Рассмотрим пути обогащения словарного состава языка на материале в основном русского языка.

Семантический путь и заимствование свойственны всем языкам без исключения; морфологическое словообразование как путь обогащения словарного состава языка и индивидуальной речи характерно только для флективных и агглютинативных языков. Однако если основосложение считать мор­фологическим способом образования слов, то его можно об­наружить также в безаффиксных языках, где сложение корней образует номинативную единицу, напомнающую наше сложное слово и составное наименование. Выбор для назва­ния слова и сочетания слов возможен также во флективных языках; ср. рус. домна и доменная печь, вечёрка и вечерняя газета, виола и анютины глазки, глаза и орган зрения и т. п.; железная дорога и нем. Eisenbahn, укр. зал1зница, бел. чыгунка.

3.1. Способы морфологического словообразования

Морфологи­ческий путь обогащения словарного состава опирается на наличие в языке словообразовательных моделей  и способов словообразования: суффиксаль­ный, префиксальный, суффиксально-префиксальный, безаффиксный (фонетико- морфологический, обратный). Способ слово­образования выявляется при сравнении строения и значения производящего и производного, т. е. вновь образованного, слова. Так, сравнивая слова целинник,, задачник и намордник, мы об­наруживаем, что словообразующим суффиксом является -ник и что все слова образованы от существительных (целина, задача, морда). Однако словообразование рассматриваемых слов отлича­ется по словообразовательному значению (целинник имеет зна­чение лица, тогда как два других слова обозначают предмет) и по словообразовательным средствам (при образовании таких слов, как намордник, подснежник, сокурсник и т. п., использу­ется не только суффикс, но и префикс).

Способы морфологического словообразования отличаются друг от друга производящей основой и словообразовательными средствами. По производящей основе словообразование может происходить внутри данной части речи (например, играть – переиграть – доиграться – внутриглагольное словообразование, учитель – учительница – внутриименное словообразование) и связывать две части речи: строение и стройки – отглагольные существительные, а рыбачить и белить – отыменные глаголы.

По словообразовательным средствам различают основосложе­ние и морфологическое (аффиксальное) словообразование. Ос­новосложение – такой способ словообразования, который состоит в сложении основ (или корней) для образования нового слова: сталевар, лесостепь, кресло-качалка, железнодорожный, вечнозеленый, рабоче-крестьянский, трудоустроить. К этому типу относятся также правила сокращения слов и образования слож­носокращенных слов (аббревиатур'): комсомол, метро (вм. мет­рополитен), гороно (городской отдел народного образования). Основосложение распространено во всех языках. В изолирующих языках (например, в китайском) оно является основным способом морфологического словообразования. В языках, имею­щих специальные грамматические морфемы (аффиксы)–суф­фиксы и префиксы, основосложение существует наряду с аффик­сальным типом морфологического словообразования.

3.2. Семантический способ обогащения словарного состава языка

В отличие от морфологического словообразования, семантиче­ский путь обогащения словарного состава состоит не столько в образовании новых лексем, сколько в образовании новых зна­чений уже существующих слов. Поэтому семантический способ обогащения лексики охватывает правила образования новых значений и правила образования новых слов (это лексико-семантический способ).

Историю имеют не только слова, но и их значения. Они изменяются по закономерностям, которые носят названия семан­тических процессов и правил образования переносного значения. Причиной изменения значения слова является его употребление. Уже в момент создания слова его словообразовательное и лексическое значения не совпадают пол­ностью. Дальнейшее употребление слова в разных условиях обще­ния, как и изменение самих вещей, ведет к обогащению семанти­ческой структуры слова и отдельных его значений. Происходят два противоположных семантических процесса – расширение и сужение значения.

Расширение значения слова – это увеличение объема обозначаемого понятия, т. е. количества называемых предметов и явлений, в результате чего возникает новое значение слова. Так, и древнерусских текстах глагол полонили  имел значе­ние взять в плен. В этом значении глагол пленить употребляется и сейчас. Наряду с этим прямым значением, опи­рающимся на словообразовательное значение, глагол пленили в церковных текстах получал переносное значение «соблазнить». Это значение возникло в результате расширения зна­чения, и глагол пленить со значением «очаровать» сейчас более употребителен, чем со значением «взять в плен».

Сужение значения слова – это ограничение объема обо­значаемого понятия, т. е. количества называемых предметов и явлений, в результате чего возникает новое значение слова. В древнерусском языке слово пиво обозначало любое питье - пищу и пиво. Наряду с этим прямым значением, опирающимся на словообразовательное значение, существительное пиво получает значение «напиток из ячменного солода». С этим значением оно сохранилось в современном языке. При сужении значения слово специализируется; так образуются термины.

Имеется три основных вида мотивировки переносных значе­ний слов – метафорический, метонимический и функциональный. Все они опираются на значение и употребление уже существующего слова, на связь значения слова с понятием и предметом. Отличие состоит в опоре на разные стороны этой связи.

Метафорический перенос, или метафора, -это перенос названия по сходству. Сходные признаки устанавли­вает говорящий, и они могут быть самыми разными, указывая на внешнее и внутреннее сходство предметов. Сходство предметов, на основе которого происходит перенос названия, может касаться размера, объема, цвета, звука и других свойств предмета. Так. значение 'возвышенный' у прилагательного высокий (высокий порыв, чувство) опирается на пространственное значение 'имею­щий большое протяжение снизу вверх' (высокий дом, высокая гора); значение существительного кузнечик, 'маленький кузнец' при образовании опиралось на сходство по стуку (стрекочу­щее насекомое; в немецком языке это насекомое названо "прыгаю­щий в траве'–der Grashuper). Метафоры характерны для ху­дожественной речи, где встречаются индивидуальные переносные употребления слов (наряду с языковыми метафорами).

Метонимический перенос, или м е т о н и м и я,– это перенос названия по смежности, осуществляемый на основе постоянной связи во времени и пространстве двух предметов, их частей, действия и его результата: вкцсное блюдо (ср. блюдо из фарфора). пять голов скота (ср. голова челове­ка ), столовое серебро (ср. серебро и медь}, галифе (ср. генерал Гастон Галифе), читать Пушкина (ср. А. С. Пушкин), чтение–то, что читают, и само действие по глаголу читать.

Функциональный перенос – это изменение значе­ния слова на основе общности или близости функций, выполня­емых предметами и лицами. Например, слово сердце обозначает центральный орган кровообращения; на сходстве функций у слова сердце появилось переносное значение 'центр чего-либо' (сердце облает и, сердце стройки, сердце атома). Глагол стрелять первоначально имел значение 'пускать стрелы': С течением времени глагол стрелять приобретает значение произ­водить выстрелы' и убивать'.

Образование переносных значений и их употребление при­водит к тому, что между прямым и переносным значениями слова, между разными значениями одного и того же слова порой утрачивается семантическая связь, происходит забвение внутренней формы, образуются разные слова.

Лексико-семантически и  способ  словооб­разования слов состоит в том, что на базе разных значений слов образуются разные слова. Если при морфологическом спо­собе в новой лексеме развиваются новые значения слов, то при семантическом способе новое слово возникает в результате рас­пада полисемии. Отмечаются три вида этого лексико-семантического процесса:

1) образование омонимов

2) распределение значений слов по разным периодам развития языка – живот (желудок и часть тела, где он расположен) и живот (устар.)–животный мир (фауна); по­зор – бесчестье и позор (устар.) – зрелище;

3) соотношение между именами собственными и нарицательными: Любовь – любовь. При расширении значе­ния имя собственное превращается в нарицательное (так воз­никли слова галифе, герц, донкихот и многие другие). Известно, что имена собственные возникли на основе имен нарицательных – путем сужения их значения и забвения внутренней формы. Так, имя  Виктор восходит к лат. victor – победитель, название города Новгород–к сочетанию новъ городъ (новый город, ср. Белгород).

Особым видом семантико-грамматического словообразования является переход одной части речи в другую – конверсия. Конверсией называется образование слов путем изменения состава форм слова, т. е. его парадигмы: слово переходит в другую часть речи и меняет свое грамматическое и лексическое значение. Основными видами конверсии являются субстанти­вация, адъективация и адвербиализация, т. е. образование существительных, прилагательных и наречий на базе форм других частей речи.

Основанием конверсии является употребление слова во вторич­ной функции. Так, прилагательное употребляется в синтаксиче­ской функции подлежащего и дополнения, предложно-падежная форма – в функции обстоятельства. Однако конверсия наблюда­ется лишь тогда, когда происходит изменение грамматического и лексического значения слова, словоформа отрывается от преж­ней парадигмы, утрачивая ее или приобретая новую.

Например, прилагательное фиолетовый остается прилагатель­ным, хотя в отдельных случаях может быть употреблено без существительного. Столовая и столовый – это и формы прилага­тельного (столовая мебель, столовый нож), это и два слова: прилагательное столовый и существительное столовая. Хотя существительное столовая сохраняет форму прилагательного женского рода, оно не изменяется по родам, имеет значение предметности и новое лексическое значение, получает разговорный вариант в виде имени существительного столовка, изме­няется, как существительное, по падежам и числам. Следователь­но, произошла конверсия.

Конверсия широко распространена в языках, где отсутствуют аффиксы или не все части речи имеют развитую систему форм слова. Из индоевропейских языков конверсия широко распростра­нена в английском, где наблюдается соотнесение инфинитива и имени существительного, имени существительного и имени при­лагательного, имени прилагательного и наречия.

3.3. Заимствование как путь обогащения словарного состава языка

Общей основой для всех процессов заимствования является взаимодействие между культурами, экономические, политические, культурные и бытовые контакты между народами, говорящими на разных языках. Контакты эти могут носить массовый и длительный ха­рактер в условиях совместной жизни на смежных и даже на одной и той же территории либо могут осуществляться лишь через определен­ные слои общества и даже через отдельных лиц. Они могут носить ха­рактер взаимовлияния или одностороннего влияния; иметь мирный характер или выступать в виде противоборства и даже военных столк­новений. Существенно, что ни одна культура не развивалась в изоля­ции, что любая национальная культура есть плод как внутреннего развития, так и сложного взаимодействия с культурами других наро­дов.

Говоря о заимствованиях, различают «материальное заимствова­ние» и «калькирование». При материальном заимство­вании (заимствовании в собственном смысле) перенимается не только значение (либо одно из значений) иноязычной лексической единицы (или морфемы), но и–с той или иной степенью приближения– ее материальный экспонент. Так, слово спорт представляет собой в русском языке материальное заимствование из английского: русское слово воспроизводит не только значение английского sport, но также его написание и (конечно, лишь приблизительно) звучание. В отличие от этого при калькировании1 перенимается лишь значение иноязычной единицы и ее структура (принцип ее организации), но не ее материальный экспонент: происходит как бы копирование иноязыч­ной единицы с помощью своего, незаимствованного материала. Так, русск. небоскреб – словообразовательная калька, воспроизводящая значение и структуру англ. skyscraper (ср. sky 'небо', scrape 'скрести, скоблить' и -er – суффикс действующего лица или «действующего предмета»). В словенском языке глагол brati наряду с общеславянским значением 'брать, собирать плоды' имеет еще значение 'читать'. Это второе значение – семантическая калька под влиянием нем. lesen, которое (как и лат. lego) совмещает значения 'собирать' и 'читать'.

Иногда одна часть слова заимствуется материально, а другая калькируется. Пример такой полукальки–слово телевидение,  в котором первая часть – интернациональная, по происхождению гре­ческая, а вторая – русский перевод латинского слова visio 'видение' (и 'видение') или его отражений в современных языках (ср. с тем же значением и укр. телебачення, где второй компонент от бачити 'ви­деть').

Среди материальных заимствований нужно различать устные, происходящие «на слух», часто без учета письменного образа слова в языке-источнике, и заимствования из письменных текстов или, во всяком случае, с учетом письменного облика слова. Устные заимствования особенно характерны для более старых истори­ческих эпох – до широкого распространения письма. Более поздние заимствования обычно бывают связаны с более «квалифицированным» освоением чужеязычной культуры, идущим через книгу, газету, через сознательное изучение соответствующего языка. Примером устного заимствования может служить болг. пароход /parax'ot/ 'пароход', пришедшее из русского языка еще в XIX в. В этом слове русская сое­динительная гласная передана соответственно ее живому звучанию, тогда как в других подобных словах, заимствованных болгарским язы­ком в наши дни (трудоден, самокритика и др.), в согласии с русской орфографией пишется о, которое по-болгарски и читается как /о/.

Заимствование может быть прямым или опосредован­ным (второй, третьей и т. д. степени), т. е. заимствованием заимство­ванного слова. Так, в русском языке есть прямые заимствования из не­мецкого, например эрзац 'суррогат, заменитель (обычно плохой)' (нем. Ersatz с тем же значением), рейхстаг, бундестаг и т. д., а есть заимство­вания через посредство польского языка, например бляха (ср. польск. blacha с тем же значением и нем. Blech 'жесть'), крахмал (ср. польск. krochmal и нем. Kraftmehl с тем же значением), рынок (ср. польск. rynek 'площадь, рынок' и нем. Ring 'кольцо, круг'). В языки народов Бал­канского полуострова за время турецкого ига вошло много «турцизмов», но значительная часть этих слов в самом турецком языке – заимствования из арабского или персидского. Есть заимствованные слова с очень долгой и сложной историей, так называемые «странствую­щие слова», например лак: к нам оно пришло из немецкого или гол­ландского, в эти языки – из итальянского, итальянцы же заимство­вали его скорее всего у арабов, к которым оно попало через Иран из Индии (ср. в пали, литературном языке индийского средневековья, lakha 'лак из красной краски и какой-то смолы'). История такого «странствующего слова» воспроизводит историю соответствующей реалии.

Заимствование есть активный процесс: заимствую­щий язык не пассивно воспринимает чужое слово, а так или иначе пере­делывает и включает его в сеть своих внутренних системных отношений.

Ярче всего активность заимствующего языка выступает в процессах калькирования. Но и при материальном заимствовании она проявля­ется вполне отчетливо.

Во-первых, все фонемы в составе экспонента чужого слова заменя­ются своими фонемами, наиболее близкими по слуховому впечатлению; соответственно закономерностям заимствующего языка изменяются слоговая структура, тип и место ударения и т. д. Ср. русское слово со­вет и заимствованные из русского фр. soviet /sovjiet/, англ. soviet /s'ouviet/ или /s'aviet/, нем. Sowjet /zio:vjet/ или /zavj'et/: несвойствен­ное французскому и другим языкам русское палатализованное /v/ всю­ду заменено сочетанием /vj/ или /vi/; поскольку при заимствовании учитывалось написание русского слова, гласный первого слога везде передан буквой о, которая читается по правилам соответствующих языков либо как открытый, либо как закрытый гласный, либо как дифтонг; начальный согласный в немецком произносится как звонкий в соответствии с правилами чтения буквы s. Подобная субституция (подстановка) фонем происходит, разумеется, и при заимствовании на слух (только в этом случае не примешивается влияние письменного облика слова). Так, в русск. флигель, заимствованном из немецкого (нем. Flugel 'крыло'), вместо немецкого /у:/ имеем /i/, вместо /I/ и /g/ соответственно IV 1 и /g'/. Изменение слоговой структуры при заимство­вании ярко, обнаруживается, например, в японской форме нашего слова комсомол: по-японски оно звучит как /komusomoru/ с превраще­нием всех слогов в открытые путем добавления /и/ (а также с заменой /l/ на /г/, поскольку японский язык не знает звука /l/).

Во-вторых, заимствуемое слово включается в морфологическую си­стему заимствующего языка, получая соответствующие грамматические категории. Так, система, панорама в русском языке женского рода, как это нам представляется естественным для существительных (не обозначающих лиц), оканчивающихся на -а, хотя в греческом их прото­типы среднего рода; при этом -а превратилось в окончание им. п. ед. ч. и заменяется в других формах другими русскими окончаниями, тогда как в греческом оно принадлежало основе (неусеченная основа systemat- видна в косвенных падежах, ср. также систематический). В иных случаях, напротив, окончание чужого слова воспринимается при за­имствовании как часть основы. Так, русск. рельс, кекс заимствованы из английского (англ. rail 'рельс', cake 'пирожное, торт' и т. д.), причем заимствованы были формы множественного числа, осмысленные как формы единственного; поэтому английский аффикс множественного числа вошел в состав основы русского слова. То же наблюдаем в слове бутсы (из англ. boot 'ботинок'), но здесь заимствованное слово было сразу оформлено как множественное число, а формы единственного числа (бутса и т. д.) были образованы от множественного. Если заим­ствуемое существительное оканчивается нетипичным для русского языка образом, оно попадает в разряд неизменяемых по падежам и чис­лам, но синтаксически получает все полагающиеся существительному формы (что проявляется в согласовании: маршрутное такси, интерес­ного интервью, белому какаду) и тот или иной грамматический род (чаще всего средний). Заимствованные прилагательные, независимо от того, как они оформлены в языке-источнике, получают в русском языке один из суффиксов прилагательного, обычно -н-, и полагающие­ся окончания; глаголы тоже получают все глагольные категории вплоть до специфически славянской категории вида (правда, иногда возникает «двувидовость», т. е. омонимия форм совершенного и несовершенного вида, разграничиваемая контекстом, например, у глаголов линчевать, стартовать, у многих глаголов на -ировать). Естественно, при заим­ствовании происходит и утрата (вернее, невосприятие) грамматических категорий, чуждых заимствующему языку.

В-третьих, заимствуемое слово включается в систему семантиче­ских связей и противопоставлений, наличных в заимствующем языке, входит в то или иное семантическое поле или, в случае многозначно­сти, в несколько полей. Обычно при этом происходит сужение объема значения (ср. англ. dog 'собака' и заимствованное русск. дог 'коротко­шерстная крупная собака с тупой мордой и сильными челюстями') или сокращение полисемии: многозначное слово чаще всего заимству­ется в одном из своих значений [ср. фр. depot 1) 'вклад, взнос', 2) 'по­дача, предъявление', 3) 'отдача на хранение', 4) 'вещь, отданная на хранение', 5) 'хранилище, склад, депо', 6) 'сборный пункт', 7) 'аре­стантская при полицейском участке', 8) 'осадок, отложение, нагар' и др. и заимствованное русск. депо, сохраняющее, и то лишь частично, пятое значение французского слова]. Кроме того, при заимствовании слово часто утрачивает мотивировку (см. § 123).

После того как заимствованное слово вошло в язык, оно начинает «жить своей жизнью», независимой, как правило, от жизни его прототипа в языке-источнике. Его звуковой облик еще больше приближается к структурам, типичным для данного языка; так, в за­имствованных словах русского языка, по мере их более полного освое­ния («обрусения»), происходит замена твердых согласных перед орфо­графическими c соответствующими палатализованными (ср., с одной стороны, «необрусевшие» декольте, декорум, реквием, секанс, тембр, тент, термы, с другой–«обрусевшие» декада, декрет, декан, рейс, сейф, театр, телефон; особенно поучительны сопоставления слов, содержащих исторически одни и те же морфемы, но произносимых по-разному в зависимости от степени «обрусения»: демос /d'/ – но де­мократия /d/, сервис /s/–но сервиз /s'/, террарий /t/ – но террито­рия /t'/). Заимствованное слово может подвергаться новым граммати­ческим преобразованиям, устраняющим черты «чуждости» (ср. пере­ход несклоняемых в литературном языке пальто, жалюзи и т. д. в про­сторечии в разряд склоняемых существительных); оно «обрастает» производными, претерпевает семантические изменения наравне с «исконными» словами и может получить совсем новое значение. Так, русск. стекло, др.-русск. стькло представляет собой старое, еще обще­славянское заимствование из готского, где соответствующее слово stikis значило 'кубок'; на славянской почве название было перенесено с изделия на материал[5].

Многие заимствованные слова настолько осваиваются языком, что перестают ощущаться как чужие, а их иноязычное происхождение мо­жет быть вскрыто только этимологическим анализом. Так, в русском языке совершенно не ощущаются как заимствованные слова корабль, кровать, тетрадь, фонарь, грамота (пришли из греческого); очаг, ка­бан, казна, кирпич, товар, утюг, карандаш (из тюркских языков); лесть, князь, холм, хлеб, хижина, художник (старые заимствования из германских языков, в двух последних прибавлены русские суф­фиксы).

Какие элементы языка заимствуются? Главным образом заимствуются, конечно, «номинативные», назывные единицы, и больше всего существительные. Заимствование служебных слов имеет место лишь изредка. В составе знаменательных слов заим­ствуются корни и могут заимствоваться аффиксы – словообразова­тельные и редко формообразовательные, причем при благоприятных условиях такие заимствованные аффиксы могут получить продуктив­ность. Так, многие греческие и латинские словообразовательные аф­фиксы стали очень продуктивными во многих языках. При контактах между близкородственными языками заимствуются порой и формооб­разовательные аффиксы. Так, например, русский литературный язык использует в системе причастий суффиксы церковнославянского про­исхождения.

Устойчивые словосочетания материально заимствуются реже; ср., впрочем, тет-а-тет из фр. tete-a-tete 'с глазу на глаз' (букв. 'голова к голове') или сальто-мортале из итал. salto mortale 'смертельный пры­жок' и некоторые другие. Однако устойчивые сочетания, пословицы и т. п. часто калькируются, буквально переводятся «своими словами». Ср.: др.-греч. typhlos ho eros=русск. любовь слепа; лат. divide et impera= русск. разделяй и властвуй; фр. le jeu ne vaut pas la chandelle = русск. игра не стоит свеч; нем. aufs Haupt schlagen= русск. разбить наголову.

Среди заимствованной лексики выделяется особый класс так называемых интернационализме в, т.е. слов и строи­тельных элементов словаря, получивших (в соответствующих нацио­нальных вариантах) распространение во многих языках мира. Ср., например, русск. революция, фр. revolution, нем. Revolution, англ. reuolufion, исп. revolucion, итал. rivoluzione, польск. rewolucja, чешск, revoluce, сербскохорватск. револуциjа, литовск. reuoliucija, эст. revolutsioon и т. д.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При рассмотрении судеб заимствованной лексики немало­важным является вопрос о том, какова общественная оценка заимство­ваний и интернационализмов. У разных народов в разные периоды истории и в разных социальных слоях эта оценка была неодинаковой. В определенных случаях со стороны некоторых общественных групп наблюдалось особое пристрастие ко всему иностранному, мода на иностранные слова, связанная иногда с интенсивным заимствованием достижений более передовой культуры, иногда же – со стремлением верхушки общества отгородиться от «простонародья». В зависимости от конкретных исторических условий обильное заимствование ино­язычных слов могло быть прогрессивным явлением (например, в Рос­сии при Петре I) либо, напротив, явлением реакционным (например, в России времен Грибоедова, справедливо высмеивавшего «смешенье языков французского с нижегородским»). Чаще в истории наблюда­лось другое явление, так называемый пуризм (от лат. purus 'чи­стый') – сознательное противодействие проникновению иноязычных слов, стремление очистить язык от «иностранщины». Пуризм тоже мо­жет быть разным по своему общественно-политическому содержанию.

В принципе оправдан пуризм народов, отстаивающих свою поли­тическую или культурную самостоятельность и противодействую­щих насильственной ассимиляции. Такого рода пуризм сыграл на определенном этапе положительную роль, например в истории исланд­ского или в истории чешского народа, хотя имел и обратную сторону, так как в дальнейшем создал для носителей этих языков добавочные трудности при изучении языков других народов. Вот некоторые при­меры из современного исландского языка: 'фотография' по-исландски mynd (букв. 'форма, образ, картина'), 'фотографировать' – mynda ('изображать'), 'партия (политичес­кая)'–flokkur (букв. 'отряд, толпа, племя'); во всех. этих случаях старым, издавна существовавшим словам были приданы новые зна­чения–отказ от введения в язык интернационального слова компенси­ровался углублением полисемии. В других случаях создавались слож­ные слова, например heimspeki 'философия' (heimur 'вселенная' + speki 'мудрость'), efnishyggia 'материализм' (efni 'материя, вещество' + hyggia 'мнение, взгляд'); широко использовались исконные герман­ские аффиксы, например -il в hreyfill 'мотор' (от hreyfa 'двигать', букв. 'двигатель'), gerill 'микроб' (от gera 'делать').

Говоря о народах, которые не подвергаются опасности насильст­венной ассимиляции, нужно сделать различие между умеренным и крайним пуризмом.

Умеренно-пуристические установки в известных пределах целесообразны. Их нужно принять для научно-популярной литературы, для газеты, телевидения и радио, вообще в тех случаях, когда широкое использование иностранных слов могло бы нанести ущерб понятности печатного текста или устной речи.

Крайний пуризм, т. е. борьба против любого иностранного слова только потому, что оно иностранное, должен быть расценен как реак­ционное и вредное течение в языковой политике. К тому же он и беспер­спективен: в конечном итоге усилия крайних пуристов оказываются напрасными. Контакты между народами неизбежно ведут к взаимодей­ствию между их языками, а в нашу эпоху эти контакты во всем мире становятся все шире и интенсивнее. Во всех языках неуклонно растет фонд интернационализмов. В нем отражается единство человеческой цивилизации, творимой трудом многих народов и воплощающей кол­лективный исторический опыт человечества.

Еще более удалены от языка-источника слова, возникшие пу­тем калькирования – поморфемного перевода чужого слона-модели: французское слово influence послужило основой для появления кальки влияние (in-flu-ence > в-ли-яни-е), фра­зеологического сочетания иметь влияние (ср. фр. avoir de {'in­fluence} и старого медицинского термина инфлюэнца (острый катар дыхательных путей, через итальянскую форму influenza}. Кальку – слово или выражение, построенное по образцу слова или выражения другого языка, например: насекомое (ср. лат. in-sect-um), небоскреб (ср. англ. sky-scraper), вольнодумец (ср. фр. iibre penseur).

Обогащение словарного состава языка - процесс длитель­ный. Он начинается с образования нового слова или значения уже существующего слова. Постепенно новые слова, как и старые, становятся многозначными, между значениями устанав­ливается постоянная семантическая связь или происходит забве­ние внутренней формы и образование новых корней и основ.

В ходе исторического развития языка заимствованные слова, как и слова, созданные на базе исконных корней и аффиксов, утра­чивают словообразовательную мотивированность и выступают как чистые корни. В современном русском языке не осознает­ся заимствованная природа таких, например, слов, как оладья, лошадь, риск (ср. писк, пищать, по рисковать). Не членятся на словообразовательные элементы такие слова, как заноза и одеть.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.            Березин Ф.М. , Головин Б.Н. Общее языкознание: Учеб. пособие для вузов. М.: Прсвещение, 1979.

2.            Вайнрайх У. Языковые контак­ты, пер. с англ., Киев, 1979.

3.            Виноградов В.А, Слово и значение как предмет историко- лексикологического исследования. / Вопросы языкознания, №1, 1995.

4.            Головин Б.Н. Введение в языкознание: Уч. пособие для филол. спец. вузов. М.: Высшая школа, 1983.

5.             Головин Б.Н. Общее языкознание. Уч. пособие. М.: Просвещение, 1979.

6.            Немченко В.Н. Современный русский язык. Словообразование: Учеб. пособие для филол. спец. ун-тов. - М.: Высш. школа., 1984.

7.            Реформатский А.А. Введение в языковедение / Под ред. В.А. Виноградова. М.: Аспект Пресс, 1996.

8.            Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л.: 1974.

[1] Немченко В.Н. Современный русский язык. Словообразование: Учеб. пособие для филол. спец. ун-тов. – М.: Высш. шк., 1984.

[2] Березин Ф.М. , Головин Б.Н. Общее языкознание: Учеб. пособие для вузов. М.: Прсвещение, 1979

[3] Головин Б.Н. Введение в языкознание: Уч. пособие для филол. спец. вузов. М.: Высшая школа, 1983

[4] Головин Б.Н. Общее языкознание. Уч. пособие. М.: Просвещение, 1979

1.               Вайнрайх У. Языковые контак­ты, пер. с англ., Киев, 1979.

2.                

Страницы: 1, 2, 3