История Государства Российского

Удивительна судьба главного творения Николая Михайловича

Карамзина —«История государства Российского». При жизни автора ею

зачитывалась едва ли не вся просвященная Россия, читали даже вслух в

салонах, обменивались впечатлениями по поводу драматических событий,

описанных мастерской рукой историка, наиболее чувствительные проливали

слезы. Сошлемся на свидетельство горячего поклонника таланта Николая

Михайловича А.С. Пушкина :»Все, даже светские женщины, бросались читать

историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым

открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как

Америка —Колумбом. несколько времени ни о чем ином не говорили.»

Имя Николая Михайловича пользовалось широчайшей популярностью не только

в прошлом веке, но и ныне. В чем притягательная сила ставшего бессмертным

сочинения Карамзина?

Почему только на протяжении второй четверти XIX столетия «История

государства Российского»перездавалась шесть раз? Читателя влечет к

Карамзину магия слова, созданные им художественные портреты исторических

личностей, сочетание писательского и исследовательского талантов.

Дарованиями, свойственными Николаю Михайловичу, не обладали ни историки

XVIII века, ни историки XIX столетия вплоть до Н.И. Костомарова и В.О.

Ключевского.

Родился Н.М. Карамзин в родовитой дворянской семье в 1766 году под

Симбирском. В творческой биографии Николая Михайловича четко прослеживаются

два периода: первый до 1803 года, когда он выступал писателем, журналистом

и издателем; второй начинается в 1803 году, когда царский указ утвердил его

в должности историографа. Он стал третьим по счету, вслед за Г.Ф. Миллером

и князем

М.М. Щербатовым, историографом России —так тогда именовали историков.

Но по порядку. Семнадцатилетний поручик уходит в отставку, и начинается

быстрый взлет писателя Карамзина. «Бедная Лиза»стала настольной книгой

многих грамотных семей. В начале 90-х годов XVIII века к репутации модного

беллетриста прибавилась слава талантливого писателя публициста. В 1789 году

он побывал в Швейцарии, Германии, Франции, Англии. Многое запало в душу

восприимчивого 23-летнего путешественника: непохожие нравы и обычаи,

архитектура и городская жизнь, политический строй и встречи с интересными

людьми. Обогащенный впечатлениями (Французскую же революцию ему удалось

наблюдать воочию), он, возвратившись в Москву, два года печатает «Письма

русского путешественника»в издаваемом им Московском журнале. Письма

закрепили автора в ряду литературных звезд первой величины. Николай

Михайлович стал желанным гостем в салонах московских вельмож, и те, по

свидетельству современника, обходились с тридцатилетним отставным поручиком

«почти как с равным».

И вдруг совершилось для многих нечто непонятное: известный

писатель,купавшийся в лучах славы, оставляет литературу, издательскую

деятельность, светскую жизнь, обрекает себя на долгие годы заточения в

кабинете, чтобы погрузиться в науку именуемую историей. Это был подвиг!

Смена профессии произошла, по словам

А.С.Пушкина, «уже в тех летах, когда для обыкновенных людей круг

образования и познания давно окончен и хлопоты по службе заменяют усилия к

просвещению».

Впрочем, неожиданным это решение было для всех, только не для Николая

Михайловича. К нему он готовился издавна. Чем бы он не занимался, его

преследовала мысль погрузиться в отечественную историю. В 1790 году в

«Письмах русского путешественника»он изложил свое представление о русской

истории: «Говорят, что наша история сама по себе менее занимательна: не

думаю, нужен только ум, вкус, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить;

и читатель удивится, как из Нестора, Никона и пр. могло выйти нечто

привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и

чужестранцев... У нас был свой Карл Великий: Владимир; свой Людовик XI:

царь Иоан; свой Кромвель : Годунов, и еще такой государь, которому нигде не

было подобных: Петр Великий». Интерес Карамзина к истории проявлися и в

написании исторических повестей —«Марфа Посадница», «Наталья —борская

дочь». В 1800 году он признавался, что «По уши влез в русскую историю; сплю

и вижу Никона с Нестором».

В 1803 году, когда Николай Михайлович принял для себя важное решение,

ему исполнилось 37 лет —возраст по тем временам достаточно почтенный, когда

трудно порывать с прежним образом жизни, привязанностями, наконец,

материальным благополучием. Правда, царский рескрипт, дающий Николаю

Михайловичу звание историографа и открывающий перед ним архивы и

бибилиотеки, одновременно определил и пенсион в размере двух тысяч рублей в

год —сумма весьма скромная, далеко не покрывающая его прежних доходов.

И еще одно обстоятельство: ремеслу историка писателю пришлось обучаться уже

в процессе работы, самостоятельно постигая тонкости исторического

исследования. Все это дает право называть поступок Карамзина

подвижническим.

Какие цели ставил перед собой Карамзин, приступая к «Истории государства

Российского»? Их три. Первую он сформулировал так: «Мудрость человеческая

имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна. Должно знать, какие мятежные

страсти волновали гражданское общество и какими системами благотворная

власть ума обуздывала их бурное стремление, чтобы учредить порядок,

согласить выгоды людей и даровать им возможное на земле счастье».

В этом Карамзин не оригинален. Об изучении опыта прошлого, чтобы не

повторять ошибок и подражать всему доброму, как главной задаче истории

писал еще Василий Никитич Татищев, а вслед за ним и

М.В. Ломоносов. Оригинальна лишь форма выражения этой мысли. Кстати, мысль

«Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь

кратковременна»перекликается с пушкинскими строками в «Борисе Годунове»:

«Учись, сын мой, наука сокращает нам опыт быстротекущей жизни».

Вторая цель изучения истории смыкается с тем, что писал на этот

счет М.В. Ломоносов: «История дает государям примеры правления,

подданным —повиновения, воинам —мужества, судьям —правосудия,

младым —старых разум, престарелым —сугубую твердость в советах». Карамзин,

как бы продолжая и развивая сказанное, считал необходимым знать историю

простолюдинов. Чем же она полезна рядовым жителям страны? Ответ любопытен:

простых граждан история, считал Николай Михайлович, «мирит с

несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех

веках, утешает в государственных бедствиях, свидетельствуя, что и прежде

бывали подобные, бывали еще ужаснейшие, и государство не разрушилось».

Николай Михайлович был последним ученым, возлагавшим на историю

утилитарную задачу изучения опыта прошедших веков.

Но Карамзин ставил перед историей и новое требование, оказавшееся

непосильным для большинства ученых и предшествующего и нынешнего столетия.

Его можно назвать эстетическим. История должна доставлять удовольствие,

наслаждение, она как бы воскрешает мертвых и их страсти. «Мы их слышим,

любим и ненавидим». Именно поэтому он придавал такое исключительное

значение искусству изложения. Отсюда особые требования к самому историку.

Друг Карамзина П.А. Вяземский так передает рассуждение Карамзина на сей

счет: «Таланты и знание, острый, проницательный ум, живое воображение все

еще недостаточны». В дополнение к перечисленным качествам надобно, «чтобы

душа могла возвыситься до страсти к добру, могла питать в себе святое,

никакими сферами не ограниченное желание всеобщего блага». Иными словами,

Николай Михайлович считал, что историк должен владеть не только талантом,

но и быть человеком высокой нравственности. Из-под пера лишь такого автора

могут вылиться строки, способные зажечь читателя.

Без преувеличения можно сказать, что сам Карамзин принадлежал числу

людей кристальной нравственной чистоты, порядочности и бескорыстия. Эти

черты натуры Николая Михайловича признавали не только его друзья, но и

враги.Он не воспользовался дружбой с Александром I, чтобы исхлопотать себе

какие-либо блага, негодовал, когда его награждали, ибо искренне, без

рисовки, считал, что «главное дело не получать, а заслуживать».

Не уподоблялся он и лукавым царедворцам, поднатаревшим в лести и готовым

ради корысти пойти на унижение своего достоинства.

Итак, обоснованием Карамзиным необходимости изучать историю заимствовано

им у историков XVIIIвека. К этому же столетию восходит и его концепция

истории страны (ее на три четверти века раньше формулировал В.Н. Татищев, а

затем в основных чертах повторил князь М.М. Щербатов). Н.М. Карамзин

впервые ее изложил в публицистическом сочинении —«Записка о древней и новой

России»,- поданном Александру I в 1811 году с целью убедить его

воздержаться от проведения реформ М.М. Сперанского.

В первой части «Записки»автор делает краткий обзор истории России —от ее

возникновения до царствования Павла I включительно. Карамзин повторяет

мысль Татищева о том, что Россия процветала, процветает и будет процветать

лишь под скипетром монарха: «Россия обосновалась победами и единоначалием,

гибла от разновластия, а спасалась мудрым самодержавием». Карамзин

подкрепил этот тезис сжатым экскурсом в прошлое страны.

Силой, сцементировавшей единое государство из множества слабых

организмов, было единовластие. Русь, «рожденная, возвеличенная

единовластием, не уступала в силе и в гражданском образовании первейшим

европейским державам». Утрата единовластия в удельный период повлекла

огромной важности перемены: «Дотоле боялись россиян,

— начали презирать их». В удельный период «народ утратил почтение к

князьям, а князья —любовь к народу»; «удивительно ли, что варвары покорили

наше отечество». Вслед за М.М. Щербатовым Карамзин отмечал два результата

татаро-монгольского ига: отрицательный —«Земля русская сделалась жилищем

рабов»; положительный —под эгидой татаро-монгольского созревали условия для

освобождения от их ига и восстановления единовластия. Оно восстановилось

при Иване III , когда государство приобрело «независимость и величие».

Подобно князю Щербатову Николай Михайлович Карамзин разделил долгое

царствование Ивана IV на два этапа, гранью между которыми стала смерть

царицы Анастасии. Исчезло начало, сдерживавшее необузданный нрав царя, и

наступила мрачная пора зверств, жестокостей, тиранического режима. В годы

смуты, когда было поколеблено самодержавие, погибала и Россия.

Отношение Карамзина к Петру Великому и его реформам со временем

существенно изменилось. В «Письмах русского путешественника»историк

восторженно отзывался о пребразованиях и преобразователе. Он, например,

считал, что для пути, пройденного Россией при Петре за четверть столетия,

без него понадобилось бы шесть веков. Теперь же, два десятилетия спустя,

Карамзин пишет: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых

случаях гражданами России. Виною Петр». В вину царю-реформатору Николай

Михайлович ставил искоренение древних обычаев. Введенные же Петром

новшества коснулись лишь дворянства и не затронули народную толщу. тем

самым царь воздвиг стену между дворянами и остальным населением. Осуждал

историк деспотизм Петра, его жестокость, усердие преображенского приказа, в

застенках которого гибли люди за бороду и русские кафтаны. Отрицал Николай

Михайлович и разумность перенесения столицы государства из Москвы в

Петербург —в город, воздвигнутый на болоте, в местности с плохим климатом,

«на слезах и трупах».

Критической оценке подверг Карамзин и все последующие царствования.

После Петра «пигмеи спорили о наследстве великана». Говоря о монархах,

царствовавших вслед за Петром, историк обязательно подчеркивал, обладали ли

они чертами правителей-тиранов. Анна Иоановна, по его мнению, сделала много

хорошего в пользу дворян —отменила указ об единонаследии, учредила

Кадетский корпус, ограничила срок службы в армии 25 годами, —но в ее

царствование «воскресла Тайная канцелярия, в ее стенах и на площадях

градских лились реки крови». О Елизавете Петровне отзывался иронически:

«женщина праздная и сластолюбивая, усыпленная негою».

При Екатерине II самодержавие смягчилось, исчезли страхи, навеянные

Тайной канцелярией. Императрица очистила самодержавие от «от примесов

тиранства». Впрочем и у Екатерины II историк обнаружил непривлекательные

черты: она гналась за внешним блеском (выражаясь современным языком, —за

«показухой») при ней «избиралось не лучшее по состоянию вещей, но

красивейшее по формам». В страну широким потоком хлынули чужеземцы, двор

забыл русский язык, расцветал разврат, непомерная роскошь приводила к

раззорению дворян.

Отношение историка к Павлу I резко негативное и прежде всего за

пренебрежение к дворянам, за унижение, которому он их подвергал. Павел

хотел быть Иваном IV, но после Екатерины это было трудно. Царь «отнял стыд

у казны, у награды —прелесть». Он мечтал построить себе неприступный

дворец, а соорудил гробницу.

Обзор княжений и царствований Карамзин завершил фразой, получившей

хрестоматийную известность. «Самодержавие есть палладиум России; цельность

ее необходима для ее счастья; из сего не следует, чтобы государь,

единственный источник власти, имел право унижать дворянство, столь же

древнее, как и Россия».

Двух мнений об исторической концепции Карамзина и его общественно-

политических воззрениях быть не может. Он предстает защитником самодержавия

и порожденных им институтов, прежде всего крепостнических порядков. Однако

это утверждение требует уточнений. Первое. Не всякая монархия и не всякий

монарх заслуживают положительной оценки. Карамзин —за монарха

просвещенного, человеколюбивого, высоконравственного, не попирающего

человеческое достоинство подданных.

Николай Михайлович —последовательный сторонник эволюционного развития,

он враждебно относился к социальным потрясениям и всякому насилию, даже

если оно исходило от монарха. Отсюда его осуждение действий якобинцев во

Франции и декабристов в России. «Всякие насильственные потрясения гибельны,

и каждый бунтовщик готовит себе эшафот», —так он откликнулся на Французскую

революцию. Провсещенный барин, мягкий и сердобольный, он был сыном своего

века и придерживался традиционно-консервативных взглядов на крепостное

право; отмену его он связывал с отдаленным будущим, когда просвещение

окажет на крестьян благотворное влияние, и они получат свободу, не

поддвергая существующий порядок вещей сотрясениям.

Отношение Карамзина к самодержавию и крепостному праву определило оценку

советской историографией его творчества. Карамзин значился во всех

Страницы: 1, 2