семь раз. В судьбе нашего героя явно наступает новая пора.

Глава 4. Сперанский и Александр I.

Летом 1809 года Сперанский, вынужденный прежде кочевать по чужим

домам, снимая квартиры, смог, наконец, обзавестись собственным домом. За

умеренную цену он купил у статского советника Борзова двухэтажный особняк –

довольно скромное, обветшалое здание на Сергиевской улице близ Таврического

сада. После ремонта, длившегося почти два месяца, дом приобрел сносный вид,

и осенью Михайло поселился в нем вместе с десятилетней дочерью и тещей.

Елизавета и ее бабушка – расположились в комнатах на первом этаже. Здесь же

были устроены гостиная, зала, столовая, комнаты для прислуги и приемный

кабинет, весь уставленный шкафами и книгами, призванный одновременно

служить и домашней библиотекой. Сам хозяин дома обосновался на втором этаже

– в просторной комнате, наполненной рукописями и тишиной. Она стала для

него рабочим кабинетом и спальней. Наряду с письменным столом здесь стоял

диван, на котором обитатель этой комнаты спал.

Дочь Сперанского вспоминала впоследствии, что рабочий день отца ее в

ту пору начинался рано. В шестом, а часто и в пятом часу утра был он уже на

ногах: читал, писал, а часов с 7-8 принимал приходивших по разным делам

людей. После приема посетителей вновь читал и писал либо выезжал во дворец.

В 3 часа дня Михайло Михайлович выходил на ежедневную часовую прогулку,

после чего садился обедать. Обедал он обыкновенно с друзьями, тоже

чиновниками: Столыпиным, Магницким, Жерве. Образованные люди всегда охотно

откликались на его приглашения – обед в его доме был весьма скуден по

составу блюд, но зато чрезвычайно богат по содержанию застольных

разговоров.

Часов в 5 вечера Михайло Михайлович снова отдавался работе: писал что-

либо или же ехал к государю. Перед тем, как дочь его отходила ко сну, он он

приходил к ней поболтать и поиграть – сам же ложился спать поздно.

По мере сближения с императором Александром круг деятельности

Сперанского всё более расширялся. В конце 1807 г. он был назначен членом

“Комитета об усовершенствовании духовных училищ”. В 1808 г., помимо

назначения на важную должность товарища министра юстиции, Александр I

сделал его членом ещё двух комиссий: составления законов и рассмотрения

лифляндских дел. 1809 г. принёс Сперанскому чин тайного советника,

должность управляющего комиссией финляндских дел, членство в главном

правлении училищ и ряд других должностей и званий.

1 января 1810 г. Александр I учредил своим манифестом Государственный

Совет. Сперанский получил в этом органе, призванном стать “средоточием всех

дел высшего управления”, должность государственного секретаря. В течение

трёхлетия – с 1809-го по 1811 г. – Сперанский являлся самым влиятельным

среди русских сановников лицом – по существу, вторым после императора

человеком в Российской империи.

Воздействие Сперанского на ход государственных дел было в

рассматриваемый период почти всеобъемлющим. Оно распространялось на русскую

администрацию и суд, финансы и законотворчество, сферу просвещения и

культуры, внутреннюю политику и взаимоотношения России с другими

государствами. Сперанский определял, если не прямо, то косвенно, назначения

на должности, в том числе и высшие. Когда Александр I поддавшись уговорам

своей сестры великой княгини Екатерины, решил в начале 1810 г. назначить на

пост министра народного просвещения Н.М. Карамзина, Сперанский отговорил

своего императора от данного назначения и предложил сделать историка

сначала куратором Московского университета. Александр согласился, однако

Николай Михайлович от кураторства отказался.

В июле 1809 г. император ехал с Каменного острова в Петергоф, карета

опрокинулась, и он серьёзно повредил себе ногу. Несколько недель ему

пришлось провести в одной из комнат Петергофского дворца. Этим своеобразным

отпуском Александра I и воспользовался Сперанский для того, что бы побудить

его осуществить реформу чинопроизводства. Во время визитов к государю был

выработан окончательный текст указа Сенату о новых правилах производства в

чины по гражданской службе. 6 августа 1809 г. указ был

опубликован. Согласно ему, чин коллежского асессора могли получить только

те чиновники, которые имели на руках свидетельство об успешном окончании

курса обучения в одном из российских университетов или выдержали экзамены

по специальной программе, включавшей проверку знаний русского языка и

одного из иностранных, усвоения естественного права, римского, гражданского

и уголовного права, всеобщей и русской истории, государственной экономии,

арифметики, геометрии, физики, географии и статистики России.

В конце 1808 г. Александр I поручил Сперанскому составить общий план

преобразования общественно-политического строя России.

По причине ли особенной застойности русской общественной жизни иль под

впечатлением незабвенных реформаторских деяний Петра Великого укоренилась в

характере русской знати привычка смотреть на всякую реформу как на

революцию. Любых реформ в обществе русские вельможи и в том даже случае,

если ничегошеньки не знали конкретного о содержании и смысле их, боялись,

боялись так, как боятся обыкновенного стука в дверь, каждого шороха у

своего жилища мелкие казнокрады. Когда на место “Негласного комитета” встал

Сперанский и облечённый доверием государя приступил к разработке проектов

коренных преобразований, прежняя боязнь реформ превратилась у них прямо-

таки в панический страх.

Негативную реакцию неизбежно вызвали к себе и те преобразования,

которые Сперанский осуществлял в области финансов. Повышение размеров

податей и пошлин, обложение налогом дворянства значительно расширяли круг

его недоброжелателей. К концу 1810 г. атмосфера всеобщего недовольства

окутала всю государственную деятельность нашего реформатора. В каждой

брошенной им фразе, в каждом шаге его усматривали злой умысел, скрытое

намерение причинить вред.

Разработка Сперанским проектов социально-политических преобразований

совершалась в тайне от общества, и это ещё более усугубляло его положение.

Отсутствие сколь-нибудь определённых сведений о предполагаемых реформах не

давало передовой части общества – людям, заинтересованным в перемене к

лучшему, - возможности выступить активно в поддержку реформ и защиту

реформатора, и это облегчало задачу его противников. В обстановке

искусственно созданной вокруг реформ таинственности слух, сплетня, интрига

становились острым оружием в борьбе с неугодным реформатором.

В свете всего этого вполне понятным становится тот факт, что реформы

Сперанского, дававшие простор всему талантливому и образованному в русском

обществе и подрывавшие позиции бездарностей и невежд, были восприняты

последними, составляющими основную массу чиновничества, в качестве

покушения на самые устои государства, а сам реформатор стал изображаться

человеком, поставившим своей целью подрыв самодержавной власти.

Сперанский просит Александра I отстранить его от должности

госсекретаря и управления финляндскими делами и сохранить за ним лишь один

пост директора комиссии законов.

Столкнувшись при осуществлении плана государственных преобразований с

яростным сопротивлением, открытой враждебностью со стороны аристократов и

чиновников, Сперанский, таким образом, не нашёл для их преодоления иного

средства, как обратиться за поддержкой к своему патрону –императору

Александру.

Просьбу своего госсека об отставке Александр не удовлетворил.

Сперанский продолжал работать над проектами гос. реформ с той же энергией,

что и прежде.

Дальнейшее течение дел и времени приносило Сперанскому всё новых и

новых недоброжелателей. К лету 1811 г. холодная атмосфера недоброжелателей

вокруг Сперанского стала почти беспросветной. К нему охладели даже те, кого

он считал своими приятелями, кто часто посещал его дом.

Глава 5. Падение и повторное восхождение.

Сила врагов Сперанского – людей, составлявших против него настоящий

заговор, заключалась так же в их хладнокровном расчёте. Так было, в

частности, с поступившим к Александру I известием о том, что Сперанский

принадлежит к тайному союзу иллюминатов и является главой этого якобы

революционного масонства в России.

В конце сентября 1811 г. Армфельд и Балашов осуществили одну из самых

хитроумных своих акций против Сперанского. Через посредство статс-секретаря

Госсовета Магницкого интриганы обратились к реформатору с просьбой о

встрече. Михайло Михайлович ответил согласием, и встреча состоялась. На ней

Армфельд с Балашовым предложили своему противнику учредить объединённый с

ними секретный комитет для управления всеми гос. делами. Сперанский сразу

же отказался от участия в таком мероприятии, сказав при этом: “Упаси Боже,

вы не знаете государя, он увидит тут прикосновение к своим правам и нам

всем может быть худо”. О предложении шведского барона и русского министра

он сообщил Магницкому, и тот дал совет немедленно рассказать обо всём

государю. Но Сперанский заявил, что не сделает этого, так как подобный

поступок был бы “подлою интригою с его стороны”. Иначе поступили Армфельд и

Балашов. Естественно, что инициатором предложения создать секретный комитет

был выставлен Сперанский.

К началу 1812 г. русский госсекретарь завершил в основном разработку

стратегии подготовки России к войне с Францией. Александр же в это время

всё еще сомневался в неизбежности данной войны. И Сперанскому вновь и вновь

приходилось убеждать своего императора в том, что ход событий неминуемо

влечёт обе страны к военному столкновению друг с другом.

Предостережения Сперанского о неизбежности войны с Францией, его

настойчивые призывы готовиться к этой войне, конкретные и разумные советы о

том, как это делать, не давали Александру I ни малейших оснований для

сомнений в преданности его России. Напротив того, поведение госсекретаря

говорило скорее о его искреннем желании блага своей стране. Мысль

императора работала поэтому совсем в другом направлении, нежели то, каковое

задавали ей внушения интриганов – противников реформатора. Не помышляя об

измене Сперанского отечеству, Александр всё более склонялся к мнению об

измене госсекретаря ему, российскому самодержцу. Как-то – было это в самом

начале 1812 г. – Александр в разговоре со Сперанским о предстоявшей войне

спросил у него совета, участвовать ли в ней лично ему, российскому

императору. Михайло Михайлович обрисовал всё то сложное положение, в

каковом окажется в случае войны Россия, описал военные таланты Наполеона и

предложил государю воздержаться от личного участия в войне, но, собрав

Государственную думу, предоставить вести войну ей. Спустя несколько дней

после упомянутого разговора Я. де Санглену довелось слышать, как

возмущался Александр этим вполне разумным советом Сперанского: “Что же я

такое? – Нуль! Из этого я вижу, что он подкапывается под самодержавие,

которое я обязан вполне передать наследникам моим”.

К концу 1811 г. Александр стал, видимо, понимать, что степень

информированности Сперанского далеко выходит за пределы, допускаемые его

должностью госсекретаря. Сперанский обнаруживал в своих записках к

императору и личных с ним беседах столь обширную осведомлённость о разных

обстоятельствах внутренней и внешней политической жизни России, что

невольно внушал ему сомнение в том, кто же действительно правит империей –

он, российский государь, или вознесённый им на вершину власти и допущенный

в царский дворец выскочка-попович? Это появившееся в душе Александра

подозрение, что в лице Сперанского радом с ним, законным государем-

самодержцем, появился госсекретарь-самодержец, с течением времени неизбежно

получало всё новую пищу. Сперанский всё более брал на себя подготовку к

ведению войны с Францией, усиленно занимался финансовым обеспечением этой

войны. Он старался следить за малейшими переменами на международной арене и

в развитии русско-французских отношений. Через своих людей в министерстве

иностранных дел госсекретарь сумел получить доступ к секретным документам,

даже к тем из них, знакомство с которыми составляло исключительную

прерогативу государя.

При начале войны с Наполеоном роль Сперанского в управлении

Российской империей неизбежно возросла бы до огромной степени. Сам Михайло

Михайлович, во всяком случае, к этой своей высокой роли, пожалуй,

сознательно готовился. Быть главным организатором победы над врагом,

стремившимся покорить его отечество, да ещё над каким врагом – гениальным

Наполеоном! – бать спасителем отечества, что для него могло быть славнее

этой роли. А у кого слава, у того и влияние. Но всё это понимал и

Александр. Высказанное ему Сперанским в начале 1812 г. предложение собрать

Государственную думу и поручить вести войну ей, прежде всего, конечно,

ущемляло личное самолюбие его величества. Но вместе с тем реакция его на

данное предложение, зафиксированная в воспоминаниях де Санглена,

показывает, что в нём появилось явное опасение того, как бы царственную его

персону совсем не отстранили в ходе войны от власти.

Как бы то ни было в декабре 1811 г. в отношении Александра к

Сперанскому наметился явный перелом.

1 января 1812 г. Сперанский получил от императора очередную награду –

Александрийскую ленту. Но в сложившейся к тому времени ситуации,

награждение это не было признаком государева благоявления, а являлось

скорее плохим предзнаменованием. Александр имел обыкновение награждать тех,

кого собирался отправить в отставку. По инерции Сперанский продолжал

работать с прежней интенсивностью. Но император уже не звал его к себе как

прежде, по любому случаю, а постепенно и вовсе перестал звать. События

неумолимо шли к окончанию развязки.

Нет для русского чиновника худшего несчастья, чем удаление со службы.

Решив обойтись при высылке реформатора без официального указа, Александр I

распорядился тем не менее сообщить нижегородскому губернатору Руновскому,

что “императору благоугодно, дабы тайному советнику Сперанскому во время

пребывания его в Нижнем Новгороде оказываема была всякая пристойность по

его чину”. Казалось, положение изгнанника должно было устроиться как нельзя

лучше. Однако, этого не произошло. Одновременно с вышеуказанным

распоряжением в Нижний Новгород через министра полиции поступило высочайшее

предписание о необходимости установить над ссыльным строгий контроль. На

нижегородского губернатора возлагалась обязанность доносить в Петербург обо

всем замеченном насчет Сперанского и обо всех лицах, с которыми он будет

иметь знакомство или частые свидания. Собственноручные его письма, а также

присылаемые ему губернатор должен был отсылать в подлиннике министру

полиции для докладов государю даже и тогда, когда его величество находилось

в отъезде. Что переживал в это время, когда происходили описанные события

Сперанский, можно только гадать. В Нижнем Сперанский провел полгода. Внешне

он сохранял спокойствие и по-видимому, ждал, что вскоре его вернут в

Петербург. Он гуляет по городу, причем, как доносил губернатор, «

уклоняется между простым народом», «скрытым образом бывает в трактирах и

питейных домах».И опять шли донос за доносом. А это было лишь естественное

стремление Сперанского окунуться в провинциальную жизнь ,от которой он был

оторван двадцать лет.

Далее Сперанский был выслан в Пермь. Первые месяцы в Перми Сперанский

сильно нуждается; он закладывает царские подарки и ордена. Между тем все

Страницы: 1, 2, 3, 4