Экономическая эффективность используемых в
производстве затрат является главным пределом темпов экономического роста.
Именно падение эффективности (отношения результаты / затраты) советской
экономики привело к сокращению объемов и накопления, и потребления, что оказало
обратное, негативное воздействие на темпы экономического роста. Основная
причина сложившейся в советской экономике ситуации состояла в том, что
советская модель хозяйствования не содержала в себе элементов, способствующих
эффективному использованию научно-технических достижений. Научно-техническая
революция второй половины XX в в основном миновала советскую экономику. Попытка
централизованного «внедрения» (сверху) новых технологий наталкивалась на
отсутствие экономической заинтересованности как директоров предприятий, так и
работников всех уровней.
Исследуя конкурентоспособность 53 стран и
России в их числе, Всемирный экономический форум в обзоре за 1997 г.
«Конкурентоспособность, глобальный обзор. 1997 г.», характеризует современную
Россию как страну, занимающую последнее или предпоследнее место среди 53 стран
мира, на которые приходится 95% мирового производства, торговли и новых
капиталовложений[9].
Авторы обзора исследуют темпы экономического
роста, исходя из восьми факторов: открытость, правительство, финансы, технология,
инфраструктура, менеджмент, труд, институциальная среда. Наиболее сильная
сторона рассматриваемого исследования состоит в конкретном наполнении факторов
и их количественном измерении.
Для нас особый интерес представляет оценка
России по фактору «технологии». По состоянию этого фактора Россия в «Обзоре...»
занимает 50-е место. Однако влияние фактора научно-технического прогресса на
темпы экономического роста России рассматривается, исходя из двух составляющих:
исходных условий и эффективности их использования. Условия развития НИОКР
оцениваются достаточно высоко: распространение высшего образования — 12-е
место, уровень научно-исследовательских институтов — 15-е, численность ученых и
инженеров — 16-е. Однако по эффективности заимствования иностранных инвестиций
Россия занимает одно из последних мест в мире, по способности абсорбировать
новые технологии — последнее, 53-е место.
Диагноз застарелой болезни «внедрения»
поставлен достаточно точно. Ценность представленного в «Обзоре...» рейтинга
современной России по технологии состоит не только в представленных
количественных показателях, но в тех выводах по существу, которые следуют из
приводимых цифр. Сопоставляя две составляющие научно-технического прогресса — исходные
условия и эффективность их использования — видно наличие громадного разрыва
между высоким потенциалом технологического развития в России и низкой
эффективностью его использования.
Необходимость преодоления указанного разрыва и
повышения темпов эффективного экономического роста за счет этого фактора стала
важнейшим стимулом перехода к рыночной системе хозяйствования. Однако
десятилетнее реформирование не привело к улучшению положения в этой сфере
деятельности.
Рыночные преобразования, начатые с надеждой на
улучшение условий жизни, так и не увенчались успехом. В ходе смен правительств
и реформаторов были забыты как цели реформирования, так и средства достижения
изначально поставленных целей. При объективном анализе предпринимаемых
правительством решений и их практическом воплощении видно, что вопрос об
экономическом росте в 1992-1997 гг. даже не поднимался. Все эти годы в России
делили собственность и власть.
В сфере экономики проводилась политика
увеличения налогов, сокращения расходов в государственном бюджете, предпринимались
настойчивые усилия по получению внешних кредитов и т.п. При этом забывалось,
что расходы государственного бюджета это лишь оборотная сторона его доходов —
налоговых поступлений от предприятий и населения. И если отечественная
экономика «не работает», то и налоговых поступлений также нет. Сколько не
сокращай бюджетные расходы, от этого ситуация не улучшится. Это лишь означает
отказ выплаты заработной платы всем работающим в социальной сфере, оборонной
промышленности, военнослужащим. Снижение же заработной платы работникам отраслей
социальной сферы и прямая невыплата даже мизерных ее размеров — это ничто иное,
как разрушение условий для подъема отечественной экономики.
Замедление спада отечественного производства в
1995-1996 гг. ряд экономистов прямо связывает с сокращением государственных
расходов.
Они предлагают сократить государственные
расходы до уровня как минимум 31% ВВП, а чтобы добиться устойчивого
экономического роста в 5-7% в год требуется, по мнению авторов этих
рекомендаций, сокращение до 24-25% ВВП[10].
При рассмотрении государственных расходов
необходимо прежде всего подходить с позиций целесообразности их сокращения или
увеличения в разрезе элементов затрат. Так, судя по публикациям, в настоящее
время расходы на содержание управленческого аппарата всех уровней сегодня в
России в несколько раз превышают аналогичную статью в бюджете всего Советского
Союза. Рост бюрократического чиновничьего аппарата при одновременном ослаблении
контроля за его деятельностью служит одним из основных факторов развития
коррупции в постсоветской России.
Неоправданны и ссылки на структуру расходной
части бюджетов западных стран: сопоставляются иные доходные базы, отражающие
иной уровень развития экономики и налоговых поступлений.
Почти 10-летний период экономических
преобразований в России не привел к перелому в экономической сфере. Из всех
стран Восточной Европы, входивших в социалистическую систему, Россия и Украина
имеют самые неблагоприятные результаты экономического роста.
К ответу на первый вопрос еще долго и много
будут возвращаться экономисты и историки не только России, но и других стран.
Критический анализ проводимых в России и странах Центрально-Восточной Европы
реформ, а также объективные исследования российских и западных экономистов
позволяют со всей очевидностью заключить, что несмотря на объективные трудности
рыночного реформирования во всех странах, Россия имела несколько факторов,
усложняющих системную трансформацию по сравнению со странами
Центрально-Восточной Европы. Это, во-первых, более длительное господство
социалистической системы, «взращенной» самой Россией; во-вторых, стремительный
распад единого государства, образование на территории бывшего СССР целого ряда
политически независимых государств, правительства которых, как правило,
игнорировали соображения экономической целесообразности, что затруднило переход
к рыночной экономике каждой ныне политически суверенной республики СССР;
в-третьих, неизмеримо большая доля в экономике России военно-промышленного
комплекса, конверсия которого потребовалa огромных затрат, несопоставимых на
первых порах с отдачей от сокращении военно-промышленного комплекса.
Однако названными объективными факторами,
осложнившими реформирование в России, нельзя объяснить продолжающийся в течение
10 лет спад российского производства. Если бы все постсоциалистические страны
осуществляли одинаковую политику реформ, то разную направленность и темпы
хозяйственной динамики, а также успехи и неудачи системной трансформации можно
было бы полностью отнести на счет различий стартовых условий стран и их
национальной специфики. В действительности это не так. Объективные особенности
России были существенно усугублены избранной и реализованной российскими
реформаторами в 1992 г. стратегией реформ, основанной на неолибералистской
идеологии.
Разочаровывающие экономические итоги системной
трансформации в России преимущественно рукотворны, т.е. обусловлены прежде
всего попытками исполнительной власти реализовать именно эту стратегию и лишь
во вторую очередь предопределены неблагоприятными стартовыми условиями. К
такому выводу приходит большинство не только отечественных, но и западных
аналитиков[11].
По мнению Дж.Стиглица, причины неудач в непонимании реформаторами самих основ
рыночной экономики, чрезмерном доверии к неоклассическим теориям, «почерпнутым
из учебников, которые могут быть весьма удобными для обучения студентов, но на
них нельзя опираться при консультировании правительств, пытающихся воссоздать
рыночную экономику».
Устойчивая результативность и необратимость
макроэкономической стабилизации в ряде стран Центрально-Восточной Европы
достигнута, в отличие от России, при отказе от рецептов ортодоксального
монетаризма, ограничивающегося регулированием денежного обращения. Реформаторы
в странах Центрально-Восточной Европы в отличие от своих российских коллег
отдавали себе отчет в том, что динамика цен в переходных экономиках
определяется не только спросом на товары и услуги, но и разнообразными
причинами, лежащими на стороне предложения. Кроме того, учитывалось, что
достижение макроэкономической стабилизации — необходимое, но далеко не
достаточное условие для устойчивого экономического роста. Ставка исключительно
на подавление инфляции нигде себя не оправдала. На определенных этапах
требуется проведение принципиально иной макроэкономической политики,
предусматривающей сочетание мер по сдерживанию роста общего уровня цен со
стимулированием хозяйственного развития.
С самого начала рыночных преобразований в
России была сделана ставка на всесилие «экономической свободы» при неумении
разумно ею пользоваться, разрушении всех прежних государственных структур и
игнорировании необходимости создания новых.
Цена реформ в России оказалась значительно
выше, чем в странах Центрально-Восточной Европы, потому что российские
реформаторы стали на практике реализовывать три неизменных постулата неолиберальной
ортодоксальной теории, мало пригодных в переходных экономиках:
1)
любое государственное вмешательство вредит
эффективному размещению ресурсов, т.е. ошибки государства всегда значительнее
ошибок рынка;
2)
государственная собственность в принципе
неэффективна, поэтому ее надо как можно быстрее приватизировать;
3)
любое изменение общего уровня цен происходит только
вследствие сдвигов в объеме денежной массы.
Сравнительный анализ 10-летних итогов
реформирования постсоциалистических стран свидетельствует о том, что
социально-экономические успехи достигнуты в тех странах, где правительства
методом проб и ошибок выявляли масштабы и границы оправданного государственного
участия в экономике, четко осознавая ответственность за последовательность,
необратимость системных преобразований и их социальную цену.
Так движение к внешней открытости экономики
сочеталось с постепенной отменой ограничений, со строгим контролем за
внешнеэкономической деятельностью хозяйствующих субъектов, со взвешенной и
поэтапной политикой отмены валютных ограничений, строгим контролем за экспортом
национального капитала и т.д.
Как показала оценка сравнительной
эффективности государственной и частной форм собственности, массовая
приватизация — не лучший способ формирования подлинно рыночных субъектов. Более
того, в определенной ситуации приватизация ведет к формированию нерациональной
системы корпоративного управления, способствующего возникновению антирыночного
поведения предприятий, что фактически и проявилось в России.
Объективный анализ функционирования переходных
экономик показал, что вопреки распространенному мнению прямой зависимости между
масштабами частного сектора и темпами экономического роста нет. В большинстве
постсоциалистических стран (прежде всего в Польше) наибольший экономический
эффект был достигнут на этапе коммерциализации деятельности государственных
предприятий, т.е. при наличии конкурентной среды, эффективной экономической
политики и институциональных преобразований.
Следует подчеркнуть, что как хозяйственная
практика стран с развитой рыночной экономикой, так и западная экономическая
теория свидетельствовали о незначительном влиянии формы собственности на
экономический рост и эффективность хозяйствования. Наибольшее влияние на
эффективность работы предприятий оказывает, по мнению западных экономистов, не
форма собственности, а профессионализм управляющих и наличие равных
конкурентных условий для предприятий всех форм собственности и хозяйствования.
При объективной оценке действий российских реформаторов и их слепом следовании
рекомендациям американских консультантов нельзя сбрасывать со счетов состояние
советской экономической науки. Экономическая наука к моменту перестройки
базировалась, с одной стороны, на марксизме второй половины XIX в., а с другой
— на особенностях развития директивно-плановой экономики и отражающей ее
политической экономии социализма.
Отвернувшись от учения К. Маркса и
социалистической политической экономии, российские реформаторы оказались под
влиянием услужливо предоставленной США «Экономикс», далекой не только от задач
переходной экономики, но и от реалий самой западной современной рыночной
практики.
В 80-е годы в ходе дискуссии о критериях
оценки практической значимости экономической науки российские экономисты пришли
к выводу, заслуживающему внимания ученых, занятых в любой области
фундаментальных исследований: наиболее общим свидетельством достижений следует
признать эффективность развития той сферы практической деятельности, которая
служит объектом исследования ученых. Для экономической науки, следовательно, —
развитие национальной экономики. Оценивая с этих позиций практическую
значимость экономической науки относительно экономики СССР конца 80-х годов,
вряд ли можно назвать ее эффективной. К такому же выводу можно прийти и
относительно эффективности воздействия экономической науки на результаты
рыночных преобразований в российской экономике.
Ориентация на неоклассическую модель, попытка
быстрого создания рыночной экономики классического типа с полной либерализацией
во всех сферах хозяйственной жизни при разрушении прежних государственных
структур и отсутствии новых институциональных и организационных структур,
набора надежно действующих законов и правил, соответствующих частной рыночной
экономике, — все это неизбежно привело к формированию квазирыночной экономики,
получившей самые разные названия: грабительский капитализм,
мафиозно-коррумпированная экономика, номенклатурный капитализм и т.п.
В сложившейся в России политической и
социально-экономической ситуации возобладали узкокорыстные личные и клановые
экономические интересы. Между тем, как отмечает Дж Стигмиц, «давно признано,
что рыночная система не может действовать исходя только из узкокорыстных
интересов»[12].
Обобщая 10-летний опыт рыночных преобразований
в постсоциалистических странах, Дж. Стигмид приходит к выводу, который
непосредственно относится к российской действительности.
Так, некоторые уроки реформирования касаются
самого политического процесса реформирования: «...группы интересов не просто находятся
в гуще процесса реформы. Реформы способствуют возникновению новых политических
сил. Ранние реформы в стиле «срывания низко висящих плодов» могут, и во многих
случаях так и происходило, создавать новые группы интересов (часто связанные с
реформаторами), которые затем используют свои возможности, чтобы заблокировать
последующие реформы»[13].
Под «срыванием низко висящих плодов» имеется в
виду быстрая, опережающая все другие преобразования приватизация. Проблема приватизации
вышла за рамки определения последовательности реформ и оказалась на уровне
непонимания самой сути рыночной экономики. Вместо того чтобы рассматривать
частную собственность и конкуренцию как «сиамских близнецов» — инструменты
эффективного создания богатства, приватизацию превратили в главный фетиш, в то
время как политика конкуренции и другие меры рыночного регулирования рынка
считались чем-то второстепенным. Западные советники сделали акцент не на
политике конкуренции, а на других вопросах, таких как скорость приватизации.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
|