Публицистская деятельность А. Блока в журнале "Золотое руно"

Публицистская деятельность А. Блока в журнале «Золотое руно».

«Это настоящий – волею божией – поэт и человек бесстрашной искренности».

А. Горький.

На время короткой жизни Александра Александровича Блока (1880 – 1921г.) пали важнейшие исторические события жизни Росси.

Конец XIX и начало XX века – это бурное развитие капитализма и нарастание революционных настроений, интенсивные процессы урбанизации и разорения мелкого крестьянства. Это взлёты и поражения революции 1905 года, трагические события Ходынки и 9 января, свержение самодержавия и победа Великой Октябрьской социалистической революции в России.

Не менее сложным, чем общественно-политическая жизнь, было литературное творчество периода  конец XIX и начало XX века. Оно характеризуется, прежде всего, острейшей идейной и эстетической борьбой реализма и разнообразных течений модернизма – так называемого «нового искусства».

Блок воспитывался на классической литературе XIX века. Круг идей, которыми жила эта литература, был ему близок и остался близким навсегда. Однако знакомство с «новым искусством» произвело на молодого поэта сильное впечатление. Он восторгался стихами Валерия Брюсова, сблизился с Андреем Белым, Владимиром Соловьёвым, которые принадлежали к одному из поэтических направлений модернизма – символизму. Блок разделял основные положения философии символизма, принципы его поэтики, и первая его книга была написана целиком в духе символизма.

Однако, дальнейшие отношения с этим поэтическим течением сложилось неоднозначно. Известна резкая полемика поэта со своими недавними единомышленниками, его высказывания об отходе от символизма.

И всё же, вероятно, близка к истине точка зрения тех исследователей творчества Блока, которые считали, что он остался близок эстетике и поэтике символизма почти до конца жизни. «Однако, как всякому крупному художнику, ему было тесно в рамках одного направления. Используя в своём творчестве наиболее сильные стороны поэтики символизма: особую многозначность, обогащение образной системы, усложнение ассоциативных рядов, разнообразие стихотворных форм, ритмического рисунка стиха, - Блок уходит далеко за его пределы по уровню и широте поэтического мышления, по глубине историзма».

Разнообразное в жанровом отношении охватывающее весь спектр человеческих чувств и переживаний, творчество Блока обладает удивительной цельностью и внутренней гармонией. Это единство определено высокой духовностью и нравственностью, которые были столь характерны для писателя.

Блок как-то сказал: «Нравственные ценности наследственны». Что же было им унаследовано? Какая  «культурная струя» питала и формировала его?  Блок воспитывался в трудовой интеллигентной семье Бекетовых. Дед, Андрей Николаевич Бекетов, был ректором Петербургского университета, далёкий от политики, был человеком весьма прогрессивных взглядов. Цель интеллигенции он видел, прежде всего, в том, чтобы «дать русскому народу свет, больше света». Блок ощущал себя принадлежащим именно к этому социальному слою русского общества.

Став уже известным писателем, много размышляя о судьбе России, он написал: «Чем более пробуждается во мне сознание себя как части… родного целого, как «гражданина своей родины», тем громче говорит во мне кровь». Так связывается в сознании Блока мир его семьи и мир его страны.

В сознании Блока этическое и эстетическое существуют в полном слиянии. Ему принадлежит великолепное по точности определение: «красота долга». Предельно беспощадный к самому себе, блок относился к каждому своему слову с величайшей ответственностью. От традиций русского классического искусства идёт у него высота представлений о предназначении литературной деятельности. Блок утверждал, «что именно в России словесное творчество особенно неразрывно связано с жизнью, именно здесь слово становится хлебом и камнем».

Естественно поэтому, что литература у Блока тесно сливается  в его сознании с современностью: «Если не жить современностью, нельзя писать». Труд художника Блок ощущает как служение: «Кто прозорлив хоть немного, должен знать, что в трудный писательский путь нельзя пускаться налегке, а нужно иметь хоть в зачатке «Во имя», которое бы освещало путь и питало творчество».

По свидетельству хорошо знавших Блока людей, он оказывал на окружающих колоссальное нравственное воздействие. «Вы больше человека и больше поэта: вы несёте не свою, человеческую тяжесть», –  писала ему юная поэтесса Е.Ю. Кузьмина-Караваева. Марина Цветаева, посвятившая Блоку более двадцати стихотворений, назвали его: «сплошной совестью». В этих двух оценках, может быть, заключено главное в Блоке, как личности.

Блок активно включается в литературную повседневность, публикуется во всех символистских журналах – «Весы»,  «Золотое руно»; в газетах – «Слово»,  «Речь»; в альманахах.

«Золотое руно» – ежемесячный художественный, литературно-критический журнал символистов, 1906 – 1909 годов, в Москве.

Издавался журнал на средства редактора Н.П. Рябушинского. Под маркой журнала выходили книги символистов. Журнал устраивал выставки произведений современных русских художников, неизменно привлекавшие к себе внимание публики.

Блок принимает активное участие в работе журнала, сначала публикует в нём свои статьи, а с 1907 года ведёт Критический отдел в «Золотом руне».

Составляя план своих сочинений, Блок обронил широкое и многозначное слово – «проза». Этим словом Блок обозначил свои критические и публицистические статьи, речи, рецензии, очерки.

Проза создавалась Блоком на протяжении всей его литературной жизни, рядом с его стихами. Первые рецензии были напечатаны им в 1903 году.

Сосуществование этих двух сфер – поэзии и прозы – в творчестве одного автора – факт, достойный внимания. Одним из признаков неблагополучия современной ему литературы Блок считал всё растущую в ней специализацию, –  «в частности – разлучение поэзии и прозы».

«Мы часто видим, – писал он,  – что прозаик, свысока относящийся к поэзии, мало в ней смыслящий… мог бы владеть прозой лучше, чем он владеет, и обратно: поэт, относящийся свысока к  «презренной прозе», как-то теряет под собой почву, мертвеет и говорит неполным голосом, даже обладая талантом.  Писатель должен помнить о живописце, архитектуре, музыканте; тем более – прозаик о поэте и поэт о прозаике».

Блок не только помнил о своих соседях по литературе – великих и малых прозаиках – и всесторонне считался с их художественным опытом, но и сам был причастен к «прозаической стихии» словесного искусства.

Творчество Блока – как большая река, которая, сохраняя своё единство и направление, образует несколько параллельных русел.

Если в своих стихах Блок возникает перед читателем как поэт и человек, то в своей прозе он, кроме того, критик, публицист, литератор, находящийся в тесном общении с духовной и гражданской жизнью своего времени. Проза заземляет, дополняет и во многом объясняет его поэзию, а поэзия лирически кристаллизует, углубляет и освещает его прозу. Поэтому вполне естественны переклички стихов и прозы Блока.

Помимо общей их связи по духу, тону и направленности, между ними можно провести множество вполне конкретных параллелей.

Можно отметить, например, тематические совпадения статьи “Ирония” (1908) – со стихотворениями «Друзьям» (1908) и «Когда я  прозревал впервые» (1909); статей 1908 года о народе, России, интеллигенции, цивилизации – с циклом «На поле Куликовом».

Статьи Блока поражают не только своей артистичностью, естественным изяществом словесной ткани, художественным слухом их автора, но и тем благородно-человеческим чувством целого, в котором так называемые  «чисто эстетические оценки» могут соответствовать лишь частным истинам.

В статьях Блока изумляет исключительно редкое в раздробленности жизни эпохи сочетание тончайшей художественной культуры с глубоким сознанием ответственности перед судом своего духа, народом и историей.

В своей прозе Блок подымается временами до горячего и страстного пафоса, выступает как носитель общественной совести, публицист, свидетельствующий о всеобщем неблагополучии, о «тихом сумасшествии», которое овладело жизнью буржуазной России.

«О реалистах».

«О реалистах» – этой статьёй открываются «критические обозрения» Блока в символическом журнале «Золотое руно», 1907, № 5,
с. 63 – 72. В предыдущем номере было помещено специальное сообщение о том, что «на ведение этих обозрений редакция заручилась согласием… А. Блока», который намерен отмечать  «своевременно всё ценное» в литературной жизни.

Статья Блока была вызвана той полемикой в печати, которая разыгралась вокруг творчества М. Горького, когда реакционные литераторы стали кричать о «падении таланта» Горького-художника, начало которой положила статья Д.В. Философова  «Конец Горького».

В своей статье «О реалистах», Блок пишет: «Начинать очерк о Горьком приходится скорбной страницей. В настоящее время надо говорить не о самом Горьком, а о критиках его.… В конце концов, оба критика сходятся на одном: на силе интуиции Горького, которая больше его сознания. Только г. Горнфельд думает, что эта сила – в настоящем, а г. Философов относит её в прошлое». «Я утверждаю далее, что если и есть реальное понятие «Россия», или, лучше – Русь, – помимо территории, государственной власти, государственной церкви, сословий и пр., то есть если есть это великое, необозримое, просторное, тоскливое и обетованное, что мы привыкли объединять под именем Руси, – то выразителем его приходится считать в громадной степени – Горького». 

Появившаяся статья Блока «О реалистах» была встречена враждебно в символистских кругах. А. Белый обвинял Блока в  «заискивании» перед реалистами. «Когда Ваше прошение, pardon, статья о реалистах, - писал он Блоку 5 – 6 августа 1907 года, - появилась в «Руне», где Вы писали о том, чего не думали, мне всё стало ясно». Эта статья послужила поводом к тому, что Блок вызвал А. Белого на дуэль. Дуэль не состоялась. 26 июня 1908 года Блок напишет в своей записной книжке:

«Хвала создателю! С лучшими друзьями и «покровителями» (А. Белый во главе) я внутренне разделался навек. Наконец-то! (разумею полупомешанных – А. Белый, и болтунов – Мережковские) ».

«О лирике».

С критикой субъективистского декадентского искусства связана постановка Блоком мучительного для него вопроса – о лирике. Ключом к пониманию общего смысла статьи «О лирике», написанной  в 1907 году «Золотое руно» № 6 с. 41 – 53., являются слова самого Блока: «…Я знаю, что в лирике есть опасность тления, и гоню её. Я бью сам себя, таков по преимуществу смысл моих статей…. Бичуя себя за лирические яды, которые и мне грозят разложением, я стараюсь предупредить и других. Я не определяю подробностей пути, мне это  не дано. Но я указываю только устремление: …из болот – в жизнь, из лирики – к трагедии. Иначе – ржавчина болот и лирики переест стройные колонны и мрамор жизни и трагедии, зальёт ржавой волной их огни».

«Они – лирики. Они обладают несметным богатством, но не дадут вам, люди, ничего, кроме мгновенных световых брызг, кроме далёких песен, кроме одурманивающего напитка. Они не могут и не должны дать вам ничего, если они блюдут чистоту своей стихии. Но если сумеете услышать, увидеть, заглянуть, если сумеете не поверить и, не поверив, не погибнуть, - возьмите от них то, что можете взять: высокий лад, древний ритм, под который медленно качается колыбель времён и народов. Лирик ничего не даёт людям. Но люди приходят и берут. Лирик «нищ и светел»; из «светлой щедрости « его люди создают богатства несметные. Так бывает, и было всегда». Всё сказанное Блоком было направлено на то, чтобы указать «место лирика» и «начертить образ лирического поэта».

«Поэты интересны тем, чем они отличаются друг от друга, а не тем, в чём они подобны друг другу».

Новая статья Блока вновь вызвала возражение среди поэтов и теоретиков символизма. 27 Сентября 1907 года А. Белых в письме к Блоку писал, что «не согласен абсолютно», и что она «поразила как гром» С. Соловьёва, Эллиса и «искренне удивила» В.Я Брюсова.

Говоря о поэтах современниках, Блок писал:
«…Об остальных поэтах не приходится говорить так пространно, как о Бальмонте, Бунине, Городецком и Соловьёве. Одни из них написали мало, другие хотя и много, но слишком плохо. О тех же, которые написали и мало и плохо, –  мы лучше совсем умолчим».

«О драме». «Золотое руно», 1907, №7-9, с. 122-131.

«На Западе никто не стал бы строить философских теорий на лирических основаниях и писатель публицист никогда не стал бы писать лирические драмы. А в России – всё не так. Георгий Чулков построил теорию «мистического анархизма», а Евгений Чириков пишет «драматические фантазии» в стихах. Но ведь и дальше и глубже – всё иначе. «Горе от ума»… Увидел сон и написал гениальнейшую русскую драму. Не имея предшественников, он не имел и последователей себе равных».

Откуда бралась «драматическая техника» - эта великая тайная пружина, которую в Европе напрягали века? Она случайна в России, её просто нет здесь.

Так, случайна драматическая техника Чехова. Чехов пошёл куда-то много дальше и много глубже Метерлинка, а драма его не стала догматом; предшественников не имел, последователи ничего по-чеховски сделать не умеют.

«Если случайна и неожиданна сама русская драма, то ещё неожиданней рассуждения о драме в России. Такова, например, недавно появившаяся статья Л.Н. Толстого «О Шекспире и о драме»…. Толстой развенчивает Шекспира и говорит о должном искусстве. Спорить с ним всё равно, что спорить со снежным ветром».

Блок считал, что русские драматурги «не владеют»  настоящей техникой драмы. В них нет цельности. Драматургии предавались преимущественно «знаньевцы». Блок подчёркивал, что «драмы эти пишутся длинно и нудно».

Серьёзно, он считал, можно было говорить о двух драмах: «Жизнь Человека» Леонида Андреева и «Комедия о Евдокии из Гелиополя» Михаила Кузмина.

«Горький написал уже шесть драм, из которых действительно замечательна только одна – «На дне».

Все остальные драматурги «Знания» (кроме Андреева) ещё гораздо ниже Горького.

«Золотое руно» – 1908 год, №2 с 55 – 59, выходит статья Блока  –  «Три вопроса».

В нелёгкие для литературы годы, когда русское новое искусство «было гонимо»,  и только немногие остались «в полном одиночестве и под градом насмешек», Блок ставит перед обществом «Три вопроса».

Вопрос «как», вопрос о форме искусства – мог быть боевым лозунгом.
«В те дни, когда форма давалась усилиями, вопрос содержания души не был вопросом. «В те дни, когда форма стала лёгкой и общедоступной, ничто уже не стоило дать красивую оправу стеклу вместо бриллианта, для смеха, забав, кощунства и наживы». Форма дана – шаблон выработан, и формальному вопросу «как» может удовлетворить любой гимназист. Блок  связывает это с появлением случайных невежественных людей в литературе. «Вышли на прогулку в поля литературы сочинители, у которых не было за душой ничего, кроме старых калош для растаптывания цветов, но карманы набиты радужными бумажками, обеспеченными золотым фондом прежних достижений».

Вопрос «что» Блок относит Андрею Белову, который затронут в его первых статьях. Этот вопрос о содержании, «что» имеется за душой у новейших художников, «которые подозрительно легко овладели формами». Только благодаря своевременной постановке вопроса были изобличены  многие новаторы и временные  в литературе люди, а «за немногими художниками было утверждено их высокое звание и признание навсегда».

«В такие-то дни возникает третий, самый соблазнительный, самый опасный, но и самый русский вопрос: «зачем?». Вопрос о необходимости и полезности художественных произведений. «Итак, только третий вопрос, пишет Блок – под маской прозаической и будничной тенденции открывает современному художнику радостный и свободный должный путь – среди бездны противоречий – на вершины искусства».

Блок заявлял, что художник должен различать добро и зло, судить о явлениях жизни, говорить им «да» или «нет». Призывал деятелей искусства «руководствоваться сознанием долга», писал о «красоте долга» и о «прекрасном долге». Соотнося мысли о долге, прежде всего с вопросом о судьбе русского народа и русского общества эпохи реакции.

«В сознании долга великой ответственности и связи с народом и обществом, которое произвело его художник, находит силу ритмически идти  единственно необходимым путём… Долг – единственное проявление ритма души человеческой в наши безрадостные и трудовые дни, - и только этим различаются подлинное и поддельное, вечное и невечное, святое и кощунственное.

«Письма о поэзии» опубликованы в «Золотое руно», 1908, №7-9,с. 94-99, и №10, с. 46-51.

В своих «письмах» Блок имеет в виду эволюцию Н. Минского, который в 70-80-е годы вступил в литературу, как поэт, сочувствующий народникам( печатался в подпольной газете «Народная воля»), а к 90-м годам выступил с первой в России программой декадентов, декларировал индивидуализм и отход от действительности в поэзии.

«Перечитывая тома стихов Минского, сто раз задаешь себе вопрос: почему вот это, другое и десятое стихотворение, часто совершённое по форме, часто созданное под влиянием каких-то давно милых, с детства родных песен, всегда очень умное, остаётся холодным?  …В чём же разгадка того странного факта, что прекрасные стихи поэта, нам современного, не радуют нас и мы принуждены, отдав им дань холодного уважения, идти к другим?» Блок выдвигает только свою догадку, такому странному отношению к поэзии Минского – «неполная искренность поэта».

«Солнце над Россией» – статья, посвящённая 80-летию Л.Н. Толстого. «Золотое руно», 1908, № 7-9 с 113-114.

28 августа 1908 года исполнялось 80 лет Л.Н. Толстому.  Споры о том, как должна быть отмечена эта дата, велись на страницах газет.

Министерство внутренних дел разрешило праздновать, но не устраивать собраний и манифестаций к Толстому – общественному деятелю. Синод также призывал воздержаться от чествования Л.Н. Толстого.

В своей статье «Солнце над Россией» Блок смело и страстно выступил в защиту личности и идей Л.Н. Толстого.

В заметке «О Льве Толстом» Блок писал (18 сентября 1908 года) «Толстой живёт среди нас, нам трудно оценить и понять это как следует. Сознание, что чудесное было рядом с нами, всегда приходит слишком поздно.

Надо всегда  помнить, что сама жизнь гения есть непрестанное излучение света современников. Этот свет остерегает от опасностей и близоруких: мы сами не понимаем, что, несмотря на страшные уклонения жизни от истинного пути, мы минуем счастливо самые глубокие пропасти; что этим счастьем, которое всегда твердит нам: ещё не поздно, - мы обязаны, может быть, только недремлющему и незаходящему солнцу Толстого…»,

Начиная с 1907 – 1908 годов тема родины, её исторических судеб, её настоящего и будущего, становится у Блока центральной. В цикле «На поле Куликовом» он обращается к прошлому страны, сопрягая его с настоящим. Здесь нет изображения каких-либо конкретных событий: поэт стремится передать движение, драматизм и величие исторического пути России:

«И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

Летит, летит степная кобылица

И мнёт ковыль.

Россия, родина – та главная нравственная ценность, приобщение к которой позволяет лирическому герою ощутить силу и твёрдость в «странном мире» настоящего, надежду на будущее.

Тему родины Блок толковал очень широко, не ограничиваясь произведениями, которые были непосредственно посвящены ей. Рассказывают, что на одном из поэтических вечеров кто-то из зала крикнул: «О России! О России!». На что Блок не без раздражения ответил: «Это всё  – о России»

В письме к Станиславскому, написанному в декабре 1908 года, читаем: «…Стоит передо мной моя тема, тема о России…. Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь. Всё ярче сознаю, что это первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный. К нему-то я подхожу давно, с начала своей сознательной жизни.

«Народ и интеллигенция».

Статья Блока «Народ и интеллигенция» – это, во-первых, ответ Блока на письмо Клюева о «Земле в снегу», в котором он упрекал Блока в «интеллигентской порнографии». Блок писал в письме матери 2 ноября 1908 года: «…И я поверил ему в том, что даже я, ненавистник порнографии, попал под её влияние, будучи интеллигентом. Может быть, это и хорошо даже, но ещё лучше, что указывает мне на это именно Клюев. Другому бы я не поверил».

Этот вопрос настолько затронул Блока, что через три дня он пишет матери: «…Веря ему, я верю себе. Следовательно (говоря очень обобщённо и не только на основании Клюева, но и многих других моих мыслей): между «интеллигенцией» и «народом» есть «недоступная черта». Для нас, вероятно, самое ценное в них враждебно, то же – для них. Это – та же пропасть, что между культурой и природой, что ли. Чем ближе человек к народу (Менделеев, Горький, Толстой), тем яростней он ненавидит интеллигенцию». 6 ноября, Блок продолжает: «…На эту тему приблизительно я и пишу сегодня реферат…».

Первоначально статья, или как называл её Блок, «реферат», предназначалась для журнала «Русская мысль», но П.Б. Струве дал понять Блоку, «что он, как редактор, имеет право не пропустить такой «наивной» статьи «только что проснувшегося человека».

На что Блок писал в своих записных книжках: «Пусть даже все под разными предлогами отказываются пропечатывать мои идеи. Это – доказательство того, что идеи – живы. Живое всегда враждебно умирающему».

13 ноября Блок выступил с докладом  «Россия и интеллигенция»  на заседании Религиозно-философского общества, в котором Блок полемизировал с публицистом Г.А. Бароновым. «…Баронов разрешает этот вопрос одной фразой; его разрешение не удовлетворяет меня. Я хотел бы поставить вопрос резче и беспощаднее; это самый больной, самый лихорадочный для многих из нас вопрос. Боюсь даже, вопрос ли это? Не совершается ли уже, пока мы говорим здесь, какое-то страшное и безмолвное дело? Не обречён ли уже кто-либо из нас бесповоротно на гибель?

В письме С.А. Венгерову, на его приглашение выступить с тем же докладом в Литературном обществе, Блок отвечает 4 декабря: «На первый план я ставлю вопрос о том, как интеллигенции найти связь с народом. Не делая никаких выводов, я высказываю только соображения, определяющие постановку вопроса. Таким образом, тема моя, может быть, слишком выходит за пределы литературы, и каждым словом своим стремлюсь подчеркнуть свой панический страх перед словесностью в этом именно вопросе».

В записной книжке Блок напишет по поводу этого приглашения: «Мучительное желание наорать в Литературном обществе завтра: есть литературное общество и, нет литературы! Бараны, ослы, скоты! Дело идёт не «о почках или о тонкой кишке, а о жизни и смерти!». Но – не надо: терпение»

Именно через этот страх в «реферате» Блок пытается найти выход:

«Но я – интеллигент, литератор, и оружие моё – слово. Боясь слов, я их произношу. Боясь «словесности», боясь «литературщины», я жду, однако ответов словесных; есть у всех нас тайная надежда, что не вечная пропасть между словами и делами, что есть слово, которое переходит в  дело».

Блок не утверждает на том, что интеллигенция «всегда сидела, сложа руки», ещё «…С екатериновских времён проснулась в русском интеллигенте народолюбие и, с той поры не оскудевало».

«Есть между двумя станами – между народом и интеллигенцией – некая черта, на которой сходятся и  сговариваются те и другие».

Именно на этой черте, по мнению Блока, вырастают большие люди и большие дела. «…На наших глазах интеллигенция, давшая Достоевскому умереть в нищете, относилась с явной и тайной ненавистью к Менделееву…. По-своему она была права; между ними и ею была та самая «недоступная черта» (пушкинское слово), которая определяла трагедию России».

«Нужно любить Россию, нужно «проездить по России», писал перед смертью Гоголь. – Как полюбить братьев? Как полюбить людей? Душа хочет любить одно прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Как же сделать это? Поблагодарите бога прежде всего за то, что вы – русский, Для русского открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только полюбит русский Россию, – возлюбит и всё, что ни есть в России».

«Понятны ли эти слова интеллигенту? Увы, они и теперь покажутся ему предсмертным бредом, вызовут всё тот же истерический бранный крик, которым звучал на Гоголя Белинский, «отец русской интеллигенции. …Или действительно непереступима черта, отделяющая интеллигенцию от России?».

В черновом варианте, после всей статьи, шла следующая запись Блока, как бы подытоживая все написанное:

«Все эти рассуждения и соображения мои клонятся лишь к тому, чтобы поставить три вопроса: 1) Действительно ли есть не переходимая «недоступная черта» между интеллигенцией и народом, интеллигенцией и Россией? 2) Если да, то остаётся ли надежда на что-либо, кроме «знаменитой силы инерции»…

3) Если же переходима эта глубокая черта, эта очарованная и проклятая пропасть, – то каковы  же пути к народному сердцу любимой и до сих пор неузнанной лицом к лицу родины – России?».

Статья Блока «Народ и интеллигенция» этапа, необычайно важна для всего последующего творчества Блока. От этой статьи протягиваются нити к драмам и циклу стихотворений «Родина»; к статьям  – «Стихия и культура», «Интеллигенция и революция»; к поэме «Возмездие» и, наконец, к «Скифам» и «Двенадцать».

Прозаические сочинения Блока – явление XX века. В них откровенно запечатлены все великие откровения бурной эпохи, её противоречия, её озарения, её «туманы».

Проза блока отличается широтой охвата, органичностью объединения сфер литературы, культуры, жизни. Высокую оценку  прозе Блока, за её тесную связь со своим историческим временем, её жгучую современность и её причастность ко всему прогрессивному, демократическому движению эпохи дало всё прогрессивное человечество.

Сила блоковской прозы в её артистизме, в свежести и полноте жизннных и эстетических восприятий, лежащих в её основе, и в умении передать их точно, проникновенно и трепетно. Все эти черты прозы Блока дают право рассматривать её как явление высокого словесного искусства.

Литература:

1. П. Тартаковский.  Александр Блок Стихотворения и поэмы.  Текст: Л.: Художественная литература, 1980.

2. Т.Н. Беднякова. А. Блок о литературе. Текст: М. – Л., Гослитиздат, 1962.

3.  В.П. Енишерлов. Я лучшей доли не искал. М. : Правда, 1988.

4. Л.П. Кременцов и др. Русская советская поэзия. Хрестоматия: Пособие для студентов пед. Институтов. Л.: Просвещение. 1988.