Совместное действие всех вышеописанных факторов и приводит в итоге к тому, что в отраслях с разным уровнем использования живого труда капиталисты имеют в среднем совершенно одинаковые нормы прибыли. То есть малое количество живого труда в высокотехничной отрасли даёт капиталисту среднюю норму прибыли потому, что, во-первых, этот конкретный труд реально более дорог, а во-вторых, потому, что у высококвалифицированного работника отобрать такого труда можно существенно больше.

4. Частная собственность на средства производства и трудовая теория стоимости

Чтобы обосновать необходимость разрушения чего-то, надо усмотреть в нем некое активное зло, коренной принципиальный порок. Такой порок Маркс усмотрел в частной собственности на средства производства, которая по, его утверждению, вступает в непримиримое противоречие с общественным характером производства. Теоретическим обоснованием этой концепции является трудовая теория стоимости, принадлежащая Адаму Смиту, но развитая Марксом и ставшая неотъемлемой частью марксизма.

По Марксу, истинная стоимость товара, которую он отличает как от
"потребительной стоимости", так и от рыночной цены, есть количество
"общественно необходимого труда", затрачиваемого на изготовление этого товара. Парадоксально, что эта теория возникла и получила признание в момент начала расцвета капитализма, то есть как раз тогда, когда она стала ошибочной, утратила право на существование! Ибо продукт производственного цикла пропорционален, грубо говоря, сумме С + V . В докапиталистическую эпоху член С был мал, и поэтому можно считать, что производственная стоимость пропорциональна затраченной рабочей силе V : продукт производится работой. Но в эпоху капитализма именно член С является решающим: машины производят продукцию! Зачем же понадобилась Марксу трудовая теория стоимости? Чтобы доказать, что капиталист грабит рабочего. Если признать, что полный продукт пропорционален С + V, то есть в стоимостном выражении
Р = k(С + V), где k - коэффициент воспроизводства, то и прибавочный продукт, или прибавочная стоимость, будет пропорциональна С + V: m=Р -(С+V)=(k-1)(C+V).

Но тогда получается, что владелец капитала С имеет право по крайней мере на пропорциональную часть прибавочной стоимости. Чтобы избежать этого вывода, Маркс и проводит черту между "потребительной стоимостью" и якобы
"истинной" стоимостью, определяемой количеством затраченного рабочего времени. Затем он постулирует, что стоимость, содержащаяся в С, просто переходит один к одному в конечный продукт, а прибавочная стоимость m пропорциональна вложенному труду V; коэффициент пропорциональности m/V носит название нормы прибавочной стоимости. Это, конечно, чисто метафизический постулат, не имеющий никакого реального смысла. Именно
"потребительная стоимость" товара, его материальная форма, является той стоимостью, ради которой он производится и которая участвует в процессе ценообразования на рынке. Прибавочная стоимость в этом смысле отражает свойство развивающихся систем увеличивать со временем свою массу и производить новые материальные формы. Рабочее же время, заключенное в товаре, остается невидимым, когда товар поступает на рынок; оно влияет на цену лишь косвенно, через свое влияние на предложение. И уж конечно, нет никаких разумных оснований помножать рабочее время на норму прибавочной стоимости: время, в отличие от материи, не обладает свойством самовоспроизведения. При попытке вычислить норму прибавочной стоимости мы должны вводить в рассмотрение конечный продукт, который пропорционален не V
, а С + V, из-за чего возникает множество противоречий и нелепостей. Эти нелепости становятся особенно очевидны, когда речь заходит о труде организатора, об изобретении новых машин, об автоматических линиях и т. п.

В логике Маркса заслуживает внимание то, что он борется с капиталистической собственностью, опираясь на понятие собственности, апеллируя к собственническому инстинкту, а отнюдь не пытаясь подняться над ним. Стать выше собственности - это значит увидеть и объяснять другим, что собственность есть просто форма управления предметной компонентой цивилизации, которая, как и всякая форма управления, может трансформироваться постепенно. Принять такой подход - значит, стать на путь реформ: прогрессивный подоходный налог, высокий налог на наследство, ограничение на право распоряжаться крупной собственностью и т. п. Но нет худшего зла для революционера, чем реформы, и нет худшего ругательства, чем реформизм. Марксисты доказывают, что капиталист грабит рабочего, то есть, отнимает его собственность; что прибавочная стоимость, которая в капиталистическом обществе считается принадлежащей капиталисту, на самом деле принадлежит рабочему. Это метафизическое "на самом деле" сохраняет мистику собственности, опирается на нее. Вытекающий отсюда лозунг обратного грабежа - грабить награбленное или экспроприировать экспроприаторов - встречает у различных слоев населения поддержку, обратно пропорциональную культуре

5. Влияние трудовой теории стоимости на становление советской экономики

Придя в России к власти и начав грандиозный советский проект, коммунисты приняли в качестве официальной идеологии учение, объясняющее совершенно иной тип общества и хозяйства и заведомо не дающее ответа на вызов времени. Это несоответствие маскировалось бедствиями и перегрузками, которые заставляли действовать просто с позиций здравого смысла в очень узком коридоре возможностей. Но оно сразу выявилось в благополучный период
"застоя", когда общий кризис индустриализма созрел в общественном сознании.

Что же касается того хозяйства, которое создавалось в СССР, оно было буквально насильно втиснуто в совершенно непригодные для него понятийные структуры хрематистики. Была создана химера "политической экономии социализма" - вопреки всей хозяйственной и культурной реальности. Этот процесс, впрочем, был непростым и длительным. В начале пути стали быстро восстанавливаться традиционные ("естественные", по выражению М.Вебера) взгляды на хозяйство и производственные отношения. Главными укладами становились трудовая крестьянская семья и вертикальная кооперация на селе
(изученные А.В.Чаяновым), малые предприятия традиционного капитализма (НЭП в городе), первые крупные предприятия социалистического типа в промышленности.

Поразительно, как Ленин, став во главе правительства, моментально смог проникнуться мышлением и чувством экономики в смысле Аристотеля. Когда читаешь его документы и об "очередных задачах", о гидроторфе или обводнении нефтяных скважин Баку, видишь хозяина, воспринимающего мир во всей его материальной фактуре, как воспринимает его мастер. Здесь и следа нет хрематистики и трудовой теории стоимости.
Маркс отмечал кардинальное отличие капиталистического общества
(хрематистики) от хозяйства некапиталистического (экономики - на примере античной древности) в отношении использования техники: "Единственной руководящей точкой зрения здесь [в экономике] является сбережение труда для самого работника, а не сбережение цены труда".

В главах "Капитала" VIII и XIII ("Рабочий день" и "Машины") Маркс показывает, что в условиях капитализма введение машин приводит к интенсификации труда и стремлению хозяина удлинить рабочий день, и противодействие этому оказывает лишь сопротивление рабочих. Да и Адам Смит, видел смысл разделения труда лишь в том, чтобы рабочий производил больше продукта - ему и в голову не приходило, что улучшение техники и организации может быть использовано для сокращения рабочего дня при том же количестве продукта. А вот как Ленин в статье "Одна из великих побед техники" излагает выгоды предложенного Рамзаем способа подземной газификации угля.

"При социализме применение способа Рамсея, "освобождая" труд миллионов горнорабочих, позволит сразу сократить для всех рабочий день с 8 часов, к примеру, до 7, а то и меньше. "Электрификация" всех фабрик и железных дорог сделает условия труда более гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма, пыли и грязи, ускорит превращение грязных отвратительных мастерских в чистые, светлые. Достойные человека лаборатории. Электрическое освещение и электрическое отопление каждого дома избавят миллионы "домашних рабынь" от необходимости убивать три четверти жизни в смрадной кухне".

На начальном этапе становления советской экономической системы основная дискуссия шла по вопросу о применимости к ней теории трудовой стоимости. Видимо, большая часть экономистов склонялась к тому, что "ни ценность, ни стоимость в социалистическом обществе существовать не могут и не будут" (В.Осинский, 1925). Существование политической экономии социализма активно отвергал Н.Бухарин (вообще-то, ортодоксально следуя выраженной в подзаголовке "Капитала" мысли Маркса, который считал свой труд критикой политэкономии вообще). Он писал в "Экономике переходного периода":
"Ценность, как категория товарно-капиталистической системы в ее равновесии, менее всего пригодна в переходный период, где в значительной степени исчезает товарное производство и где нет равновесия".

(Подчеркнем важнейшую для нашей темы центральную догму политэкономии - равновесие. Она была выявлена А.Богдановым в его теории систем и даже введена как один из принципов истмата Н.Бухариным.)

О том, насколько непросто было заставить мыслить советское хозяйство в понятиях трудовой теории стоимости, говорит сам тот факт, что первый учебник политэкономии удалось подготовить, после двадцати лет дискуссий, лишь в 1954 году! К.Островитянов писал в 1958 г.: "Трудно назвать другую экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных точек зрения, как проблема товарного производства и действия закона стоимости при социализме".

Были попытки и связать экономическую теорию с энергетическими представлениями. В 1920-21 гг. среди советских экономистов велись дискуссии о введении неденежной меры трудовых затрат. Предлагалось (С.Струмилиным) ввести условную единицу "тред" (трудовая единица). В противовес этому развивалась идея использования как меры стоимости энергетических затрат в калориях или в условных "энедах". Этот подход был навеян работами
"экологического утописта" Отто Нойрата, вышедших в 1919 и 1920 гг. (Это, кстати, противоречит мнению историков экологии, будто О.Нойрат как видный представитель Венского кружка, который назывался вначале "Кружок Эрнста
Маха", был поставлен под запрет в среде большевиков из-за резкой критики
Ленина в "Материализме и эмпириокритицизме"). Оценивая ту дискуссию,
Д.В.Валовой справедливо считает, что предложение меры энергетических затрат было противопоставлением "Марксовой трудовой стоимости".

"Обобщения, которые делают современные авторы современных политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических формирований как прошлой, так и современной экономической жизни", - писал А.В.Чаянов.

Но Чаянов, занимаясь экономикой сельского хозяйства, не был прямо вовлечен в теоретическую дискуссию, которая состоялась в январе 1925 г. в
Коммунистической академии. Главным был вопрос о предмете политэкономии.
Докладчиком был И.Скворцов-Степанов, который утверждал, что политэкономия изучает любой вид хозяйственной деятельности и что необходимо разрабатывать
"политэкономию социализма". Это встретило поддержку только двух ораторов - историка М.Покровского и А.Богданова, остальные 12 выступавших решительно возражали, утверждая, что политэкономия - наука, изучающая товарное производство и меновые отношения.
В отчете о конференции Скворцов-Степанов выговорил оппонентам строго:
"Невыразимая методологическая нелепость подобных разграничений не бьет в глаза ни авторам, ни читателям: установившаяся у нас "предвзятость" делает и авторов, и читателей слепыми к подобной чепухе".
Расшумелся Скворцов-Степанов зря, потому что из всего контекста "Капитала" прямо следует, что политэкономия исследует именно и только товарное производство и движение меновых стоимостей. Всякое "натуральное" хозяйство
(экономия, а не хрематистика), выводится за рамки политэкономии, и Маркс берет сведения из натурального хозяйства только для иллюстрации, для контраста. В словарях западных языков слово "хрематистика" даже отмечено как устаревший синоним слова "политэкономия".

Наш современник, экономист и историк экономики И.Кристол также вводит вполне определенное разграничение: "Экономическая теория занимается поведением людей на рынке. Не существует некапиталистической экономической теории... Для того, чтобы существовала экономическая теория, необходим рынок, точно так же, как для научной теории в физике должен существовать мир, в котором порядок создается силами действия и противодействия, а не мир, в котором физические явления разумно управляются Богом".

Давлению сторонников политэкономии социализма помогало понятное желание иметь свою теорию хозяйственного строительства. В книге Н.Бухарина
"Экономика переходного периода" (1920) на полях против слов "Итак, политическая экономия изучает товарное хозяйство", Ленин написал: "не только!". Это "задание" пытались обойти с помощью уловок. А.В.Чаянов считал, что следует разрабатывать частную, особую политэкономию для каждой страны. С начала 30-х годов экономисты начали "сдаваться" - разработкой политэкономии социализма занялись Н.Вознесенский, К.Островитянов,
Л.Гатовский и др. Однако вплоть до 1941 г., как пишет А.Пашков, "советские экономисты упорно твердили: наш товар - не товар, наши деньги - не деньги"
(а после 1941 г., видимо, не до того было).

В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А.Пашков отмечает "проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия". Д.Валовой видит в этой "вульгаризации политэкономии социализма" руку Сталина, который на том совещании предупреждал: "Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат". Саморазоблачение вульгаризатора!

Д.Валовой крайне негативно оценивает роль Сталина в той многолетней подспудной дискуссии. Мы же, не давая сейчас оценок, обратим внимание на тот факт, что, не имея возможности от "научного марксизма" в экономике,
Сталин, видимо, интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся жесткому наложению этой теории неявно и нерешительно, не имея для самого себя окончательного ответа. В феврале 1952 г., после обсуждения нового макета учебника (ноябрь 1951 г.), Сталин встретился с группой экономистов и давал пояснения по своим замечаниям. Он сказал, в частности: "Товары - это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т.д.
Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары...
К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства".

Очевидно, что такие товары и такой товарооборот существуют и при натуральном хозяйстве, начиная с зачатков земледелия. "Рыночная экономика" как особый тип общественного производства возникает именно с превращением в товар средств производства и, главное, рабочей силы. В "Экономических проблемах социализма" Сталин сказал несколько туманно, но все же достаточно определенно: "Не может быть сомнения, что при наших нынешних социалистических условиях производства закон стоимости не может быть
"регулятором пропорций" в деле распределения труда между различными отраслями производства".

В неявном виде и И.В.Сталин, дав в "Экономических проблемах социализма" определение Аристотеля для двух разных типов хозяйства - экономики и хрематистики - предупредил о непригодности трудовой теории стоимости для объяснения советского хозяйственного космоса в целом. После смерти Сталина тех, кто пытался, по выражению Чаянова, разрабатывать
"частную" политэкономию советского хозяйства как нетоварного (не- хрематистики) загнали в угол, хотя дискуссия периодически вспыхивала, пока давление "рыночников" не соединилось с интересами партийно-государственной номенклатуры и не привело к реализации всей "программы Горбачева-Ельцина".
Несмотря на эти дискуссии, советская экономическая наука начиная с конца 50- х годов стала пользоваться языком и интеллектуальным аппаратом хрематистики, что в конце концов привело к ее фатальной гибридизации с неолиберализмом в его разрушительной версии.

Заключение.

Я полагаю, что всё вышеизложенное показывает насколько важным было то, что Буагильбер и Петти обратили внимание на сферу производства. Теперь не найдётся, пожалуй, таких людей которые будут утверждать что богатство создаётся не посредством производства, работа всех экономистов на которых я ссылался в ходе написания работы это доказывает, причём очень убедительно.
Однако могут найтись те, кто подобно Г. Норту станут утверждать что капиталист «грабит» рабочего, это не так. Я думаю что вопросы по поводу теории трудовой стоимости возникающие в ходе ознакомления с данной работой в последствии отпадали, если же это не так я постараюсь на них ответить.

Опять же, может показаться что в работе существуют некоторые несоответствия, такие как в некоторых главах сказано что теория трудовой стоимости принадлежит Петти и Буагильберу, а в последствии что она принадлежит Адаму Смиту. Это объясняется тем, что хотя Буагильбер и Петти сделали очень важный шаг в развитии всей политической экономии, однако они не завершили свою работу, если можно так выразиться, потому что с ходом времени меняются исторические условия, и посему в их теорию многие добавляли свои тезисы и всячески её дорабатывали, для того, чтобы она соответствовала историческим, политическим (как это было в СССР), а так же экономическим. По этому она претерпела множество изменений, хотя они были необходимы, и до наших дней дошла несколько видоизменённой это несколько не умаляет её достоинств, она всё так же актуальна и будет оставаться актуальной до тех пор, пока человечество будет организованно трудиться, то есть всегда.

-----------------------
1Ядгаров Я.С. Указ. соч. С. 35

[1] Там же С. 35
[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.20 С. 243
[3] См.: Ядгаров Я.С. История экономических учений М.: Экономика 1996
С.51.

Страницы: 1, 2