принадлежала еще и городская недвижимость, сдававшаяся в аренду, и

земельные владения вне черты города (имения), что он занимал должности в

других фирмах (много лет был директором высокодоходного Трехгорного

пивоваренного товарищества в Москве), не будет преувеличением определить

его личные доходы в тот период в среднем в размере 250 тыс. руб. в год. В

условиях тогдашней России это было очень много. Горький писал о Савве

Тимофеевиче: "Личные его потребности были весьма скромны, можно даже

сказать, что по отношению к себе он был скуп, дома ходил в стоптанных

туфлях, на улице я его видел в заплатанных ботинках". Он был лишен амбиций,

которые заставляли многих предпринимателей вкладывать большие средства в

произведения искусства и козырять перед другими своими собраниями. К числу

коллекционеров он не принадлежал и, хотя приобретал значительные живописные

работы (в их числе "Голова старушки" Н. А. Касаткина и "Венеция"И. И.

Левитана), сколько-нибудь заметной коллекции не составил. Его

непритязательность в быту отмечалась многими. За этим, на сколько можно

судить, стояла не жадность русского Гобсека, его увлекали другие цели и

интересы. Большие материальные возможности не сделали его счастливым

человеком. "Легко в России богатеть, а жить трудно ",- с горечью заметил он

однажды.

Однако Зинаида Григорьевна придерживалась противоположных взглядов, и

Савва часто потворствовал ей. Умная, но чрезвычайно претенциозная женщина

старалась удовлетворить свое честолюбие путем, наиболее понятным

купеческому миру: немыслимые туалеты, модные и самые дорогие курорты,

собственный выезд, ложа в театре... Не будет ошибкой предположить, что и

построенное в центре Москвы необыкновенное морозовское "палаццо" отразило

ее устремления.

По возвращении из Англии Морозов приобрел довольно скромный дом на

Большой Никитской (ул. Герцена), однако такой уклад жизни вряд ли мог

устроить его супругу. В начале 90-х годов XIX в. он покупает на тихой

аристократической Спиридоновке (ул. Ал. Толстого) барский особняк с садом.

Купчая была оформлена на имя жены. В 1893 г. ветхий дом был сломан и на его

месте началось строительство. Это была первая крупная самостоятельная

работа молодого архитектора Ф. О. Шехтеля, только начинавшего входить в

моду. Постройка была завершена в 1896 г. Особняк необычного стиля

(сочетание готических и мавританских архитектурных элементов, спаянных

сведено пластикой модерна) сразу же стал одной из московских

достопримечательностей. Таких вычурных, бросающих вызов "родовых замков"

купечество себе еще не позволяло.

Открытие этого московского "чуда" было обставлено помпезно. "На этот

вечер собралось все именитое купечество ,- вспоминал князь С. А. Щербатов .-

Хозяйка, Зинаида Григорьевна Морозова,.. женщина большого ума, ловкая, с

вкрадчивым выражением черных умных глаз на некрасивом, но значительном

лице, вся увешанная дивными жемчугами, принимала гостей с поистине

королевским величием. Тут я увидел и услышал впервые Шаляпина и Врубеля".

Об архитектурных достоинствах морозовского особняка можно судить по-

разному. Бесспорно другое. Хозяйка дома всячески старалась превратить его в

светский салон: здесь устраивались вечера, балы, приемы. Зинаида

Григорьевна стремилась к тому, чтобы в ее доме непременно присутствовала

"аристократическая элита". В 1902 г. О. Л. Книппер писала А. П. Чехову, что

на одном из таких балов ей представляли графа Шереметева, графа Олсуфьева,

графа Орлова-Давыдова. Чехов в ответ заметил: "Зачем, зачем Морозов Савва

пускает к себе аристократов? Ведь они наедятся, а потом, выйдя от него,

хохочут над ним".

Игра в светскость продолжалась довольно долго и требовала не только

усилий, но и больших расходов. Приобретается обширное имение Покровское-

Рубцово, строится дача во Владимирской губернии. Люди , мало знакомые с

хозяином не понимали такой "пляски миллионов". Чем дальше, тем больше

Морозову претили светские устремления жены. Начавшееся взаимное охлаждение

со временем переходит в отчуждение. "Мадам Морозова" сверкала в обществе,

на благотворительных базарах, в театрах, на вернисажах; принимала у себя

родовую знать, светскую молодежь, офицеров. У нее "запросто" бывала сестра

царицы, жена московского генерал-губернатора великая княгиня Елизавета

Федоровна. Красочное описание личных апартаментов хозяйки дома оставил

Горький, которого поразило "устрашающее количество севрского фарфора:

фарфором украшена широкая кровать, из фарфора рамы зеркал, фарфоровые вазы

и фигурки на туалетном столе и по стенам, на кронштейнах. Это немножко

напоминало магазин посуды". Иначе выглядела обстановка комнат, занимаемых

хозяином: "В кабинете Саввы - все скромно и просто, только на книжном шкафе

стояла бронзовая голова Ивана Грозного, работы Антокольского. За кабинетом

- спальня; обе комнаты своей неуютностью вызывали впечатление жилища

холостяка".

Как представитель одной из крупнейших отечественных фирм С. Т. Морозов

пользовался влиянием в предпринимательских кругах, ряд лет возглавлял

Ярмарочный комитет на крупнейшем российском "торжище" - в Новгороде. Именно

его в 1896 г. выдвинуло купечество для приветствия и поднесения хлеба-соли

на Всероссийской промышленной выставке государю-императору. Получал он и

знаки "монаршей милости": ему было присвоено звание мануфактур-советника,

он состоял членом "высочайше утверждаемого" Московского отделения Совета

торговли и мануфактур. Брался Морозов и за новые дела: основал, например,

крупное химическое акционерное общество "С. Т. Морозов, Крель и Оттман",

зарегистрированное в Германии, но владевшее предприятием в России и

специализировавшееся на производстве красителей ("Я ведь специалист по

краскам" ,-говорил он).

В начале ХХ в. Морозов приобрел известность и в среде лидеров

либерального движения, а в его особняке происходили полулегальные заседания

земцев- конституционалистов. Однако особых симпатий к этим деятелям он,

насколько известно, не питал. Его интересовали другие люди. "Не знаю ,-

писал Горький ,- были ли у Морозова друзья из людей его круга, но раза два,

три, наблюдая его среди купечества, я видел, что он относится к людям

неприязненно, иронически, говорит с ними командующим тоном, а они, видимо,

тоже не очень любили его и как будто немножко побаивались. Но слушали -

внимательно". Друзей в этом кругу у Морозова действительно не было, а

купечество он презрительно называл "волчьей стаей".

Конечно, Морозов не был революционером, т. е. человеком, ставящим себе

целью радикальное изменение жизни общества, ведущим борьбу против системы.

Однако он ощущал потребность в изменении общественных порядков и помогал

революционному движению деньгами. Председатель Совета министров С. Ю. Витте

однажды с негодованием заметил, что такие, как Морозов, "питали революцию

своими миллионами". Задолго до революции Морозов почувствовал ее

приближение. "Вы считаете революцию неизбежной?" - спросил у него Горький.

"Конечно ,- последовал ответ. - Только этим путем и достижима европеизация

России, пробуждение ее сил. Необходимо всей стране перешагнуть из будничных

драм к трагедии. Это нас сделает другими людьми". Он отдавал себе отчет в

том, что революция могла смести ему подобных, но не был равнодушен к судьбе

страны. Большевикам Морозов помогал вполне осознанно и деньгами и даже

личным участием. Он полагал, что это течение в русском освободительном

движении сыграет "огромную роль".

Кем же он был? Человеком, потерявшем свои социальные ориентиры - или

увидевшим то, что другим было не дано увидеть? Очевидно, и то и другое.

Вступая в безысходный разлад с окружением, он пытался найти себе моральную

опору в иной среде, но тоже без успеха. По словам Горького, "он упорно

искал людей, которые стремились так или иначе осмыслить жизнь, но,

встречаясь и беседуя с ними, Савва не находил слов, чтобы понятно

рассказать себя, и люди уходили от него, унося впечатление темной

спутанности". Пожалуй, только Горький, которого Морозов любил

(познакомились они в конце 1900 г.), отвечал ему взаимной симпатией и

называл своим близким другом. Отношения же с А. П. Чеховым не сложились.

Писатель много раз встречался с ним, бывал в гостях в Покровском, в доме на

Спиридоновке, ездил с ним летом 1902 г. в пермское имение Морозовых

Всеволодо-Вильву, где Савва построил школу имени Чехова. Однако душевной

близости между ними не возникло, наоборот, однажды писатель язвительно

заметил: "Дай им волю, они купят всю интеллигенцию поштучно".

В разговоре с горьким Морозов однажды сказал, что есть люди, "очень

заинтересованные в том, чтоб я ушел или издох". Такая резкая оценка не была

лишена оснований. Чем больше он отрывался от своего круга, чем дальше

отходил от обычных купеческих "чудачеств", чем сильнее связывал себя с

людьми и делами, враждебными существовавшим порядкам, тем ощутимее было

недоброжелательное отношение к нему и со стороны властей, и со стороны

родственников.

С родней он сколько-нибудь тесных отношений не поддерживал. Некоторые

из родственников Саввы были довольно заметными фигурами и в деловой среде,

и вне ее. Сестра Юлия была замужем за председателем Московского биржевого

комитета, членом Государственного совета Г. А. Крестовниковым. В 1910 г.

они получили потомственное дворянство. Сестра Анна вышла замуж за историка

Г. Ф. Карпова, друга В. О. Ключевского. После смерти Карпова (1891 г.) в

Московском университете была учреждена на морозовские деньги премия его

имени, присуждавшаяся за лучшие исторические работы; его вдова стала

почетным членом Общества истории и древностей российских. Эта ветвь

морозовского рода тоже получила дворянство. Их старший сын А. Г. Карпов

стал крупным дельцом, "сподвижником" П. П. Рябушинского, входил в совет

Московского банка, был директором Товарищества Окуловских писчебумажных

фабрик и, естественно, пайщиком Морозовской мануфактуры. Его брат, Ф. Г.

Карпов, занимал директорский пост в Никольской мануфактуре.

Брат Саввы Сергей Тимофеевич, окончивший юридический факультет

Московского университета, "кандидат прав", активного участия в деловой

жизни не принимал, больше интересовался музыкой и изобразительным

искусством. Однако этот "ипохондрик", женатый на сестре министра А. В.

Кривошеина, основал в Москве музей кустарных промыслов, выстроил для него

специальное здание и передал Москве. В сентябре 1905 г. Сергей Тимофеевич

был избран (а по сути дела, назначен матерью) директором-распорядителем

Никольской мануфактуры.

К началу ХХ в. признанной главой морозовского рода была Мария Федоровна

Морозова, которая умерла в 1911 г. в возрасте 80 лет, скопив 30 млн.

рублей. Чрезвычайно набожная, она была окружена многочисленными

приживалками, не пользовалась электрическим освещением, не читала газет и

журналов, не интересовалась литературой, театром, музыкой, даже не решалась

"из боязни простуды мыться горячей водой с мылом, предпочитая всевозможные

одеколоны". Ей, представителю "темного царства", конечно, были чужды и

окружение старшего сына и его духовный мир. Однако довольно долго она

мирилась с этим: во-первых, Савву практически некем было заменить (его

деловые качества были вне конкуренции), во-вторых, отстранить его от

управления нельзя без нежелательной публичной огласки. Учитывая косвенные

свидетельства, можно заключить, что не раз она, должно быть, пыталась на-

ставить своего сына на путь истинный. Общение с "неблагонадежными" и вообще

интерес Саввы к политическим и социальным вопросам были особенно неприятны

набожной старухе. В конце концов между ними произошел полный разрыв.

9 января 1905 г. Морозов вместе с Горьким был очевидцем "кровавого

воскресенья" в Петербурге и не мог оставаться безучастным. Он посетил

председателя Комитета министров, который так описал этот визит: "Я его

принял, и он мне начал говорить самые крайние речи о необходимости

покончить с самодержавием, об установке парламентарной системы со всеобщими

прямыми и прочими выборами, о том, что так жить нельзя далее, и т. д.". Эти

речи, разумеется, не слишком взволновали Витте.

Голос гражданской совести настойчиво внушал фабриканту Морозову: пора

ему определить свое политическое кредо в надвинувшихся на Россию грозных

событиях. Пора заявить о своей позиции известного в стране общественного

деятеля не в доверительной беседе с Витте, ни в дружеских беседах с

Горьким... Выступать надо было с трибуны. Вернувшись в Москву, Морозов на

несколько дней уединился в своем особняке, составляя программу неотложных

социальных и политических реформ. Этот документ заслуживает того, чтобы на

нем остановиться подробнее. "В числе событий, переживаемых Россией за

последнее время, - говорится в нем, - наибольшее внимание общества

привлекли к себе возникшие в январе повсеместные забастовки рабочих,

сопровождающиеся серьезными народными волнениями... Обращаясь к

исследованию причин последних забастовок, мы наталкиваемся на то в высшей

степени характерное явление, что рабочие, приостановив работу под предлогом

различных недовольств экономического свойства, объединяются затем в группы

вне пределов фабрик и предъявляют целый ряд других, но уже политических

требований". Продолжая анализ, Морозов пишет: "Действительно - отсутствие в

стране прочного закона, опека бюрократии, распространенная на все области

русской жизни, выработка законов в мертвых канцеляриях, далеких от всего

того, что происходит в жизни,.. невежество народа, усиленно охраняемые теми

препятствиями, коими обставлено открытие школ, библиотек, читален, словом

всего, что могло бы поднять культурное развитие народа, худшее положение, в

котором находится народ сравнительно с другими перед судом и властью, - все

это задерживает развитие хозяйственной жизни в стране и порождает в народе

глухой протест против того, что его гнетет и давит".

Далее выдвигались конкретные предложения:

"Во-первых. Установить равноправность всех и всякого перед прочным

законом, сила и святость которого не могла бы быть никем и ничем

поколеблена.

Во-вторых. Полная неприкосновенность личности и жилища должна быть

обеспечена всем русским гражданам.

В-третьих. Необходима свобода слова и печати, так как лишь при этом

условии возможны: выяснение рабочих нужд, улучшение быта и правильный

успешный рост промышленности и народного благосостояния.

В-четвертых. Необходимо введение всеобщего обязательного школьного

обучения с расширением программы существующих народных школ и установлением

упрощенного порядка для открытия всяких учебных заведений, библиотек,

читален, просветительных учреждений и обществ...

Страницы: 1, 2, 3