Пьер де Ферма

Пьер де Ферма

Аналитик, будь честен

!

Иначе ночью Эквидомид-

мститель

Сожмет твое горло

смертельной тоской..

Луи Феррон, “Опыт мюидальной

геометрии”

“Пьер, сын Доминика Ферма, буржуа и второго консулата города Бомона ,

крещен 20 августа 1601 г. Крестный отец - Пьер Ферма, купец и брат

названного Доминика, крестная мать - Жанна Казнюв, и я”. Подпись

отсутствует, но предыдущая запись подписана: “Дюма, викарий”. Этот документ

искали полтора века и обнаружили лишь в 1846 г. благодаря усилиям адвоката

Топиака. До этого считалось, что Ферма родился и умер в Тулузе, где 34 (!)

года исправно служил чиновником кассационной палаты Тулузского парламента.

Маленький городок Бомон на левом берегу Гаронны вблизи Монтабане-на-Тарне

(во Франции более 30 Бомонов) и все его пять тысяч жителей по сей день не в

силах осознать значимость находки дотошного адвоката. Здесь родился великий

Ферма, последний математик-алхимик, решавший праздные задачи грядущих

столетий, тишайший судейский крючок, лукавый сфинкс, замучивший

человечество своими загадками, осторожный и благонравный чинуша,

подтасовщик, интриган, домосед, завистник, гениальный компилятор, один из

четырех титанов математики нового времени.

Этот современник Д’Артаньяна почти не выезжал из Тулузы, где осел

после женитьбы на кузине своей матери Луизе де Лон, дочери советника того-

самого парламента. Благодаря тестю он дослужился до звания советника и

приобрел вожделенную приставку “де”. Сын третьего сословия, практичный

отпрыск богатых кожевников, нашпигованный латынью и францисканским

благочестием, он не ставил перед собой грандиозных задач в реальной жизни.

Он имел пятерых чад, в последствии ставших судейскими чиновниками и

священниками. Две дочери Ферма приняли монашество.

В свой бурный век он прожил основательно и тихо. Он не писал

философских трактатов, как Декарт, не был наперсником французских королей,

как Виет, не воевал, не путешествовал, не создавал и не посещал

математические кружки, не имел учеников и почти не печатался при жизни.

Чиновникам провинциальных судов предписывалось вести замкнутую жизнь,

избегая любых проявлений публичности. Вероятно Ферма, считая себя солидным

человеком, стеснялся своей страсти к досужим формальным играм. На склоне

лет наш герой пишет: “Так как, говоря откровенно, я считаю геометрию самым

высоким упражнением для ума, но одновременно столь бесполезным, что я делаю

мало различия между человеком, который занимается только геометрией, и

искусным ремесленником. Я называю геометрию самой прекрасной профессией в

мире, но все же только профессией , и я часто говорю, что она хороша для

пробы сил, но не для того, чтобы вкладывать в нее все силы...” . Он изменил

себе лишь перед смертью, опубликовав в Тулузе далеко не самые блестящие из

своих находок в небольшом трактате “О сравнении кривых линий прямыми”. Не

обнаружив никаких сознательных претензий на место в истории, Ферма

неожиданно умирает в возрасте 64 лет во время поездки по делам службы.

Его прижизненная известность основана на обильной переписке, в

которой он донимал друзей и недругов необычными задачами. Его посмертная

слава разрослась благодаря скромным пометкам на полях “Арифметики”

Диофанта. Обычно человечеству необходимо несколько десятков лет, чтобы

разобраться с наследием очередного неуемного гения. Даже такой загадочный

“избранник богов” как Эварист Галуа опередил свое время максимум на 60 лет.

На окончательное осмысление загадок Ферма понадобилось без малого четыре

века. Ах, Ваша честь, добрейший господин Пьер, почему от Вас так пахнет

серой ?

Интерес к математике обозначился у Ферма как-то неожиданно и в

достаточно зрелом возрасте. В 1629 г. в его руки попадает латинский перевод

работы Паппа, содержащий краткую сводку результатов Аполлония о свойствах

конических сечений. Ферма, полиглот, знаток права и античной филологии,

вдруг задается целью полностью восстановить ход рассуждений знаменитого

ученого. С таким же успехом современный адвокат может попытаться

самостоятельно воспроизвести все доказательства в монографии по

алгебраической топологии. Однако, немыслимое предприятие увенчивается

успехом. Более того, вникая в геометрические построения древних, он

совершает удивительное открытие: для нахождения максимумов и минимумов

площадей фигур не нужны хитроумные чертежи. Всегда можно составить и решить

некое простое алгебраическое уравнение, корни которого определяют

экстремум. Он придумал алгоритм, который станет основой дифференциального

исчисления. В обрывках писем, в незавершенных рукописях сквозь громоздкие

вербальные обозначения на латыни отчетливо проступает нечто мучительно

знакомое:

[pic] .

Он быстро продвинулся дальше. Он нашел достаточные условия

существования максимумов, научился определять точки перегиба, провел

касательные ко всем известным кривым второго и третьего порядка. Еще

несколько лет, и он находит новый чисто алгебраический метод нахождения

квадратур для парабол и гипербол произвольного порядка (то есть интегралов

от функций вида yp = Cxq и ypxq = С ) , вычисляет площади, объемы, моменты

инерции тел вращения. Это был настоящий прорыв. Чувствуя это, Ферма

начинает искать общения с математическими авторитетами того времени. Он

уверен в себе и жаждет признания.

В 1636 г. он пишет первое письмо Его преподобию Марену Мерсенну:

”Святой отец! Я Вам чрезвычайно признателен за честь, которую Вы мне

оказали, подав надежду на то, что мы сможем беседовать письменно; ...Я буду

очень рад узнать от Вас о всех новых трактатах и книгах по Математике,

которые появилась за последние пять-шесть лет. ...Я нашел также много

аналитических методов для различных проблем, как числовых, так и

геометрических, для решения которых анализ Виета недостаточен. Всем этим я

поделюсь с Вами, когда Вы захотите, и притом без всякого высокомерия, от

которого я более свободен и более далек, чем любой другой человек на

свете.”

Кто такой отец Мерсенн? Это францисканский монах, ученый скромных

дарований и замечательный организатор, в течении 30 лет возглавлявший

парижский математический кружок, который стал подлинным центром французской

науки. В последствии кружок Мерсенна указом Людовика XIV будет преобразован

в Парижскую академию наук. Мерсенн неустанно вел огромную переписку, и его

келья в монастыре ордена минимов на Королевской площади была своего рода

“почтамтом для всех ученых Европы, начиная от Галилея и кончая Гоббсом”.

Переписка заменяла тогда научные журналы, которые появились значительно

позже. Сборища у Мерсенна происходили еженедельно. Ядро кружка составляли

самые блестящие естествоиспытатели того времен: Робервиль, Паскаль-отец,

Дезарг, Мидорж, Арди и конечно же знаменитый и повсеместно признанный

Декарт. Рене дю Перрон Декарт (Картезий), дворянская мантия, два родовых

поместья, основоположник картезианства, “отец” аналитической геометрии,

один из основателей новой математики, а так же друг и товарищ Мерсенна по

иезуитскому колледжу. Этот замечательный человек станет кошмаром для

Ферма.

Мерсенн счел результаты Ферма достаточно интересными, чтобы ввести

провинциала в свой элитный клуб. Ферма тут же завязывает переписку со

многими членами кружка и буквально засыпает письмами самого Мерсенна.

Кроме того он отсылает на суд ученых мужей законченные рукописи: “Введение

к плоским и телесным местам”, а год спустя - “Способ отыскания максимумов и

минимумов” и “Ответы на вопросы Б. Кавальери”. То, что излагал Ферма была

абсолютная новь, однако сенсация не состоялась. Современники не

содрогнулись. Они мало, что поняли, но зато нашли однозначные указание на

то, что идея алгоритма максимизации Ферма заимствовал из трактата Иоханнеса

Кеплера с забавным названием “Новая стереометрия винных бочек”.

Действительно, в рассуждения Кеплера встречаются фразы типа “Объем фигуры

наибольший, если по обе стороны от места наибольшего значения убывание

сначала нечувствительно”. Но идея малости приращения функции вблизи

экстремума вовсе не носилась в воздухе. Лучшие аналитические умы того

времени были не готовы к манипуляциям с малыми величинами. Дело в том, что

в то время алгебра считалась разновидностью арифметики, то есть математикой

второго сорта, примитивным подручным средством, разработанным для нужд

низменной практики (“хорошо считают только торговцы”). Традиция

предписывала придерживаться сугубо геометрических методов доказательств,

восходящих к античной математике. Ферма первый понял, что бесконечно малые

величины можно складывать и сокращать, но довольно затруднительно

изображать в виде отрезков.

Понадобилось почти столетие, чтобы Жан д’Аламбер в знаменитой

“Энциклопедии” признал: “Ферма был изобретателем новых исчислений. Именно

у него мы встречаем первое приложение дифференциалов для нахождения

касательных”. В конце XVIII века еще более определенно выскажется Жозеф

Луи граф де Лагранж: “Но геометры - современники Ферма - не поняли этого

нового рода исчисления. Они усмотрели лишь частные случаи. И это

изобретение, которое появилось незадолго перед “Геометрией” Декарта,

оставалось бесплодным в течении сорока лет”. Лагранж имеет в виду 1674 г.,

когда вышли в свет “Лекции” Исаака Барроу, подробно освещавшие метод Ферма.

Кроме всего прочего быстро обнаружилось, что Ферма более склонен

формулировать новые проблемы, нежели, чем смиренно решать задачи,

предложенные метрами. В эпоху дуэлей обмен задачами между учеными мужами

был общепринят, как форма выяснения проблем, связанных с субординацией .

Однако Ферма явно не знает меры. Каждое его письмо - это вызов, содержащий

десятки сложных нерешенных задач, причем на самые неожиданные темы. Вот

образчик его стиля (адресовано Френиклю де Бесси): “Item, каков наименьший

квадрат, который при уменьшении на 109 и прибавлении единицы даст квадрат?

Если Вы не пришлете мне общего решения, то пришлите частное для этих двух

чисел, которые я выбрал небольшими, чтобы Вас не очень затруднить. После

того как Я получу от Вас ответ, я предложу Вам некоторые другие вещи. Ясно

без особых оговорок, что в моем предложении требуется найти целые числа,

поскольку в случае дробных чисел самый незначительный арифметик смог бы

прийти к цели.” Ферма часто повторялся, формулируя одни и те же вопросы по

несколько раз, и откровенно блефовал, утверждая, что располагает

необыкновенно изящным решением предложенной задачи. Не обходилось и без

прямых ошибок. Некоторые из них были замечены современниками, а кое какие

коварные утверждения вводили в заблуждение читателей в течении столетий.

Кружок Мерсенна прореагировал адекватно. Лишь Робервиль,

единственный член кружка, имевший проблемы с происхождением, сохраняет

дружеский тон писем. Добрый пастырь отец Мерсенн пытался вразумить

“тулузского нахала”. Но Ферма не намерен оправдываться: ”Преподобный отец!

Вы мне пишете, что постановка моих невозможных проблем рассердила и

охладила господ Сен-Мартена и Френикля и что это послужило причиной

прекращения их писем. Однако я хочу возразить им, что то, что кажется

сначала невозможным, на самом деле не является таковым и что есть много

проблем, о которых, как сказал Архимед ... ” и т.д..

Однако Ферма лукавит. Именно Френиклю он послал задачу о нахождении

прямоугольного треугольника с целочисленными сторонами, площадь которого

равна квадрату целого числа. Послал, хотя знал, что задача заведомо не

имеет решения.

Самую враждебную позицию по отношению к Ферма занял Декарт. В его

письме Мерсенну от 1938 г. читаем: “так как я узнал, что это тот самый

человек который перед тем пытался опровергнуть мою “Диоптрику”, и так как

Вы сообщили мне, что он послал это после того, как прочел мою “Геометрию” и

в удивлении, что я не нашел ту же вещь, т. е. (как имею основание его

истолковать) послал это с целью вступить в соперничество и показать, что в

этом он знает больше, чем я, и так как еще из ваших писем я узнал, что за

ним числится репутация весьма сведущего геометра, то я считаю себя

обязанным ему ответить.” Свой ответ Декарт в последствии торжественно

обозначит как “малый процесс Математики против г. Ферма”.

Легко понять, что привело в ярость именитого ученого. Во-первых, в

рассуждениях Ферма постоянно фигурируют координатные оси и представление

чисел отрезками - прием, который Декарт всесторонне развивает в своей

только что изданной “Геометрии”. Ферма приходит к идее замены чертежа

вычислениями совершенно самостоятельно, в чем-то он даже более

последователен, чем Декарт. Во-вторых, Ферма блестяще демонстрирует

эффективность своего метода нахождения минимумов на примере задачи о

кратчайшем пути светового луча, уточняя и дополняя Декарта с его

“Диоптрикой”.

Заслуги Декарта как мыслителя и новатора огромны, но откроем

современную “Математическую энциклопедию” и просмотрим список терминов

связанных с его именем: “Декартовы координаты” (Лейбниц, 1692) , “Декартов

лист”, “Декарта овалы ”. Ни одно из его рассуждений не вошло в историю как

“Теорема Декарта”. Декарт в первую очередь идеолог: он основатель

философской школы, он формирует понятия, совершенствует систему буквенных

обозначений, но в его творческом наследии мало новых конкретных приемов. В

противоположность ему Пьер Ферма мало пишет, но по любому поводу может

придумать массу остроумных математических трюков (см. там же “Теорема

Ферма”, ”Принцип Ферма”, ”Метод бесконечного спуска Ферма”). Вероятно, они

вполне справедливо завидовали друг другу. Столкновение было неизбежно. При

иезуитском посредничестве Мерсенна разгорается война, длившаяся два года.

Впрочем, Мерсенн и здесь оказался прав перед историей: яростная схватка

двух титанов, их напряженная, мягко говоря, полемика способствовала

осмыслению ключевых понятий математического анализа.

Первым теряет интерес к дискуссии Ферма. По-видимому, он напрямую

объяснился с Декартом и больше никогда не задевал соперника. В одной из

своих последних работ “Синтез для рефракции”, рукопись которой он послал де

ла Шамбру, Ферма через слово поминает “ученейшего Декарта” и всячески

подчеркивает его приоритет в вопросах оптики. Между тем именно эта

рукопись содержала описание знаменитого “принципа Ферма”, который

обеспечивает исчерпывающее объяснение законов отражения и преломления

света. Реверансы в сторону Декарта в работе такого уровня были совершенно

излишни.

Что же произошло? Почему Ферма, отложив в сторону самолюбие, пошел на

примирение? Читая письма Ферма тех лет (1638 - 1640 гг.), можно

предположить самое простое: в этот период его научные интересы резко

изменились. Он забрасывает модную циклоиду, перестает интересоваться

касательными и площадями, и на долгие 20 лет забывает о своем методе

нахождения максимума. Имея огромные заслуги в математике непрерывного,

Ферма целиком погружается в математику дискретного, оставив опостылевшие

геометрические чертежи своим оппонентам. Его новой страстью становятся

числа. Собственно говоря, вся “Теория чисел”, как самостоятельная

математическая дисциплина, своим появлением на свет целиком обязана жизни и

Страницы: 1, 2