиваться в соответствующей пропорции фермерами в течение всего срока аренды, а землевладельцами — по окончании этого срока. Если бы этот добавочный налог падал с особенной тяжестью на фабрикантов, чего на самом деле нет, то при таких обстоятельствах он был бы прибавлен к цене товаров, ибо нет никакого основания, в силу которого прибыль их упала бы ниже общей нормы, раз они легко могут перевести свои капиталы в земледелие .

ВЫВОД
Что же именно внёс Рикардо в науку политической экономии и прежде всего в теорию стоимости и прибавочной стоимости? Несомненно, огромной научной заслугой его является преодоление ошибки Смита в теории стоимости — смешения купленного труда с затраченным. «Адам Смит,— говорил
Рикардо,—который так правильно определил коренной источник меновой стоимости, оказался непоследовательным», ибо Смит имеет в виду «не количество труда, затраченное на производство того или иного предмета, а то количество его, какое можно купить за этот предмет на рынке...» Ведь рабочий, замечает Рикардо, не получит «за свой труд вдвое больше против прежнего, раз труд его стал вдвое производительнее, и он может поэтому выработать вдвое больше товара» .
Критика неверного положения Смита, его недоговорённости и недодуманности начинается именно с вопроса о росте производительности труда. За большее количество продукта всё та же заработная плата! Значит, в теории Смита имеется трещина. И далее указывается причина этого: «...Меновая стоимость произведённых товаров пропорциональна труду, затраченному на их производство; не только на непосредственное производство, но и на изготовление орудий и машин, требующихся для того вида труда, при котором они применяются» .
В этом определении Рикардо заключаются и большой шаг вперёд и серьёзная ошибка. Здесь отведено надлежащее место основному капиталу и опущен оборотный. Рабочее время, необходимое для производства орудий и машин, принято во внимание, но время, нужное для производства сырья, не учтено.
Однако Рикардо не всегда отвлекается от оборотного капитала: в приводимых им конкретных примерах последний не всегда выпадает. Так, приводя в пример производство чулок, Рикардо определяет затраченное на них рабочее время следующим образом:

«Сюда войдёт, во-первых, труд по обработке земли, на которой разводят хлопок; во-вторых, труд по доставке хлопка в страну, где будут изготовлены из него чулки, сюда же включается также часть труда, затраченного на постройку судна, на котором хлопок перевозится... в-третьих, труд прядильщика и ткача; в-четвёртых, часть труда машиностроителя, кузнеца и плотника, которые строили здания и машины, с помощью которых изготовляются чулки...» . Здесь не говорится, правда, ни о стоимости хлопка как сырья для прядения, ни о стоимости семян хлопка как сырья для земледелия, но зато идёт речь о труде, создающем сырьё.

Развитие и углубление теории трудовой стоимости с самого начала связано у
Рикардо с одним ограничением: его интересует лишь относительная стоимость товаров, или «их стоимость сравнительно с другими вещами» . Если труд людей, производящих тот или иной товар, стал производительнее, тогда как труд, производящий все другие товары, остался на прежнем уровне, то как изменится их стоимость по отношению друг к другу,— вот проблема, которая волнует Рикардо и за пределы которой он не может выйти. Отношение же стоимостей отдельных товаров к общественному труду остаётся вне поля его зрения. Величина стоимости заслоняет для него её действительную природу и её исторический характер. Стоимость для него — только всегда существующее отношение вещей, а не исторически обусловленное отношение людей.

Установленная Рикардо противоположность между заработной платой и прибылью непосредственно вытекает из его теории стоимости и в то же время из предположения, что рабочий день есть величина постоянная. Отсюда достоинства этой теории и отсюда её недостатки. В полемике с Сэем,
Мальтусом и Смитом Рикардо резко восстаёт против их утверждений, что изменение заработной платы влияет на размеры ренты и на стоимость товаров:
«Повышение стоимости труда невозможно без соответствующего падения прибыли.
Если хлеб подлежит разделу между фермером и рабочим, то чем больше доля последнего, тем меньше остаётся первому. Точно так же если сукно пли хлопчатобумажные ткани делятся между рабочими и их хозяевами, то, чем большая доля даётся первым, тем меньше остаётся последним» ..
Это положение Рикардо неустанно защищает в своих «Началах» и особо оттачивает свои формулировки в полемике:
«Если заработная плата падает, то поднимается прибыль, а не рента. Если заработная плата поднимается, то падает прибыль, а не рента» . Это — по адресу Мальтуса, который видит в росте заработной платы одну из причин падения ренты, и наоборот. По адресу же Сэя, считающего, что рост заработной платы вызывает повышение цен, Рикардо язвительно замечает:
«Убеждённый, что цена товаров регулируется ценой труда... г-н Сэй говорит:
«Я подозреваю, что дешевизна товаров, получаемых из Англии, отчасти обусловлена существованием в этой стране множества благотворительных учреждений» Для того, кто утверждает, что заработная плата регулирует цену, это — последовательное заключение».
Во всем его труде доминируют отношения вещей. Ясно установлены отношения заработной платы и прибыли, но не видно рабочих и капиталистов в их постоянной взаимной борьбе. Колебания величины заработной платы определяются в анализе Рикардо лишь колебаниями цен на средства существования в зависимости от условий обработки земли, внешней торговли, изменения стоимости денег и т. д.
С другой стороны, величина рабочего дня и вновь созданная стоимость рассматриваются как величины постоянные. Это может быть правильно лишь для начала анализа, лишь как исходный пункт. Постоянное стремление капитала увеличить абсолютную прибавочную стоимость за счёт увеличения длины рабочего дня остаётся, так же как и первые попытки рабочих бороться за его сокращение, вне поля зрения и вне анализа Рикардо. Для него не наступил ещё момент, когда, по образному выражению Маркса, раздался «голос рабочего, который до сих пор заглушался шумом и грохотом процесса производства» .

Имея дело не с рабочими и капиталистами как участниками классовой борьбы, а лишь с получателями заработной платы и прибыли, Рикардо не может всё же не видеть условий роста относительной прибавочной стоимости. Этот рост является для него опять-таки результатом естественных причин — введения новых машин, улучшенных методов обработки земли, усовершенствования транспорта и т. д. Из самой теории стоимости вытекает объективная неизбежность «падения пены труда» при развитии производительных сил, т. е. при уменьшении количества рабочего времени, необходимого для производства средств существования рабочих. Постоянного сознательного воздействия капитала «на падение пены труда» Рикардо не видит. Его голос не был голосом капитала, который «громогласно и с обдуманным намерением возвещает о ней (о машине.) как о силе, враждебной рабочему», но он не был, конечно, и голосом, формулирующим требования рабочих.

Лишь в теории ренты Рикардо ясно слышатся уже голоса людей, представляющих борющиеся классы. Земельная собственность и высокие цены на хлеб мешают развитию капиталистической индустриализации. Промышленный капитал вынужден отдавать землевладельцу излишек стоимости над ценой производства. Лендлорды и их апологет Мальтус всячески отстаивают право собственников земли на ренту и требуют высоких пошлин на ввозной хлеб, выращиваемый на более плодородной земле, чтобы сохранить право на высокий излишек стоимости над ценой производства.

Рикардо связывает свою теорию дифференциальной ренты с теорией трудовой стоимости. «Не потому хлеб дорог, что платится рента, а рента платится потому, что хлеб дорог» ,— замечает он.

В. И. Ленин в своей критике теории ренты Сисмонди говорит, что последний
«не столько опровергает Рикардо, сколько отвергает вообще перенесение на земледелие категорий товарного хозяйства и капитализма» . Наоборот, заслуга
Рикардо именно и состоит в таком перенесении. Полемизируя со Смитом, который видит принципиальную разницу между земледелием и промышленностью в том, что в земледелии в отличие от промышленности работает не только человек, но и природа, Рикардо замечает: «Разве природа не делает ничего для человека в обрабатывающей промышленности? Разве силы ветра и воды, которые приводят в движение наши машины и корабли, равняются нулю? Разве давление атмосферы и упругость пара, которые позволяют нам приводить в движение самые изумительные машины,— не дары природы?» .
Именно на это ошибочное утверждение Смита опираются апологеты землевладельцев. От Мальтуса до Булгакова включительно все они стараются доказать, что рента — это дар природы. Возражая им, Рикардо утверждает, что защищать с помощью хлебных законов право на «прибавочный продукт, который земля даёт в форме ренты», это всё равно, что стремиться к тому, «чтобы с каждым годом вновь сооружённые машины были менее производительны, чем старые». Тогда «всем владельцам более производительных машин платилась бы рента»,— замечает иронически Рикардо.
Если абстрагироваться от путаницы, связанной с неправильным представлением Рикардо, что человечество обязательно идёт в обработке земли от лучших земель к худшим, и помнить твёрдую позицию Рикардо в вопросе о единстве теории стоимости и теории ренты, то смысл этой иронии Рикардо ясен: защитник технического прогресса и международного разделения труда обрушивается на лендлордов, для которых технический прогресс дело второстепенное, а право на ренту — основное и самое важное.
Каковы бы ни были ошибки Рикардо в вопросах теории ренты и теории денег , в основе их всё же лежит концепция трудовой стоимости; его ошибки в этих вопросах являются, следовательно, в отличие от «теорий» современной буржуазной политической экономии отклонением от правильной установки, а не результатом порочной исходной позиции.
Классовое лицо Рикардо определяется именно его отождествлением технического прогресса с укреплением классового господства промышленной буржуазии и страстной борьбой против тех, кто задерживает этот прогресс,— собственников земли. Как указывает Маркс, Рикардо, развивая теорию ренты
Андерсона, делает и «теоретический и практический шаг вперед». Первый состоит в определении «стоимости товара и т. д.» и в проникновении в
«природу землевладения», а второй — в аргументах «против необходимости частной земельной собственности на основе буржуазного производства и затем против всяких государственных мероприятий, вроде хлебных пошлин, способствовавших увеличению этой частной земельной собственности» .

Именно это единство теоретических и практических выводов характерно для
Рикардо, идеолога промышленного развития Англии и промышленной буржуазии, поскольку она выражала это развитие в период его жизни и деятельности.
Научные завоевания Рикардо, всё то, что труд его содержал в себе смелого и нового, были полностью использованы Марксом. Как говорит В. И. Ленин в статье «Три источника и три составных части марксизма», «классическая политическая экономия до Маркса сложилась в Англии — самой развитой капиталистической стране. Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело».
Ряд буржуазных политэкономов упрекает Маркса в том, что он заимствовал у
Рикардо трудовую теорию стоимости. «Физиология буржуазной системы» была показана Рикардо с точки зрения буржуазии, чья победа над феодализмом дала мощный толчок развитию производительных сил.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5