Далее вступает в силу правило MC=MR. Как и любая другая фирма, монополист сам без всякого государственного
принуждения (что является крупным плюсом данной методики регулирования!) будет
стремиться довести объем производства до QREG,
соответствующего точке пересечения кривых предельного дохода и предельных
издержек. На рис. 2 хорошо видны и другие достоинства такого способа
ограничения монополистических цен: достигается значительный прирост
производства (QREG>QM) и понижаются цены (PREG<PM).
Но есть у описываемого метода регулирования и недостаток:
устанавливаемый государством уровень цен никак не связан со средними
издержками, т.е. он может волей государства закрепить и получение экономических
прибылей (рис 4а), и несение убытков (рис. 4б). Оба варианта нежелательны.
Наличие у естественного монополиста постоянных экономических прибылей
равносильно налогу на потребителей. Оплачивая завышенные цены они увеличивают
свои издержки со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями
(сокращением спроса на их продукцию, снижением конкурентоспособности и др.). Но
еще опасней, пожалуй, закрепление убытков. Покрывать их в долгосрочном аспекте
естественный монополист может только за счет государственных субсидий, иначе он
просто разорится. А это открывает широкую дорогу расточительности. Коль скоро
на прибыль, так или иначе, нет надежд, а государство все равно покроет убытки,
монополист может получить выгоду лишь за счет растранжиривания государственных
средств. Высочайшие оклады менеджерам, раздутые штаты, огромные
представительские расходы – все это скрытые формы обогащения за счет казны.
Другими словами, х-неэффективность в этом случае достигает высочайшего уровня.
Другим ориентиром установления максимальных цен может быть точка
пересечения кривой средних издержек и линии спроса (PREG=ATC=D). Поскольку средние
издержки в данном случае точно равны продажной цене, естественный монополист
работает в этом случае без убытков и прибылей. Таким образом, снимается
основная проблема предыдущего метода регулирования.
На рис.5
видно, что и этот подход к регулированию решает задачу прироста производства (QREG>QM) и понижения цены (PREG<PM). Однако правило MC=MR на этот раз действует против регулирующих органов. До точки
пересечения кривой предельных издержек и новой, обусловленной государственным
фиксированием цен кривой предельного дохода MR1, увеличение производства выгодно монополисту. Но после этой точки (N) каждый лишний произведенный товар будет вызывать больше издержек, чем
приносить доходов (MC>MR).
Очевидно, что монополист всеми правдами и неправдами будет стремиться
остановить производство на уровне QN и не
доводить его до QREG. Поскольку спрос при цене
PREG составит именно QREG, то на рынке возникнет дефицит (QREG>QN).
Нечто подобное граждане крупных российских городов испытали
в начале 90-х годов. МПС прекратило ремонт электричек, и их выходило на линии с
каждым днем все меньше и меньше. «Объективные» причины для этого, разумеется,
находились: это и вандализм подростков, ломавших сиденья и бивших стекла, и
нехватка средств на ремонт. Но все они как по мановению волшебной палочки
исчезли (или, по крайней мере, перестали сказываться на числе курсирующих
электричек), как только цены на билеты были подняты.
Таким образом, второй подход к ценовому регулированию тоже
не идеален. В чистом виде он вызывает товарные дефициты и требует поэтому
дополнительных принудительных мер по отношению к монополистам. Наиболее
распространенной из этих мер в современной России является составление списков
потребителей, прекращать снабжение которых монополист не имеет права.
Кроме регулирования цен определенную пользу – особенно в
нашей стране – может принести и реформирование структуры естественных
монополий. Дело в том, что в России в рамках единой корпорации часто
объединяется как производство естественно-монопольных благ, так и производство
таких благ, которые эффективней изготовлять в конкурентных условиях. Это
объединение носит, как правило, характер вертикальной интеграции. В результате
образуется монополист-гигант, представляющий целую сферу национальной экономики.
РАО «Газпром», РАО «ЕЭС России», Министерство путей
сообщения, - это три кита «монополизма по-русски», ярчайшие примеры подобных
объединений. В состав РАО «Газпром» наряду с Единой системой газоснабжения
России (т.е. естественно-монопольным элементом) входят геологоразведочные,
добывающие, приборостроительные предприятия, проектно-технологические
структуры, объекты социальной сферы (т.е. потенциально конкурентные элементы).
В ведении МПС находится как инфраструктура – железные дороги, вокзалы, информационная
система, - так и немонопольные виды деятельности – подрядно-строительные и
ремонтные организации, предприятия общепита. На балансе министерства находятся
целые поселки и города. РАО «ЕЭС России» объединяет как электросети, так и
электростанции.
Суть интенсивно обсуждаемых в нашей стране реформ такова:
предлагается развить конкуренцию в тех видах деятельности естественных
монополий, где она может быть достигнута. Так, конкуренция разных фирм за прием
канализационных стоков из каждой квартиры многоэтажного дома – явная
бессмыслица. Но конкуренция фирм, обеспечивающих профилактику и ремонт
водопроводных и канализационных систем в квартире – вероятно единственный путь
защиты потребителя от произвола современных ДЭЗ, РЭУ и т.п. Только при наличии
конкуренции жильцам не придется неделями ждать вызванного мастера-сантехника.
Очевидно, однако, что разделение естесвенно-монопольного и
потенциально конкурентных секторов не должно быть форсированным и
механистичным. Ведь не только конкуренция, но и производственная интеграция
имеет свой потенциал снижения издержек. Повысится ли, например, эффективность
энергетической отрасли, если вместо нынешнего РАО «ЕЭС России» создать
национальную компанию, распоряжающуюся линиями электропередачи, и множество
корпораций, владеющих электростанциями? Ведь даже в странах с очень жесткими
правилами антимонопольного регулирования – Япония, США, Германия – основной
схемой организации энергетики являются энергосистемы, т.е. сосредоточение в
одних руках генерирующих мощностей и передающих сетей.
Тем более тщательной доработки требует идея разукрепления
энергетической отрасли путем создания независимых региональных энергосистем.
Уровень конкуренции вряд ли повысится, а вот обособленность регионов возрастет.
К тому же единая энергосистема страны дает экономию, так как позволяет для
покрытия суточного пика потребления в восточной части России использовать
«спящие» это время мощности западных регионов и наоборот (выгоды горизонтальной
интеграции). Удастся ли добиться такой слаженности в работе независимых
региональных энергосистем?
Проводя реформирование российских монополистов, следует
иметь в виду и их позиции в международной конкурентной борьбе. Например, РАО
«Газпром» - крупнейшая международная корпорация. Его реструктуризация может подорвать
позиции России на мировом газовом рынке. В целом, очевидно, что реформы
структур, включающих естественно-монопольную сферу, должны осуществляться
поэтапно, с большой осторожностью и анализом каждой стадии преобразований.
Наконец, еще одна сложная проблема, касающаяся естественных
монополий, относится к их статусу: следует ли этим компаниям быть
государственными или частными? Истоки этой проблемы связаны с тем, что
естественные монополии, как мы убедились, являются весьма специфическим
субъектом экономики, который никогда не функционирует по чисто рыночным
принципам. Если естественные монополии исключают конкуренцию; если цена и
объемы производства определяются не игрой рыночных сил, а либо произволом
монополиста, либо решениями государства; если нарушаются многие другие
механизмы функционирования рынка. Если все это так, то не лучше ли управлять
естественными монополиями не как частными, а как государственными
предприятиями?
Экономическая наука не выбрала однозначного ответа на этот
вопрос. Во многих развитых рыночных государствах естественные монополии
находятся в общенациональной собственности, но не меньше стран, где они
являются частными.
Обычные аргументы в пользу национализации связаны с тем,
что на государственном предприятии легче проводить правительственную политику в
отношении цен, тарифов, объемов производства и т.п. (напомним, что
регулирование этих параметров неизбежно в любом случае – м при частной, м при
государственной собственности). Кроме того, государственная собственность
исключает монополистические злоупотребления с целью обогащения владельцев.
Попросту говоря, там, где частный монополист будет ради своих прибылей
выколачивать из потребителей каждую копейку, государственный монополист скорее
займет умеренную позицию. Ведь прибыль отнюдь не главная его цель. Если
естественный монополист убыточен, то и вовсе непонятно, что может удерживать
частный капитал в таком предприятии.
Аргументы против национализации связаны с опасениями
понижения эффективности работы естественного монополиста. Не имея надобности
ориентироваться в первую очередь и превыше всего на коммерческий успех,
директор такой фирмы превращается в государственного чиновника. И с готовностью
выполняет любые, самые нелепые указания, лишь бы они соответствовали желаниям
начальства. Повышаются на государственном предприятии и иждивенческие
настроения: нечего боятся убытков, все покроет бюджет. Наконец, возрастает
опасность коррупции: слишком большие объемы государственных, т.е. «ничьих
лично», денег проходит через кассы монополиста. При сложном характере
коммерческой деятельности таких фирм, уследить за этими деньгами бывает трудно.
Таким образом, серьезные аргументы есть у обеих сторон. На
практике вопрос о праве собственности чаще всего решается в духе национальных
традиций. Страны с государственническим менталитетом предпочитают
национализацию естественных монополий. В странах с сильным
индивидуалистическими традициями, наоборот, склоняются к частной собственности.[6]
Антимонопольная
политика в отношении искусственных монополий.
В отличие от естественной, искусственная (или
предпринимательская) монополия складывается в тех областях, где единственный
производитель не обладает повышенной эффективностью по сравнению с несколькими
конкурирующими фирмами. Установление монополистического типа рынка, поэтому не
является неизбежным для такой отрасли, хотя на практике может и сложиться, если
будущему монополисту удастся устранить конкурентов.
Главной целью всякой антимонопольной политики является
пресечение монополистических злоупотреблений. Как мы убедились раньше, по
отношению к естественным монополиям эти цели достигаются путем прямого
вмешательства государства в их деятельность, в частности, путем принудительного
установления цен.
В случае искусственного монополизма основным направлением
регулирования является противодействие формированию таких монополий, а порой и
разрушение уже сложившихся. Для этого государство использует широкий спектр
санкций: это и предупредительные меры (скажем, запрет слияния крупных фирм), и
разнообразные, причем часто очень крупные штрафы за ненадлежащее поведение на
рынке (например, за попытку сговора с конкурентами), и прямая демонополизация,
т.е. принудительное раздробление монополиста на несколько независимых фирм.
Основанием для приведения в действие антимонопольной
политики является наличие любого из двух основных признаков монополизации
рынка, а именно:
·
либо концентрации очень большой доли рынка в руках
одной фирмы,
·
либо переплетения ведущей фирмы с конкурентами.
При определении степени концентрации в той или иной отрасли
государство обычно ориентируется на три показателя деятельности крупнейших
компаний: размеры оборота, число занятых и величину капитала. Наиболее важным
из них с точки зрения политики является доля оборота фирмы на конкретном рынке,
поскольку именно она показывает, какую часть общего предложения товара
концентрирует данная фирма.
Для измерения рыночной доли ведущих фирм экономистами
предложен ряд индексов. Самым распространенным из них является индекс
Херфиндаля-Хиршмана (IHH):
IHH=(X1)2+(X2)2+…+(XN)2,
(2.1)
где
XN – доля каждой из фирм отрасли,
выраженная в процентах.
Легко понять, что чем выше степень концентрации в отрасли,
тем больше будет и значение индекса. Так, при чистой монополии, когда все сто
процентов рынка контролируются одной фирмой, он достигнет своего максимума
10000 (т.к. 1002=10000). Если же в отрасли действует, скажем, более
десяти тысяч фирм равного размера (т.е. фактически сложились условия
совершенной конкуренции), индекс упадет ниже единицы.
Обычно рынок считается безопасным с точки зрения
монополизации, когда IHH<1000 (в США – при IHH<1400). По формуле 2.1 легко подсчитать, что это условие
выполняется, если доля крупнейшей из фирм меньше 31%, двух крупнейших – 44%,
трех – 54%.
Переплетение ведущей фирмы с конкурентами чаще всего
реализуется в трех формах: создании картеля, системе участий, личной унии.
· Картель – это
объединение фирм, согласующих свои решения по поводу цен и объемов продукции
так, как если бы они слились в чистую монополию.
· Система
участий проявляется в том, что ведущая фирма владеет частью капитала
фирм-конкурентов. Или в том, что все основные конкуренты перекрестно владеют
частями капитала друг друга. Являясь фактически совладельцами единого капитала,
подобные фирмы выступают на рынке как одно предприятие.
· Личная уния
состоит в том, что одни и те же лица управляют разными компаниями-конкурентами.
Все формы переплетения фирм-конкурентов фактически имеют
характер сговора, когда внешне соперничающие друг с другом компании в
действительности действуют заодно, как правило, нанося этим ущерб потребителю.
Именно поэтому они защищены законами большинства развитых рыночных стран и
России. Причем за ряд нарушений, связанных с созданием картелей, во многих
странах предусмотрена даже уголовная ответственность.
Сложнее обстоит дело с государственным регулированием
степени существующей на рынке концентрации и размера фирм. С одной стороны,
высокая концентрация доли рынка в руках одной фирмы, способствует его
монополизации. Исходя из этого, государство должно стремиться к недопущению
слишком большой концентрации и препятствовать формированию фирм-гигантов. С
другой стороны, только крупные предприятия могут полноценно использовать
положительные стороны экономии в масштабах производства и другие преимущества
гигантов. С этих позиций крупные размеры национальных компаний, напротив,
способствуют их высокой эффективности и потому должны поддерживаться
государством
В связи с описанным противоречием в практике проведения
антимонопольной политики постоянно сосуществуют два подхода, имеющие свои
достоинства и недостатки:
·
Поведенческий критерий применения санкций –
государство применяет антимонопольные меры только в случае наличия доказанных
монополистических злоупотреблений.
Поведенческий подход в принципе точнее
соответствует целям антимонопольной политики, поскольку направлен против
реальных, а не потенциально возможных монополистических злоупотреблений. При
его применении понижаются шансы необоснованного наказания крупного предприятия,
не допускающего в своей практике таких нарушений. Недостатком же этого подхода
является трудность его осуществления на практике.
Доказать, скажем, необоснованное
монополистическое завышение цен всегда очень сложно. Ведь для этого нужно
установить, что цена очень сильно превышает издержки. А издержки у монополиста:
a)
Могут быть исходно весьма велики в силу
х-неэффективности,
b)
Искусственно показаны выше фактического уровня с
помощью труднопроверяемых бухгалтерских ухищрений.
Поэтому юридически, на бумаге монопольная цена, скорее
всего не будет выглядеть как завышенная по сравнению с затратами. К тому же,
даже если завышение цен будет доказано, как отделить нормальное повышение цен в
силу благоприятной рыночной конъюнктуры от их искусственного вздувания самим
монополистом?
§
Структурный критерий применения санкций –
государство автоматически вмешивается в случае превышения фирмой некой
определенной законом доли рынка.
В свою очередь структурный подход более прост в применении:
достаточно установить долю рынка, приходящуюся на ту или иную фирму, и
автоматически становиться ясно, следует ли против нее применять антимонопольные
меры.
Страницы: 1, 2, 3, 4
|