Наиболее глубинным фактором эффек­тивности различных форм собственности является материально-техническая основа экономики1. Это давно доказано экономиче­ской наукой и подтверждено практикой.

В экономике западных стран, Японии, России в настоящее время существует сим­биоз различных в качественном отноше­нии типов техники и технологий. Везде взаимодействуют, в разных соотношениях, три основных вида технологий: ручное производство, индустриальное и постинду­стриальное производство товаров и услуг. Однако доминирующей, наиболее распро­страненной, обеспечивающей основную долю валового выпуска, является инду­стриальная техника. Ее содержание наука выяснила с исчерпывающей точностью: это система трехзвенных машин, которая многократно увеличила производительные возможности человека, но сама все же ограничена его естественными возможно­стями, поскольку человек управляет ее ра­бочей частью. Постиндустриальная техни­ка снимает эту границу, высвобождая че­ловека из физического производства и оставляя за ним главным образом интел­лектуальные функции. В современных странах, таким образом, накапливаются элементы техники будущего общества. Тем не  менее господствует пока еще традицион­ная техника, которая ослабила зависи­мость величины чистого продукта от инди­видуальных особенностей производителя (рабочего), но все же сохранила довольно большую корреляцию между ними. Это оз­начает преобладание такого рода техноло­гий, результативность которых сильно за­висит от индивидуальных проявлений ис­полнителей, на что наиболее ощутимо можно воздействовать через систему моти­вации труда.

Базой частных единоличных хозяйств служат в основном ручные орудия труда. В современном мире это производства, ко­торые требуют одного либо нескольких че­ловек, часто это семейный бизнес или предприятия с небольшим числом наем­ных рабочих. Они оказываются конкурен­тоспособными там, где потребность носит ярко выраженный индивидуализирован­ный характер (чаще всего в сфере услуг) либо где немеханизированное производ­ство связано со скоропортящимся продук­том.

В этой форме сама собственность явля­ется стимулом к труду. В этом сила и жиз­ненность такой формы предприятий. Одна­ко не стоит переоценивать это достоинство. Техническая ограниченность, малые мас­штабы производства многократно снижа­ют достоинство этой формы. Больше того, с точки зрения использования современно­го потенциала производства, это одна из самых неэффективных форм собственно­сти. Подтверждением тому служат дота­ции, выделяемые правительствами многих стран для поддержки малого и семейного бизнеса, имеющие цель не столько повы­сить эффективность предприятий, сколько противодействовать росту безработицы, а иногда поддержать традиционный уклад жизни. Копируя опыт такого рода, россий­ская экономика лишь снижает свою эффективность.

Большие надежды уже более двух столе­тий экономисты связывают с кооператив­ной формой собственности. Кооператив­ные предприятия также имеют давнюю историю. Они применялись и в прежние эпохи. В прошлом в России, например, были широко распространены артели. Су­ществуют они и в современных странах. Эта форма использовалась на базе и руч­ных, и машинных орудий. Объединение многих лиц снимало одну из границ, за­ключенных в частной единоличной форме и тем самым увеличивало производитель­ность. Так как все члены кооператива являются хозяевами предприятия, им не нужен дополнительный контроль. Они сами участвуют в управлении предпри­ятием, имеют возможности реализовать свои индивидуальные способности, при­держиваться принципа социальной спра­ведливости.

Недостатки кооперативной формы обна­руживаются с ростом размеров предпри­ятия. Чем больше работает людей в одном коллективе, чем сложнее структура орга­нов управления, чем более отдаленной ста­новится связь управляющих с рабочими, тем больше слабеет чувство собственника у рабочего и его поведение как хозяина предприятия, тем больше усиливается его роль статиста в принятии управленческих решений. Стимулирующая роль самой соб­ственности здесь ослабляется по мере воз­растания масштабов производства. Поэто­му при частной собственности кооператив­ные предприятия могут быть результатив­ны в пределах незначительных масштабов производства. Кооперативная собствен­ность по отношению к частной единолич­ной собственности является формой кол­лективной, то есть переходной от частной к общественной. По отношению же к соб­ственности общественной, то есть к тем ресурсам, благам, которые принадлежат всем людям страны, кооператив – это все­го лишь часть общества, поэтому, так же как и акционерные предприятия, коопера­тивная собственность по своей природе ближе к частной. Таковой она является по крайней мере в условиях рыночной эконо­мики.

Подобно тому, как во всех других сферах мироздания целое не равно сумме состав­ных его частей (груда кирпичей и це­мент – это еще не здание), совокупная эффективность экономики не является простой суммой реализации тех возможно­стей экономического роста, которые за­ключены в предприятиях всех форм соб­ственности. Эти возможности усиливаются или ослабляются механизмом их взаимо­действия друг с другом. В рыночной эконо­мике частным фирмам единоличной и кооперативного владения из-за их небольших размеров трудно или даже невозможно влиять на поведение других фирм определять объемы производства, уровень издержек, реагируя на условия конкуренции. А это лежит в основе рыночной стратегии современных крупных фирм. В результате резко увеличиваются трансакционные издержки, связанные с выходом предприятий во внешний мир, а вклад в совокупную эффективность экономики уменьшается. Поэтому мелкие собственники лишь юридически остаются таковыми, а экономически они чаще всего являются уже частью крупного производства.

Основной вклад в развитие современной экономики западных стран вносят круп­ные частные акционерные корпорации. Достаточно привести пример США, в эко­номике которой господствуют 800 крупней­ших корпораций. Их удельный вес в об­щем числе фирм очень мал – 0,01%, но  они владеют капиталом, величина которо­го равна почти половине общего объема материальных ценностей страны. «...Пра­вомерно заключить, что в американском экономическом ландшафте доминируют крупнейшие корпорации и есть основания называть экономику Соединенных Штатов экономикой большого бизнеса1»,– пишут американские авторы. Этот факт, кстати сказать, подтвердил выводы, полученные разными направлениями экономической науки (К. Марксом, А. Маршаллом) о пре­имуществах крупного производства. Эти выводы останутся верными до тех пор, пока будет сохраняться нынешняя техни­ческая основа экономики – трехзвенная система машин, которую менее точно и весьма неопределенно в современных терминах называют индустриальной тех­никой.

Постиндустриальная техника к машине-двигателю, передаточному механизму, ма­шине-орудию или рабочей машине доба­вила контрольно-управляющую машину. Она выполняет ту же функцию, что рабо­чий по отношению к трехзвенной машине. Этим снимается граница развития произ­водства, заключенная в средствах произ­водства. Хотя другая граница – ограни­ченность ресурсов – остается вечной, лишь отодвигаясь по мере развития теперь уже человеческого фактора.

По поводу конкурентоспособности госу­дарственных предприятий оценки расхо­дятся. Чаще встречаются аргументы об их неэффективности. Уровень прибыльности у них обычно ниже, чем у частных корпо­раций одного и того же масштаба, а это объясняют незаинтересованностью рабо­тающих, а также бюрократизацией упра­вления. Но рентабельность и эффектив­ность – это не одно и то же, что становит­ся все более признанным даже среди за­падных экономистов. В оценке отечествен­ных экономистов также содержится кри­тика прошлого опыта использования госу­дарственной   собственности:   внимание фиксируется на бюрократизации управле­ния, отсутствии у рабочих «чувства хозяи­на» как самых крупных, внутренних, не­преодолимых ее недостатках.

И все же, несмотря на широкое распро­странение такой оценки, существуют и от­личные от нее. Исторически в западных странах государственный сектор возникал в заведомо неприбыльных отраслях. В жизненно важных для экономики случа­ях государство было вынуждено национа­лизировать убыточные отрасли либо на­правлять инвестиции на строительство за­ведомо убыточных предприятий. Таким путем происходили национализация и го­сударственное строительство в сферах до­бывающей промышленности, энергетики, транспорта, связи и других отраслях, не говоря уже об образовании, инвестициях в фундаментальную науку, оборону, где прибыль в качестве критерия эффективно­сти вообще неприменима. Следовательно, эффективность  частных  акционерных корпораций и государственных предпри­ятий даже в рамках одной и той же страны сравнить весьма затруднительно. Конечно, западная экономическая мысль довольно ясно фиксирует это неравное положение двух секторов экономики тезисом о том, что прибыль не может служить целью го­сударственного предприятия в отличие от частного бизнеса.

Известна попытка сравнительного ана­лиза  эффективности  государственных и частных предприятий в Польше, пред­принятая Лондонской экономической шко­лой. Она кончилась неудачей, исследовате­ли не смогли прийти к определенному вы­воду. Более значимый результат дал ана­лиз, выполненный МВФ также на по­льских предприятиях. Вывод был в пользу более высокой эффективности государ­ственных предприятий по сравнению с ча­стными.

Обе формы собственности – и частные акционерные корпорации, и государствен­ные предприятия способны сконцентриро­вать финансовые, материальные и люд­ские ресурсы в больших размерах и, сле­довательно, организовать крупномасштаб­ное производство. Может быть, некоторое преимущество с воспроизводственной точ­ки зрения имеет государственная собствен­ность, так как в современном мире появля­ются технические, социальные проекты, для реализации которых недостаточно ре­сурсов даже частных корпораций-гигантов (аэрокосмическая промышленность, энер­гетика, экологические проекты). Но все же таких проектов не так уж много.

Сравним теперь эти формы собственно­сти по силе мотивации к труду, содержа­щейся в каждой из них. Обычно пальму первенства в этом отношении отдают ча­стным корпорациям. Они, считается, ини­циативны, изобретательны, бережливы, потому что у частной компании есть «хозя­ин», а у государственного предприятия его нет. Однако это простое суждение справед­ливо лишь в отношении к мелким частным предприятиям. Реальные собственники или руководители крупной корпорации в этом плане ничем не отличаются от руко­водителей государственных предприятий. Высшее руководство частной корпорации, даже если это собственники, имеет одина­ковые возможности с руководителями го­сударственных предприятий. Дело не в же­ланиях или отсутствии их, а в хорошей организации производства и компетентно­сти руководства. Именно оптимальностью системы управления определяется резуль­тативность работы предприятий, форма собственности крупного предприятия здесь мало что решает. Руководство предпри­ятием может быть талантливым или без­дарным и при той и другой форме соб­ственности. Более того, бездарного руково­дителя государственного предприятия сме­нить легче, чем на частном предприятии. В последнем случае это бывает иногда даже невозможно, и руководство меняется только тогда, когда предприятие доведено до банкротства.

С точки зрения рабочих, форма соб­ственности – частная и государственная – одинаково чужая. Их производительность определяется исключительно действенно­стью принятых на предприятии систем стимулирования труда. Если на государ­ственном предприятии мотивация к труду действует сильнее, чем на частном, то оно окажется более эффективным, чем ча­стное. И наоборот.

Обычно государственную собственность считают чреватой бюрократизацией упра­вления. Это мнение, пожалуй, больше рас­пространено среди отечественных эконо­мистов, слабо знакомых с реалиями ча­стных крупных корпораций, а поэтому идеализирующих их. Приведем высказы­вание по этому поводу одного из бывших руководителей крупной американской кор­порации. «Одну из основных... проблем со­ставляла деятельность производственного персонала. Он был задавлен многослой­ным аппаратом управления. Управляю­щий предприятием докладывал управляю­щему на уровне города, который доклады­вал региональному управляющему, кото­рый докладывал управляющему всеми производственными предприятиями ком­пании, который докладывал генеральному управляющему. В результате управляю­щий одного из заводов «Шевроле», распо­ложенного в ближайшей ко мне восточной части Детройта, всего в нескольких милях от моего офиса, оказывался от меня на расстоянии нескольких световых лет, если судить по протяженности каналов упра­вленческой отчетности1»,– писал один из вице-президентов компании «Дженерал моторс».

Причина   бюрократизма   заключена в крупномасштабном производстве как та­ковом. Это его недостаток, заставляющий находить оптимальные размеры производ­ства, за пределами которых не произошло бы снижение эффективности. Любое круп­ное производство имеет сложную структу­ру,  согласно которой выстраивается иерархия звеньев системы управления. Чем крупнее размеры производства, тем сложнее оно структурируется, замедленнее при прочих равных условиях становятся информационные потоки, и тем более мно­гоступенчатым становится процесс приня­тия управленческих решений. Это одина­ково относится как к государственным, так и к частным крупным предприятиям.

Таким образом, если рассматривать от­дельно взятое предприятие, находящееся в государственной собственности или в ча­стной собственности корпорации акционе­ров, то на современном этапе они обладают одинаковыми возможностями экономиче­ского роста в случае, если техническая база этих предприятий индустриальная. В этом смысле можно согласиться с мнени­ем Дж. Гэлбрейта о безразличии формы собственности для эффективности его дея­тельности предприятия. Она определяется в основном системой стимулирования тру­да и рациональностью системы управле­ния в целом.

Но не следует упускать важный социаль­но-экономический аспект, а именно то, что частная собственность всегда связана с не­равномерным распределением богатства и доходов. В США государственный сектор невелик (около 12%), базисом экономики являются крупные акционерные корпора­ции. В европейских странах соотношения иные. Так, в Швеции доля государственно­го сектора в экономике составляет 1/3. США являются страной с наиболее нерав­номерным распределением доходов. Наи­более богатые 0,05% американских семей владеют 35% всей величины личного иму­щества, в то время как имущество «ниж­них» 90% домашних хозяйств составляет лишь 30% его совокупной величины. На нижних ступеньках экономической ле­стницы находятся более 34 млн. человек, или 14,4% населения США, живущие ниже черты бедности1». В Швеции, как и во всей Европе, доходы распределены гораздо рав­номернее. Хотя, казалось бы, экономика США располагает большими техническими возможностями удовлетворения потребно­стей всех слоев населения. Неравномер­ность в распределении доходов является неизбежным следствием преобладания ка­питалистической частной собственности.

Такое положение чревато крупными со­циальными конфликтами. В развитых странах неравномерность распределения доходов сейчас не грозит нестабильностью крупных масштабов. Для стороннего на­блюдателя они выглядят островами поли­тической устойчивости в связи с достаточ­но хорошим жизненным уровнем преобла­дающей части населения. Он достигается в настоящее время за счет более совершен­ной (в пределах одного и того же качества), чем в России, технической основы и эконо­мической интеграции. Нет оснований утверждать, что более высокую техниче­скую основу западные страны создали бла­годаря именно частной собственности. Нельзя забывать, что в течение столетий они имели внешние источники накопле­ний. Кроме того, все страны с высоким жизненным уровнем имеют гораздо более благоприятные климатические условия по сравнению с нашей. Если неравенство в распределении доходов, вызываемое гос­подством в экономике частного сектора, не грозит развитым западным странам круп­ными катаклизмами, то в России с ее низ­ким жизненным уровнем население, тяже­лыми климатическими условиями со сло­жившимся за предшествующий период менталитетом населения, со сложными на­циональными проблемами это может ока­заться губительным.

Итак, несмотря на преобладание в запад­ных странах частной акционерной соб­ственности, во всех странах в течение этого столетия государственный сектор увеличи­вался, хотя и колебательным образом.

Другая важная тенденция заключается в том, что и государственный и частный сектор может усилить свою эффектив­ность, применяя новые стимулы мате­риальной заинтересованности. Ни государ­ственная, ни частная акционерная соб­ственность не стимулирует производитель­ность рабочих сама собой. В обоих случаях для работника – это не его собственность. Государственная собственность не его, а частная акционерная просто чужая соб­ственность. Небольшое владение акциями для рабочего не меняет в существе дела. Он остается статистом в управлении пред­приятием, простым исполнителем своих рабочих функций, а дивиденды от акций, как показывает статистика, составляют мизерную часть доходов рабочих. Следова­тельно, в качестве основного стимула вы­ступает только заработная плата и система премирования.

Страницы: 1, 2, 3