засыпали противника железной пылью стрел и дротиков, расстраивая порядки

наступающих. Сзади них располагались "белые хазары" - тяжеловооруженные

всадники в железных нагрудниках, кольчугах, шлемах; хазарская знать и их

дружины, всецело посвятившие себя войне, хорошо владевшие оружием, с

которым почти никогда не расставались, - длинными копьями, мечами, саблями,

палицами, боевыми топорами. Они должны были ударить в момент первого успеха

"черных хазар" и вырезать дрогнувшее войско.

Здесь же была и гвардия хазарского царя - наемники-мусульмане,

мастера боя, с ног до головы закованные в сталь и даже на "белых хазар" -

зная себе цену - поглядывавшие несколько презрительно. А в городе скопилось

пешее ополчение, впервые за множество десятилетий осознавшее, что власти

сегодня нужны не их деньги, но их жизнь, и понимавшие, что в случае

поражения не будет ни власти, ни жизни.

Русские двинулись вперед монолитной стеной щитов, прикрывавших

воина от шлема до стальных поножей. Стрелы и дротики отскакивали от этой

стены, устремившей вперед стальной клин. Погасив наступательный порыв

ринувшихся вперед "белых хазар" частой стрельбой из луков, дружина

Святослава ударила как один человек, мастерски - безостановочно работая

длинными прямыми мечами и боевыми топорами...

И великая держава, веками заставлявшая трепетать своих соседей и

проходившая иногда насквозь земли славянских племен в своих походах за

живым товаром, почти сразу съежилась, сжалась, потеряв свою воинскую силу.

А еще ранее - видимо и воинскую доблесть: ибо хазары наряду с гвардией не

устояли под ударами новой русской дружины и показали россичам спину, открыв

тем самым дорогу на столицу. Жители спешно покидали ее, включая и

несостоявшихся ополченцев, радующихся сейчас лишь одному - что не успели

они выйти на рать против славян. Все - и остатки чудом уцелевшего войска, и

еще недавно гордые своим положением столичные жители - бежали на пустынные

острова Каспия, понимая, что в степи не скроешься - несколько облав

непостижимого врага, и ты - либо мертвец, либо раб.

Но победителям было пока не до них - их решили предоставить

собственной судьбе. У Хазарии были и другие города, и поэтому, взяв во

дворце кагана, знати и купцов большую добычу и предав город огню, дружина,

ведомая Святославом, пошла на юг - к древней столице каганата, Семендеру. В

ту пору в здешних крепостях сидел свой царь, имевший собственное войско.

Святослав лишил его и того, и другого - войско разбил и рассеял, город

захватил, царя со сподвижниками принудил к бегству в горы.

Волга смирилась. И Святослав прыгнул. Воистину как барс. Вместе с войском

он исчез в бескрайней степи, разбросав во все стороны пальцы-дозоры,

задачей которых было пресечь любые известия о его движении - так поступал

он всегда. И объявился уже у Черного моря - у подошвы Кавказских гор,

смирив тут железной рукой ясов и касогов. Впереди был край вчерашней

державы хазар - море, а между ним и Святославом - крепость Семикара,

которую взяли штурмом с ходу. А вскоре показались и города, запирающие

Азовское море - Тмутаракань и Корчев. Русичи ударили и города лишились

хазарских наместников, не слишком любимых местными горожанами, которые

вместе с воинами Святослава очищали от хазар крепостные стены. Так было

заложено будущее русское Тмутараканское княжество.

Дальше в Крыму лежали богатые и беззащитные сейчас владения Византии,

и их жители замерли в смертном ожидании, с ужасом представляя, что сделают

с ними невесть откуда появившиеся у самых их границ варвары. Но Святослав

не ударил - он хотел не добычи, но победы, победы над каганатом, все еще

висевшим камнем на шее. Он повернул на север, оставив в тылу нетронутыми

земли Империи, черед которой еще не пришел. Пройдя по Дону, русские

обрушились на Саркел - шестибашенную мощную крепость, в цитадели которой,

за высокими стенами устремившимися в небо, гордо возвышались еще два

башенных шпиля, выше остальных. Крепость была выстроена на мысу и с трех

сторон омывалась Доном, вдоль четвертой же хитроумные византийские зодчие

прорыли два глубоких рва, призванных охладить наступательные порывы

возможного неприятеля. Но строители крепости, как и ее защитники, не

причисляли к нему русские дружины - и, оказалось, напрасно.

Саркел был взят штурмом, сожжен, а после почти в буквальном смысле

стерт с лица земли. Оставив в захваченных землях малые дружины (а

оставленным дружинникам в Тмутаракани - и особый наказ: тревожить

Византию), Святослав вернулся в Киев.

Все земли, через которые он прошел за три года боев и походов,

покорились ему. И лишь славяне-вятичи спокойно отнеслись к тому, что отныне

со всех сторон держава грозного Киевлянина окружала их земли. И даже не то

что спокойно, а достойно, ибо не захотели подчиниться победителю Каганата.

Князю пришлось идти на них походом, и только после этого вятичи признали

главенство Киева.

Дань была огромна. Киев громко приветствовал победителей, но Святослав

и его люди уже начинали нетерпеливо поводить глазами в поисках очередного

настоящего мужского дела - воину не престало жить прошлым, но лишь думами о

будущих подвигах. И, естественно, к ожидающим судьбу судьба и приходит -

ибо зачем ей понапрасну стучаться в испуганно запертые ворота, когда можно

споро войти в специально отворенную дверь?

Святослав думал, что ему делать, а в это время на подобную же тему

размышлял и иной государь - византийский император Никифор Фока,

втянувшийся в войну с дунайскими болгарами. Помня заветы предшествующих

императоров, которые учили, что варваров лучше всего смирять руками других

варваров, он решил, что на роль болгаробойцы вполне может подойти

Святослав. Император приказал направить к русскому князю своего посланца -

сына правителя Корсуни Калокира - и выдать ему на подарки князю и дружине

двадцать пять пудов золота.

Калокир раздал в Киеве золото, но он не особо бы преуспел, если бы не

имел за душой тайной мысли императора, поманившего русов в Болгарию, дабы

отвлечь их внимание от Причерноморья. И император, и Святослав помнили, что

население Болгарии наполовину состояло из славян, так что страна сия вполне

могла стать частью государства Руссов. Воистину, это была цель, ради

которой можно было преодолеть невозможное.

Святослав и его дружина решили, что преодоление подобного им по плечу,

и князь во главе десятитысячного войска пустился на ладьях в долгий путь.

Как всегда, несмотря на внешнюю импульсивность решений, поход был

тщательно продуман и тонко осуществлен. Лишь в самом конце лета 967 года,

когда Святослав уже приблизился к Дунаю и готовился произвести высадку,

болгары узнали о своей судьбе. Их царь, еще продолжающий требовать по

обычаю дань с Византии, поспешно собрал тридцать тысяч и бросил их против

русских.

Но противник его был не из тех, кто уповает лишь на численный перевес

и привык побеждать напором массы. Каждый дружинник Святослава был мастер

одиночного боя, а все вместе они отлично умели биться в строю. И теперь они

еще раз доказали это. Предводительствуемое Святославом русское войско

выстроилось в некий многорядный монолит и железной волной ринулось на

болгар. Те были разбиты. И так сильно, что не помышляли о дальнейшем

сопротивлении: все уцелевшие бежали и заперлись в сильной крепости

Доростол. Царь Петр от огорчения вскоре умер.

Следующий год отдал в руки Святослава Переяславец, Доростол и

восемьдесят других городов-крепостей. Фактически все городки по Дунаю были

в руках киевлян. Князь сел на место болгарских царей и стал управлять новой

своей державой. Калокир был с ним рядом. И лишь теперь Никифор Фока понял,

какую заботу он себе нажил - вместо начинавшей понемногу стареть Болгарской

державы он получил в соседи великого воина, обдумывающего не менее великие

планы, в которых Византии отводилась важная, но отнюдь не беспечальная

роль.

Император заключил с болгарами мир против общего врага и подговорил

печенегов, часть которых привел ныне в Болгарию Святослав, напасть на Киев,

успокоив их тем, что войска Святослава далеко. Кочевники обложили Киев, но

стоило малой дружине русичей подойти к городу и представиться передовым

отрядом войска князя, как хан печенегов дрогнул и снял осаду города.

Киевляне, воспользовавшись этим, сумели послать к князю гонца, который без

соблюдения дипломатического политеса передал своему повелителю и князю

голос земли: он-де, князь, чужую землю ищет и блюдет ее, а от своей

отрекся, а Киев вместе с его матерью и детьми чуть было не взяли печенеги.

Неужели ему не жаль ни отчизны, ни состарившейся матери, ни детей своих?

Речь произвела необходимый эффект, а семя пало на добрую почву -

князь, верный обычаю защиты родных пределов и людей, породивших его, равно

и тех, кому он даровал жизнь, действовал со всегдашней решительностью: в

невообразимо малый для подобных дел срок он оказался в Киеве. Печенеги,

недавно смиренные именем Святослава, теперь были смирены его делом: пройдя

облавами по землям степняков, русичи захватили их богатство - лошадей. На

Русь опять снизошло спокойствие, и вновь тесно стало на ней Святославу,

часто говорившему матери, что не любо жить ему в Киеве, тянет его на Дунай,

в Переяславец - в середину его земли. На что княгиня отвечала только, что

больна она - и куда же теперь уйдет от нее сын? Что держава - не камешек,

из кармана не выкинешь. Что похоронив ее - пусть делает, как хочет, но

делает, подумав. Если останется - то не воспрянет ли Византия, а если уйдет

- на кого оставит Русь?

3. Дипломатия Святослава

Вскоре старая княгиня, прозванная в последние годы Вещей, тихо

скончалась. Святослав решил, что поедет на Дунай, но, помня наказы матери,

решил домашние дела по уму. Если раньше племенами-землями управляли свои

природные князья, не всегда исполнявшие волю Киева, то ныне он, победитель

хазар, печенегов, болгар, смиритель Византии, более свободен в державных

делах - и он сажает своего старшего сына Ярополка в Киеве, Олега - у

древлян, а Владимира - в Новгороде. Богатейшие и сильнейшие земли получили

молодых князей - наместников великого князя. Это еще больше объединит

государство в единое целое.

Поручив власть своим подросшим сыновьям, князь дал понять, что

покидает Киев скорее всего навсегда и станет отныне княжить в Болгарии,

сделав ее центром своего нового обширного государства.

Но болгары - по крайней мере, часть из них - думали по этому поводу

нечто совсем противоположное: новый царь Борис заключил с Византией мир -

естественно, против Святослава. Но и у русского князя среди болгар было

отныне много союзников - князя-воина им казалось терпеть проще, чем своего

царя, чересчур дружившего с греками и от них научившегося всему, в том

числе и тому, как угнетать подданных. Когда же в августе 969 года русские

могучей силой высадились на Дунае, то их сторонников среди болгар разом

стало больше. Святослав легко прошел к столице Бориса Преславе, нигде не

встречая сопротивления, и так же легко взял ее, отданную царем, признавшим

себя вассалом киевского князя. Понимая, что Византия не оставит его в покое

- слишком близко он был у ее порога, - князь решил не ждать первого удара,

и как только перевалы Родопских гор освободились от снега, ударил сам.

Шел 970 год. Старый император Царьграда к тому времени уже был

свергнут и заколот своим преемником - Иоанном Цимисхием, не менее опытным,

но, пожалуй, более талантливым полководцем. Его - стратега, воина и атлета

- армия любила, и он не собирался разочаровывать ее неудачами. Понимал, что

войны не избежать, но, копя силы, решил пока воспользоваться оружием

слабого - дипломатией. Но это и оружие умного. Святослав отклонил условия

греков, и Иоанн принял это спокойно, ибо понял, что русского князя сможет

убедить в имперской правоте лишь блеск стали, но не золота. Цимисхий

тщательно готовил войско к предстоящим битвам, создал особые отряды

"бессмертных" - специально отобранных храбрейших воинов, одетых в более

крепкую броню. Нечто среднее между почетными телохранителями и гвардией -

такие же были у персидских царей. И тоже "бессмертные".

Византийцам не везло - несмотря на то, что они заняли сильными

заставами все известные горные перевалы, русские, вместе с приведенными

Святославом в качестве союзников венгерскими и печенежскими конными

отрядами, ворвались во Фракию. Варда Склир, возглавлявший императорское

войско, проиграл начало кампании. Или Святославу больше везло, или же он в

большей степени обладал теми качествами, которые превращают "полководца" в

подлинного "водителя" своего войска, ощущающего свою армию как единое целое

и могущего угадать настроение этого целого, умеющего принимать в доли

секунды единственно верное решение, от которого зависит победа и - общая

жизнь.

А может быть, сказались многовековые догмы Империи, решившей

упорядочить и воинское искусство, наряду с искусством управления,

культурой, наукой. Упорядочение выродилось в схемы, предписывающие

командиру в соответствующих условиях поступать только так и никак иначе.

Отступивший от правил должен быть наказан - даже если он победил.

Проигравший всегда сможет оправдать свою неудачу, сославшись на

неукоснительное выполнение предписанного. Лишь великие полководцы Империи

смели идти на явное нарушение правил - поэтому из них чаще всего и

выбирались императоры. Таким человеком был император Цимисхий, но не Склир,

всего лишь опытный воинский командир.

Святослав применил урок, преподанный ему дружинниками Игоря - его

воспитателями: в 941 году, когда русичи пойдут на Царьград - о продвижении

русичей к Царьграду стало известно слишком рано - и к их приходу успели

подготовиться. Сын запомнил недочет воинской стратегии отца и сделал из

него свои выводы: враг должен знать о твоих намерениях только тогда, когда

это выгодно тебе - тогда пусть он боится, чувствуя, что ничего более не

успевает. И ныне он сумел пройти тайными тропами, такими, о которых греки

либо не подозревали (помогли местные проводники, понявшие, что с князем

лучше не шутить), либо считали их непроходимыми. Так войско Святослава

вышло на воинский простор равнин Фракии.

Походя его дружина решила еще одну проблему, предложенную им Склиром,

- испытанное оружие греков, засады тяжелой конницы, которые должны были

изматывать неприятеля. Святослав бросил против них своих кочевников - и из

охотников греческая кавалерия превратилась в дичь, почти покорно ожидающую,

пока их не раздавит тяжелая кавалерия русичей. Тактика мелких уколов не

сработала, и теперь греческий полководец был обречен на ожидаемое

Страницы: 1, 2, 3