художника, так как именно "в лето 6868 (1360) прииде из Кыева на Москву

преосвященный митрополит Алексей". В этот же год митрополит Алексей положил

основание подмосковному Спасскому монастырю, где Рублеву суждено будет

монашествовать, писать иконы и фрески, умереть и здесь же быть погребенным.

В 1360 году на Руси неспокойно, и это неспокойствие происходит по

случаю «замятни» беспорядков в Золотой Орде. Ханы воюют между собой за

право первенства в ордынском царстве. Смена «царей» порождает княжеские

смуты на Руси, ибо великокняжеский титул и с ним право владения престольиым

городом Владимиром князья Северо-Восточной Руси должны каждый раз заново

получать у недолговечных ордынских властителей. Весной того же года "прииде

на царство Волжское некий царь с востока именем Хидырь, седе на царство и

дасть княжение великое князю Дмитрию Констянтиновичу Суздальскому... ни по

отчине, ни по дедине...". Это событие предвещает войну суздальцев с юным

московским князем Дмитрием Ивановичем, имеющим родовое право на великое

княжение. Люди ждут бедствий и разорений, которыми всегда сопровождаются

усобицы. Дважды за этот год летописец отмечает небесные явления. Ранней

весной "огнены зари явишася от востока, ходяши чрез небо к западу". А перед

этим, в декабре, вспоминает книжник, воспитанный на символическом

толковании разных природных явлений, был другой недобрый знак — луна

соделалась "аки темною кровью покровена на чистом небе"...

Нелегкий год для рождения великого русского художника избрали

позднейшие исследователи. Но не меньше ли скорбели бы и тревожились

родители за судьбу беззащитного, крохотного существа, появись он на свет

несколькими годами раньше? Однако и в 1350-х годах при благополучных

отношениях русских «с добрым царем Чжанибеком» великая была «истома» от

законных и самозваных ордынских «послов» и внутренних неустроений...

В 1361 году записано в летописях: "Велика замятня в Орде!". Хан убит

своим сыном, который на четвертый день после убийства «сел на царство», а

на седьмой день его царствования военачальник Мамай поднял мятеж и ушел

едва ли не со всей Ордой за Волгу. Появился самозванец именем Кальдибек,

выдававший себя за сына царя Чжанибека. В ордынских улусах начался страшный

голод. Русские князья, бывшие в Орде по вызову тамошних властителей,

ограблены и едва успели бежать на Русь. На следующий год московскому князю

Дмитрию удалось получить Владимирское великое княжение, но, чтобы вступить

во Владимир, ему пришлось готовиться к войне с суздальцами.

В 1362 году в местах, где жили родители Рублева, шла подготовка к

военным действиям. Московское войско подступило к Переславлю, а затем ко

Владимиру. К счастью, на этот раз усобица кончилась без кровопролития —

Дмитрий Константинович, не приняв боя, оста вил столицу и отошел к Суздалю.

После двухлетних тревог наступило время относительно спокойное, но в

1364 году разразилась страшная беда — в Нижнем Новгороде, а потом в

Переславле, Коломне и на Москве началась чума. «Прииде сея казнь, — с

чувством скорби повествует летопись, — и такое множество было мертвых, что

не успевали живые погребать их», «был мор велик и страшен, везде бо мертвии

в градах и в селах, в домах и у церквей. И туга и скорбь и плачь неутишим,

мало было живых, но вси мертвии... дворы многи пусты быша, а в иных один

остался или два, ли женеск пол, ли мужеск, или отроча мало...»

Какая сила сохранила тогда «малое отроча» — будущую славу русской

культуры? Миновала ли смертная язва его родной дом, или малым ребенком

пережил он смерть близких, нам уже никогда не узнать. Из летописей известно

только, что в следующем, 1365 году в сильную засуху сгорела дотла вся

Москва, за два часа «погоре весь город — без остатка», а наступившее лето

1366-е отмечено еще одним великим мором — чумой "во граде Москве и во всех

пределах его".

В конце IЗб0-х — начале 1379-х годов резко обострились давние

враждебные отношения Московского и Тверского княжеств. Кровопролитные

распри сопровождались разорениями, пожарами городов и сел, убийствами,

захватом в полон мирных жителей. Взаимные обиды были столь велики, что эта

междоусобица отмечена редкой жестокостью.

В начале зимы 1368 года в сторону московских владений двинулись ратью

объединенные войска всех литовских князей: «Ольгерд собра силу многу и

приде к Москве в силе тяжце», ибо к нему присоединились тверские и

смоленские полки.

Перейдя московский рубеж — границы княжества, «нача воевати порубежные

места, жещи и грабити, а люди сещи». За этими скупыми словами летописи

открывается картина великих страданий беззащитного населения сел и

маленьких городков — холодная зима, ограбленные и сожженные жилища,

изрубленные тела людей. Местные князья с малыми своими силами не могли

остановить огромное войско, но решительно выходили на битву. Литовцы

разбили на реке Тростне московский сторожевой полк, уничтожив почти все

войско. Ольгерд, не встречая уже никакого сопротивления, устремился к

Москве и осадил город.

После безуспешной трехдневной осады литовцы и союзные с ними русские

войска отступили от Москвы, предав огню посад и множество подмосковных сел,

пограбив монастыри и церкви. Подмосковное население или без жалостно

убивалось, или уводилось в плен. Правда, из сообщений летописи можно

понять, что многие жители успели разбежаться, но их имущество, дома — все

погибло. Это было разорение, подобного которому Московское княжество, по

словам летописца, не знало сорок один год, со времени последнего крупного

нашествия Орды в 1327 году.

Ответный поход москвичей на Тверь был не менее жесток и разорителен.

Не один год длилась война двух княжеств. Временные затишья лишь

подтверждали слова древнего летописца: «Мир стоит до рати, а рать до мира».

А поскольку «война без падших мертвых не бывает», братья по крови и вере

убивали друг друга, и невозможно было вырваться из кольца взаимных обид. Но

тем трагичней сознавались братоубийство и разделенность русских людей.

Жизнь открывалась перед ребенком во всей своей тяготе. Одной из

первых, непреложных реальностей была смерть. Моровые язвы и едва ли не

ежегодные войны научили понимать, «каков есть мрак тени смертной». Сама

действительность с ее неприкрытой и неприкрашенной данностью смерти не

могла не приводить к мысли о непрочности земного бытия, о тленности тех

нитей, из которых соткана ткань жизни...

Чтобы понять тогдашнее отношение к "общедательному долгу" смерти,

современному человеку нужно проделать некоторую мысленную «реставрацию»,

соотносящую жизнь и мировоззрение людей тех времен. Древние жития нередко

пишут об удивительных изменениях во взглядах взрослого человека,

пережившего смерть близких и утвердившегося в мысли о тщете земной жизни.

«Скоропадущая плоть наша, — сказано в «Изборнике», известном на Руси с

ХI века, ибо сегодня еще растем, а завтра гнием», В том же сборнике,

продолжая мысль о краткости земного поприща человека, книжник призывает:

«Смерть поминай всегда, да та память научит тя паче всех, како жить в малом

сем времени...» Сделайся с людьми кротким, голодного накорми, жаждущего

напои, находящегося в темнице посети, видишь беду человеческую –

посочувствуй.

С детских лет чуткая н внимательная душа мальчика видела и другую

сторону — человеческое добро и самоотверженность: терпение в скорбях,

созидательный труд, которые противостояли хаосу и разрушению. Вставали из

пепла города и села. Москва строила впервые каменные стены Кремля. Люди

помогали находившимся в болезни и немощи. Кто-то воспитывал многочисленных

сирот. И как верный знак того, что дух народа, его нравственная сила не

сломлены, живут и живут "не единым только хлебом", — созидались все новые и

новые церкви. Летописи тех лет упоминают лишь каменные строения как

наиболее заметные сооружения в деревянной тогдашней Руси. Но и эти

упоминания встречаются не однажды за год.

В 1365 году "Алексей, митрополит всея Руси, заложи церковь камену на

Москве бывшие чюдо в Хонех архангела Михаила, того же лето и кончана

бысть". Церковь, ставшая впоследствии собором кремлевского Чудова

монастыря, столь известного в истории нашей страны, привлекала к себе

всеобщее внимание не только красотой белокаменной постройки, иконами лучших

художников.

Среди преданий, записанных под 6 сентября в древних Прологах — книгах

для каждодневного чтения, есть рассказ многовековой давности о чуде,

случившемся в Малой Азии. В местности, называемой Хони, существовала

небольшая церковь, посвященная архангелу Михаилу.

В кремлевской церкви, посвященной «чуду в Хонех», рано или поздно

увидел Рублев большую храмовую икону с изображением этого предания:

крылатый архангел, который ударом жезла в землю отводит низвергающийся с

горы поток, направленный врагами христиан — язычниками в сторону одноглавой

церкви, напоминающей тогдашние русские белокаменные храмы.

Как многозначительное событие воспринято было на Руси освящение

московским митрополитом этого храма. Маленьким мальчиком мог слышать Рублев

разговоры взрослых о торжественном основании Чудовской церкви. Эти толки и

составляли насущные, живые веяния и интересы его современников. Древние

представления стано- вились способом осмысления сегодняшних и грядущих

событий. Издавна почитался на Руси архангел Михаил как «страж града»,

покровитель воинства и военачальников — князей, как защитник живых и

мертвых от злых, дьявольских сил. Потому именно и стояли у княжеских

дворов, в кремлях Твери, Нижнего Новгорода и Москвы архангельские соборы.

Построение в сердце тогдашней Москвы, в ее крепости, где жили великий

князь и московский и всея Руси митрополит, еще одной церкви в честь

архангела Михаила напоминало о том, что этот воевода небесных воинств

выступает хранителем от насилия иноверных. Сооружение Чудовской церкви

выражало надежду на его предстательство за русский народ перед лицом

насилия со стороны иноверцев. Из летописей видно, каким насущным уже в 1360-

е годы становилось неприятие иноверкой власти, как власти зла, как

постепенно делаются шаги для будущего благословения на борьбу с игом

иноверного народа. Осмысляя эту сторону национального движения, тогдашние

книжники не ограничиваются сведениями о случившемся на Руси. В поле их

внимания происходившее в далеких странах — на Кипре, в Египте, на Синае, но

волнующе близкое, ибо и там совершалось поругание и насилие над

порабощенными христианскими на родами. Московский летописец повествует об

этих жестоких гонениях.

А в тот, 1366 год на Руси узнали, что страдающие за принадлежность к

своим убеждениям и отеческим традициям христиане северной Африки и

Палестины не остались без помощи, которая пришла от Византии. Император

Иоанн отправил особое посольство с обещанием крупного выкупа при условии

прекращения гонений.

Интерес к событиям в далеких странах не был чем-то случайным, издревле

Русь осознавала себя и была частью того целого, которое называлось

православным Востоком и охватывало огромные территории от Африки и

Палестины до северных новгородских владений, включая в себя разные народы —

греков, грузин, румын, сербов, болгар, русских. Пройдет совсем немного лет

после описываемых нами событий, и обостренное переживание этого единства

станет определяющим свойством русской культуры, свойством, которое Рублеву

предстоит пережить и в своем творчестве переосмыслить.

Нельзя забывать, если мы задались целью по возможности восстановить

живую жизнь рублевской эпохи, о том, что перед изучающим далекое прошлое

историком открывается широчайший горизонт времен и событий. Он видит жизнь

прошедших поколений как бы с огромной высоты. Ему всего заметней движения,

особенно главнейшие, ибо с такой высоты «динамика» событий легче

воспринимается, чем «статика», — то, что устоялось давно и традиционно

существует. Современник же изучаемой эпохи знает и меньше и больше своего

историка. Он живет продолжением прошлого — настоящим, мало ведая о будущем.

Мир «статики» не менее решительно лепит сознание входящего в жизнь

человека, чем события, которыми встречает его современность. Традиции

созидают человека по мерке и образцу его предков, делая его не только

современником своей эпохи, но и клеточкой древнего живого тела — народа с

его вековыми обычаями и свычаями.

Читая летописи, трудно представить себе человека тех времен вне

трагического мироощущения, напряженных, суровых переживаний. Тихий свет,

ясный созерцательный покой творений Рублева — современника этих событий —

заставляют очень серьезно задуматься о том, как непросто бывает соотношение

искусства и действительности.

Конечно, могли быть и бывали исключения, но в культуре, где огромную

роль играли предание и традиция, где одной из основных добродетелей и

обязанностей было послушание родителям, это обобщение обладало большой

долей вероятности. Следуя ему, мы тоже можем предположить, что личными

своими качествами Рублев во многом обязан отчему дому. Тихим, скромным и

незлобивым человеком, предельно искренним в своих убеждениях, рисует

"преподобного" Андрея предание. Этот же образ складывается при восприятии

его произведений. Темперамент художника тих и созерцателен, отношение его к

человеку мягко и любовно. Безусловно, многое было взращено в себе Рубленым

в течение всей жизни. Но основанием не могли не быть те свойства, которые

вложены в него простыми русскими людьми — неведомой по имени матерью и

неведомым отцом, которого, возможно, звали Иваном...

До наших дней дошло древнее исчисление человеческого возраста, когда

первые три его периода считаются отрезками времени по семь лет. Достигши

семилетнего возраста, ребенок становится на следующее семилетие отроком,

потом — еще на одну седмицу годов — юношей. Отрочество — время первых

трудов, обучения и все более и более сознательного приобщения к том

ценностям, которыми живет общество взрослых людей. В это же время обычно

происходит выявление способностей человека, поворот интересов к будущему

роду занятий.

Этого отсчета на седмицы лет придерживались и в древней Руси. Правда,

при попытке представить себе, как проходило отрочество Рублева, следует

сделать одну существенную оговорку. Суровая жизнь тех времен не допускала,

чтобы детские и отроческие годы затягивались в счастливой беззаботности.

Человек взрослел много раньше, чем в более благополучные и благоустроенные

эпохи. Древнерусские летописи повествуют о совсем юных князьях, в

шестнадцать лет уже мужественных в сражениях. В монастырях тех лет нередко

прислушивались к советам опытных «старцев», коим не исполнилось и тридцати

лет. Житийная русская литература знает свидетельства о сознательном

вступления на иноческий путь двенадцатилетних отроков. И само общенародное

воззрение на жизнь учило не бояться с ранних лет испытаний и тягот, не

терять в суровом жизненном сражении ни единого мига, ибо он может оказаться

последним. Не считалось дурным и приобщение детей к труду вместе со

взрослыми. Нелегкая работа ради насущного хлеба рано становилась уделом

ребенка из крестьянской и ремесленной среды. Достаток простого человека тех

времен не был велик. Разоряли междоусобные войны, частые пожары, эпидемии.

А плоды нелегкого труда и дары благодатной и богатой природы в значительной

своей части шли на ясак — изнурительную дань Орде. В иные годы эта дань

была почти непосильной. "Того же лета, отмечал время от времени летописец,

Страницы: 1, 2, 3, 4